Василина Орлова - Квартет
Вот стала уже профессором, писала книги о поэтах третьего ряда серебряного века, плохие учебники. Читала лекции, студенты не готовились к ее зачетам. Выступала на конференциях и вечерах, в общем, вела жизнь не такую уж неуютную, как могло казаться мне, глядящей со стороны, совсем извне, из другого.
Еще одна гостья, Гюнель, крепкая и совсем, кажется, молодая, хотя у нее уже завелись внуки, поправляет на широких, но округлых плечах вышитую ярким зеленым и синим бисером шаль, качает золотыми серьгами, сияет спелыми губами и говорит:
— Главное в жизни женщины — семья и дети. Вот отрожалась, вырастила детей — и можно заняться делом.
— А вы — каким? — спросила я.
— Я — нефтью, — скромно, коротко, даже кротко ответила она и улыбнулась.
В черных глазах — именно так, не карих, черных — блеснуло. Кажется, ее позабавил мой вопрос.
Еще была большая черноволосая, с густо нарисованными бровями переводчица, Аэлита — почему у артистических женщин, поэтесс, литературоведок и музыкантш, такие необычные имена?
И юная, длинноногая, тонкая красавица с прямым носом, веками, обсыпанными серым порошком, с бешеным маникюром и покрашенными в нереальный серо-голубой волосами. Космическая девушка, ошеломительно современная. Вот у кого губы накрашены помадой совсем другого розового оттенка, да еще и не помадой в пластмассовом футляре, но особой штукой — продолговатая прозрачная коробочка, из которой вынимаешь кисточку.
Была ли Лиза такой? Будет ли эта фея такой, как Лиза?
А я?
Сверкающие бокалы, прихотливо свернутые салфетки, ряд ножей справа, разнокалиберных вилок слева.
«Здравствуй, Алексей!
27.10.02 г.
Весь мир был буквально захвачен событиями, произошедшими в Москве. Я сейчас нахожусь в Карачаево-Черкесской Республике рядом со станицей Кардоникская. Живем в полевых условиях, поэтому телевизор у нас не у каждого поставлен в палатке. Приходилось бегать в соседние, чтобы узнать о последних новостях. Какое-то время мы все в России жили этими новостями, то и дело задавали себе и каждому вопросы: как это случилось? Почему? Сколько заложников? А террористов? Как же обойтись без жертв? Насколько оправдает себя взятие здания штурмом? Когда же это закончится? Каков итог всех событий? Можно было бы вопросы продолжать до конца листа.
Очень хотелось бы, чтобы такое не повторялось. Все-таки чувствуется, что исламское влияние в мире очень велико, так как происходят подобные вещи. Буквально год назад торговый центр в США, и вот теперь нечто подобное происходит и в нашей стране, в столице. Интересно, а что мы предпримем в таком случае, если американцы объявили исламскому терроризму войну».
— В Советском Союзе было главное, чего нет сейчас, — говорил восточный поэт, сидя во главе стола, и подсолнух кивал ему, а остальные внимали без движения. — Общее информационное пространство. Мы переводили вас, вы — нас. Тюркский язык и есть мировой язык, тут правильно сказала Аэлита. Но в контекст общемировой культуры мы входили все-таки через русский язык! И преемственность культурной традиции не должна прерваться.
Я рассматривала герб на тарелках, неуловимо напоминающий элементы орнамента на ковре, что висел на стене. Космическая девушка сидела рядом и позвякивала вилкой и ножом, разрезая причудливую тюркскую снедь.
И образ тревожной русской женщины в облезших мехах, и лукавой сияющей суламиты, что «отрожалась» и занимается нефтью, — и Константин.
Серая громада старинного храма, без росписей, что делает его безличным, индустриальным, грозным, неприютным. Кажется, дьячок-чтец, который шепелявит, и гундосящий батюшка, и хор неблагозвучных голосов, возносящих молитву, — постороннее, мелкое и случайное в храме.
И прихожанки в пальто с облезлыми воротниками, в беретах, и прихожане со спутанными бородами, и несколько освещенных теплым сиянием свечей открытых, круглых, румяных детских личиков — все исчезнет точно так же, как поколения молящихся, минует почти бесследно.
