KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Прийя Базил - Имбирь и мускат

Прийя Базил - Имбирь и мускат

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Прийя Базил, "Имбирь и мускат" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Болеутоляющее можно будет принять через час, — сказала Найна.

— Не строй из себя врача! — отмахнулась Сарна. — От одного часа ничего не изменится.

— Изменится.

— Ох, ты, видно, хочешь, чтоб я страдала!

Найна уже привыкла к шантажу. Обычно она не обращала внимания на подобные слова, но сегодня они привели ее в ярость. Она вскочила и закричала:

— Как ты можешь так говорить? Неужели ты думаешь, что я хочу причинить тебе боль? Для этого ты каждый раз умоляешь меня приехать — чтобы от моей заботы тебе стало хуже?!

Удивленная смелым выпадом, Сарна предостерегающе подняла руку.

— По-твоему, я неделями сплю на жестком полу, подтираю за тобой кровь и дерьмо, купаю, одеваю, кормлю, чтобы ты страдала?

— Ах, помолчи! — Громкий голос Найны бередил ее рану: каждое слово точно кинжал.

— Я за тобой ухаживаю, как мать за больным ребенком!

Сарна поморщилась. Она не знала, чего ей больше хочется: закричать или расплакаться.

— Хватит. Негоже так разговаривать, — проговорила она.

Найна упала на колени и закрыла лицо руками, словно молящийся в церкви, который пытается заключить со Всевышним последнюю сделку.

— Значит, я только на это и гожусь? Подтирать за тобой? Всю жизнь мне доставались жалкие обрезки, остатки тебя! Неужели я и дальше буду заботиться о твоем больном дряхлом теле? Любить сухое затвердевшее сердце? Выслушивать жестокие слова?

Лицо Сарны по-прежнему искажала гримаса боли.

— Мама, почему ты не скажешь, что я твоя дочь? Прошу! Пожалуйста, скажи, скажи!

Сарна закрыла глаза, слезы заструились по ее щекам.

— Я всегда мечтала услышать от тебя только эти слова, больше ничего! Пожалуйста, произнеси их хотя бы раз!!! Позволь мне одну секунду побыть твоей дочерью. Понять, каково это. Я больше ни о чем не прошу!

Сарна посмотрела прямо на Найну. Сквозь боль, усталость и печаль она прошептала:

— Да, бети. Да, ты моя дочь.

Мир не переменился от этих слов. Сердце Найны не взорвалось радостью, у нее не выросли крылья. Казалось, все замерло: шторы, только что трепетавшие на легком сквозняке, застыли в воздухе. И две женщины, которые всю жизнь томились от любви друг к другу, тоже оцепенели. Ни одна из них не протянула руку для объятия. Мать и дочь лишь склонили головы и молча проливали слезы — каждая оплакивала свое горе. Слова правды, каких бы титанических усилий они ни стоили, не всегда могут исправить положение. Перемена случится тогда, когда истиной начнут жить.


Утром Сарна стала жаловаться на усиливающуюся боль. Не ясно, что причиняло ей больше мук: последствия операции или ночного разговора. Наконец позвали врача, и тот сделал ей укол морфина.

— Не знаю, что это был за укол. Он не только избавил матушку от боли, но и стер ей память, — скажет Найна Оскару, когда вернется в Манчестер. Оскар предположит, что доктор вколол Сарне мементофин.

Пока Сарна поправлялась, они с Найной ни разу не заговаривали о случившемся. Однажды вечером, перед отъездом из Лондона, Найна снова подняла эту тему. Ей было неловко, но уж очень хотелось, чтобы кто-то еще стал свидетелем маминого признания. Та ночная беседа слишком походила на сон. Найна считала: если Сарна подтвердит свои слова перед Пьяри, то истина обретет более четкую форму. Однако даже исповедь перед всем миром не сделает из женщины мать. Отношения между людьми определяются лишь смыслом, который в них вкладывается, а отнюдь не словами.

— Мама, я… я хочу, чтобы ты рассказала Пьяри про меня, — попросила Найна. — Только ей, больше никому. Пожалуйста.

Сарна, полулежа на подушках в пестрых наволочках, непонимающе поглядела на Найну.

— Про то, что я твоя дочь.

— О чем это ты?!

Найна попятилась:

— Что?.. Мы же разговаривали с тобой, помнишь?

— Хаи! Да ты из ума выжила?! — Сарна положила руку на голову. — Какая чепуха! Не смей болтать такое на людях!

— Ты… ты же сама сказала. Призналась… — Найна умолкла, увидев гнев в ее глазах.

— Не могла я такого сказать! Это ложь. С чего ты взяла? Попридержи язык, не то опозоришь всю семью. — Сарна попыталась сесть, сморщилась от боли и осталась в прежнем положении.

— Не понимаю… — снова заговорила Найна. — Ты ведь прекрасно знаешь и сама сказала…

— Ты не понимаешь?! Ха! — перебила ее мать. — О Руба! Это я ничего не понимаю! Ты всегда была моей сестрой, а теперь вдруг захотела стать дочерью? Конечно, я обращалась с тобой по-матерински, ты хорошая и добрая. Вахегуру видит, ты зовешь меня мамой, но не могу же я от этого ею сделаться!

Найна пошатнулась и прислонилась к стене.

— Нельзя выбирать родителей. И прыгать с ветки на ветку по семейному древу тоже не годится, — продолжала Сарна.

— Матушка, — хрипло проговорила Найна. Ее словно резали на части, на дольки, как мандарин.

— Хватит мечтать! — Сарна отвернулась от плачущей Найны. — Не хочу больше это слышать! Я больна и не в состоянии понять твои странные выдумки. Мне очень плохо, Найна. Просто прекрати, хорошо?


Найна уехала наутро, поклявшись, что больше никогда не вернется. Поведение матери в последующие месяцы только укрепило ее решимость. Выздоровев, Сарна захотела восстановить и моральные позиции, ослабшие в ночь признания. Перемены заметила вся семья. Сарна стала самодовольнее и хвастливее, чем когда-либо, и при малейшем удобном случае нагло нахваливала себя.

Перед Найной она играла роль женщины, которая никогда не бросила бы свое дитя. Однажды она прочитала в газете историю о подкидыше и тут же позвонила Найне:

— Ты слышала? Какой ужас! Просто кошмар. Разве может мать сотворить такое с ребенком? Разве способна бросить его умирать? Это бесчеловечно. Хаи Руба, у меня сердце кровью обливается!

Так она говорила всякий раз, когда слышала истории о детях, осиротевших из-за войны, СПИДа или еще какой-нибудь катастрофы, которую можно было предотвратить.

— Хаи, Найна, хаи! — рыдала она в трубку. — Как это несправедливо, как нечестно! Бедные детки теперь остались совсем одни! Хаи Руба, где ты? Где Бог, я спрашиваю? Наш мир слишком жесток.

Сарна сообщила, что посылает деньги в детский фонд ЮНИСЕФ и в Африку, какому-то сироте.

— Я должна сделать все, что от меня зависит. Долг любой матери — помогать детям, собственным и чужим.

Найну глубоко ранило ее лицемерие. Впервые она не питала к Сарне никаких теплых чувств.

— Я не желаю быть ее сиделкой! — часто повторяла она Оскару, будто слова придавали ей смелости.

Четыре месяца спустя, когда Сарна слегла с отравлением, Найна впервые испытала свою волю.

— Бог знает чем она отравилась! Ела только свою стряпню, и вдруг такое. Не могла бы ты приехать на несколько дней? — спросил Карам по телефону.

Промучившись несколько часов, Найна перезвонила и сказала, что ей нужно было заранее предупредить на работе, и теперь ничего не получится. Потом две недели она страдала от чувства вины и почти не спала. Сарна, видимо, почувствовала, что ею пренебрегли, и в бесконечных телефонных тирадах сетовала на равнодушие близких.

Найна знала, что если не будет навешать Сарну, это не решит дело. Однако она была вынуждена заявить о своих переживаниях единственным известным ей способом — утаив чувства. Семейная любовь — даже когда ее испытывают на прочность, предают или отвечают на нее безразличием, — вероятно, самая постоянная и крепкая, ибо она неразрывно связана с обязательствами и тоской по ушедшему. Это вовсе не значит, что такую любовь легко выразить. Очень часто происходит наоборот, и лишь время показывает, сколь она долговечна.

33

Раджан сообщил родителям, что Пьяри разводится.

— Хаи! Хаи Руба, нет! — Сарна как подкошенная упала на новый кожаный диван в гостиной.

В тот же миг Карам вскочил, словно внутри его что-то взорвалось. Он только что сдвинул тюрбан, так что тот не покрывал головы, а сидел на макушке, как колпак повара. Теперь он зашатался, словно его тоже сразила печальная весть.

— Я знаю, вам тяжело это слышать, но учтите, Пьяри приходится не легче. Ей сейчас нужна наша поддержка и понимание. Нам надо крепиться, — сказал Раджан.

— Но… но… — Карам переступил с ноги на ногу, глубоко вздохнул и снова сел.

Тем временем Сарна продолжала извиваться и стонать на диване:

— Хаи Руба! Какая беда! Спаси нас, Вахегуру!

Раджан, сидевший в кресле, смотрел на родителей с укором. Неудивительно, что Пьяри ничего не хотела им рассказывать — трудно пережить развод, когда родные так сокрушаются. А он-то что здесь забыл? Почему ему всегда приходится сообщать дурные новости? Раджан чувствовал себя аварийным мастером, которого вызывают только в случае поломки.

— Для нас ничего не изменится, — попытался он успокоить родителей. — Пьяри останется в Лондоне с мальчиками, а Дживан — в Канаде. Они уже давно так живут.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*