Парень в черной куртке-бомбере пировал в полупустом вагоне метро. Его ужин был незамысловат и словно списан с рекламного ролика: вылущил чипсы из пакетика, глотнул пепси, обстоятельно закрыл бутылку, картинным жестом, словно оружие, развернул шоколадку «Баунти» и заточил ее, погрузившись с головой в «Спорт-экспресс». Под бомбером проглядывала черная майка с оранжевой надписью «goth.ru». Что будет, если сейчас кликнуть на этот баннер, проползла мысль, — расслабленно, медленно, как поезд дальнего следования на подступах к столице.
Рядом читали роман «Эксклюзивный мачо», через двери кемарил старик в обтрепанной куртке, сбитых башмаках, словно позаимствованных из постановки пьесы Горького «На дне», и в черной трикотажной шапке петушком, надвинутой на самые глаза.
В вагоне колыхались запахи прелой человеческой плоти, мочи, они смешивались с ароматом дорогих тонких духов, от чего было тошно вдвойне.
Парень управился с «райским наслаждением»; не отрываясь от газеты, кинул в огромный красный рот пару подушечек жвачки и задвигал челюстями с сосредоточенным видом.
Синаксарь: Христос, «отойдя на вержение камня (Лк. 22: 41), помолился три раза, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя (Мф. 26: 42). И еще: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26: 39). Это говорил Он и по человеческой природе, и вместе с тем искусно обходя диавола, чтобы тот, считая и Его (простым) человеком из-за того, что Он может бояться смерти, не остановил (совершающегося) на кресте таинства».
Ксанфопул полагает, значит, что эта фраза до некоторой степени была уловкой… Ведь остановить совершающееся — значило помешать искуплению.
Редакция крупной газеты уязвила мое бедное хромоногое воображение. На диване под огромным клетчатым пледом лежал выпускающий редактор и ответственный секретарь, един в двух лицах, мужик лет сорока, со светлыми длинными волосами и в рубашке, верхние две пуговицы которой были расстегнуты. Вокруг него сидели девицы разного возраста. Пушистая в голубом свитере, стриженая, в короткой юбке с массивным золотистым сердечком на шее, рыжая, нога на ногу, ела салат из пластикового корытца. Выпускающий редактор и ответственный секретарь скучали. На столе стояли рюмки. Они поднимались и ставились уже множество раз, судя по обилию красных липких окружностей на оргстекле.
— У меня такая политика: хочешь не работать — не работай, хочешь выпить — выпей.
Одна из девушек, косоватенькая, но с тугой молочной кожей, меланхолично тянула тонкую сигаретку, две другие попеременно начинали хихикать. На стене висел плакат «Никогда не сдавайся!», лягушка, наполовину заглоченная аистом, сжимает лапами длинную тонкую шею птицы, а также «Лист гнева» со взбесившимся слоном — «в случае припадка ярости смять и швырнуть в угол». От этих устаревших еще лет семь назад шуток веяло таким пожелтелым вчерашним, что казалось, будто вся комната наполнена мутной жидкостью, где колыхались медленные водоросли девичьих волос и плавал дохлый кальмар сигаретного дыма. В углу маленькой комнатушки, в которой тем не менее помещалось три компьютера, торчала, несмотря на начало весны, искусственная елка, тускло отсвечивая запыленным красным шаром, и шевелюра мишуры колыхалась на сквозняке.
За революционные шалости выгнаны шесть семинаристов. Они распечатали на принтере самопальную листовку «Революционная партия нашего монастыря». Так и не восстановлены. Отец Иоанн сказал:
— Все же наместник прав, Сталин тоже вышел из семинарии. Шутки шутками.
Надежда удивлялась:
— А чего они не хотят прощения попросить? Посмиряться, между прочим, полезно.
— Ну, я им говорю, вы через время сами на все по-другому посмотрите. Нет, никто не хочет.
На сайт каждый день идут новые материалы. «Предстоятель Украинской Православной Церкви утвердил новый чин о недужных — вич-инфицированных», «Введенский храм в селе Братки заново отстроен на деньги жертвователя, бизнесмена», «По благословению епископа, в Буденновске состоялась пресс-конференция на тему». Что-то из всего разнотравья — проредить, что-то поправить, а что-то переписать.
Заходил Григорий, говорил Надежде:
— Понравился мне фильм, что ты давала. Смешной такой. Глупый.
— Как — глупый? — обескуражена она.
«Ставропольская духовная семинария: из ее стен вышли несколько тысяч священнослужителей, несколько десятков иерархов и девять святых новомучеников и исповедников». Новомучеников готовят. На фотографии вытянутые и круглые юношеские лица, румяные и бледные, с оттопыренными ушами и торчащими хохолками чубов. Так кто из вас будущий исповедник?
