Андрей Остальский - КонтрЭволюция
— Ну ладно, пора мне домой и на боковую, благо мы соседи, — сказал, поднимаясь, Гречихин. — Десять минут, и дома… Моя Луша уже беспокоится, поди. Я же ей сказал, я на пять минут. А она не понимает, что это я фигурально. Где пять, там и двадцать пять. Она-то у меня человек буквальный. Теперь ждем вас с Оленькой с ответным визитом, чайку попить.
И добавил, уже у двери:
— Завтра у меня как раз встреча с Генеральным. Так я ему, пожалуй, заодно расскажу про всю эту историю… про все это недоразумение. И про наши с тобой сегодняшние вечерние посиделки… Надеюсь, ты не возражаешь?
— Да нет, конечно, нет. Как можно! Мы же не вольные художники какие-нибудь, а партийные деятели, какие у нас могут быть секреты от Генерального секретаря?
— Ровным счетом никаких, — подвел черту Гречихин.
«И ведь и глазом не моргнет, когда такое говорит, — думал Фофанов. — Как, впрочем, и я … не мигаю».
И долго жал на прощание руку партийному инквизитору.
Теперь все зависело от того, как пройдет Международное совещание, — и судьба самого Фофанова, и, может быть, нечто гораздо большее.
Глава 12. Пробуждение боли
1
Как ему удалось уговорить Наташу пойти с ним в Кремль, во Дворец съездов, присутствовать на открытии Международного совещания, он и сам до конца не понял. Никогда в жизни не был он говоруном, болтуном, мастером разговорного жанра. Но на этот раз откуда только что взялось. Помогла бурлившая в нем сила — то темная, то светлая, поле энергетическое, менявшее свои полюса. Сила эта вела его, вдохновляла. И с огромной верой, с блестящими глазами он сочинял невероятные истории. Голос его взлетал то вверх, то опускался вниз до трагического шепота. «Да вы актер, а не сантехник», — говорила Наталья, скептически усмехаясь. Но постепенно сдавалась под его напором.
Суть его страстного фантастического рассказа, в который он уже и сам, кажется, поверил, сводилась к тому, что дорога во ВТЭК лежит через Кремль. Там они встретятся с влиятельными людьми, которые помогут им решить проблему. Поверить самому было легко, потому что это отчасти была правда! И на самом деле положительное решение ВТЭК было ему твердо обещано при условии, что он приведет Пушистую на совещание, усадит в первом ряду, между болгарами и венграми, а потом подведет ее к Фофанову в Зале отдыха. Очень важно его реакцию проверить. Но это уже не его забота — наблюдать реакцию. От него требуется только доставить объект куда надо, усадить его вовремя на определенное место, а потом, опять же в назначенный час, переместить в точку непосредственного контакта с Фофановым. И все.
Если все пройдет по плану, то будет и решение ВТЭК, и даже, возможно, студия. Ну, не в Москве, наверно. И, может быть, не в Рязани. Подальше. Почему-то называли Владивосток.
Он был согласен на Владивосток. Только он должен будет Пушистую туда сопроводить. Сопроводить? Ну да… Ах вот до чего дело дошло… Ну, ты даешь, Софроныч… Ну ладно, валяй, сопровождай, коли так… только дело сделай сначала…
Он рисовал Наталье всякие радужные перспективы. И вообще, разве не интересно побывать на таком Международном совещании? На всяких легендарных деятелей посмотреть с близкого расстояния? У него блат, их в первый ряд обещали посадить. До конца при этом высиживать совсем не обязательно. Можно уйти в любой удобный момент. А какие там пирожки в буфете! Уникальные. И сервелат свежайший, прямо с Микояновского комбината, такого и в «Елисеевском» не бывает!
Впрочем, в перерыве их обещали проводить в Зал отдыха Политбюро за кулисами. А уж там такая скатерть-самобранка накрыта, такое изобилие и изощрение, даже представить себе трудно. Тут уж все пирожочки и сосисочки микояновские бледнеют вообще! А торты, а конфеты…
Только конфет не надо, морщилась Наталья. Можно как-нибудь без конфет? Конфеты совсем не обязательны, уверял Софрончук.
И все-таки до последнего момента она колебалась. Говорила: «Ох уж эти сантехнические штучки, из Дзержинского района которые…» Софрончук нервничал изрядно. Входя в Кремль, она оглядывалась, смотрела по сторонам, ей было интересно, история все-таки. Но бесконечные проверки ее раздражали. И перед самым входом во Дворец съездов она опять засомневалась. «Ну что, силой, что ли, ее вталкивать?» — в отчаянии думал Софрончук. Но — велик Аллах! — все же не сбежала. Махнула рукой, что-то такое еле слышное себе под нос произнесла, что-то нелестное, политически неправильное… Но вошла в итоге в подъезд. А там уже поток ее понес.
И вот — невероятно, но факт! Наталья водружена на назначенное ей место в первом ряду. Венгры и болгары косятся с удивлением — кто это может быть такая? Что за деятельница международного коммунистического движения? Уж больно хороша. Подозрительно…
Настал момент, когда все в зале встали. На сцену гуськом выходил только что избранный президиум в составе Политбюро ЦК КПСС и глав делегаций.
Президиум получился довольно многочисленный, рассаживаться пришлось в несколько рядов, но в первом, главном, в самом центре, рядом с самим Генеральным секретарем, оказался товарищ Фофанов, Григорий Ильич. Увидев его там, Софрончук содрогнулся. На секунду засомневался. Подумал: «Что же мы творим такое? На что замахиваемся? Если что — не сносить головы! Посадят надолго. А того и гляди — пожалуй, что и шлепнут… С них станется… в кислоте растворят». Софрончук обернулся на Наталью — наглядеться, чтобы было что вспоминать перед казнью.
А потом Софрончук вдруг каким-то внутренним чувством угадал, что еще кто-то пристально смотрит на Наташу. Повернулся — так и есть: Фофанов ее заметил из президиума. Смотрит не отрываясь. И как-то странно смотрит. Многие на нее глазели вокруг, но это был совершенно особый взгляд. Тяжелый. Даже страшный почему-то.
Вдруг Фофанов заерзал как-то странно. Накренился влево. («Плохо ему, что ли?» — подумал Софрончук.) А потом резко встал и пошел со сцены прочь, за кулисы. Это было невероятно! Из президиума не выходят — ни при каких обстоятельствах. Ни за что и никогда. Хоть инфаркт у тебя, хоть инсульт. Хоть недержание. А что, был же такой случай: один из престарелых членов ПБ, больной насквозь, с никудышной уже предстательной железой и с Альцгеймером, описался в президиуме. Вот такая была школа — маразм не маразм, предстательная не предстательная, а сиди и не рыпайся. И все его поняли вокруг. И даже оценили. И терпели, делали вид, что все нормально. Хотя лужа под ногами расплывалась. Но все равно — пусть так, но из президиума раньше времени — ни-ни!
А тут вдруг такой скандал с Фофановым. Правда, строго говоря, совещание еще не началось. Еще не все члены президиума по местам расселись. Еще кто-то только вышел на сцену. Но все равно — по залу побежал ропот. Что происходит, вообще?
Впрочем, Фофанов отсутствовал совсем недолго. Буквально через двадцать секунд вернулся и сел на свое место. Генеральный слегка качнул головой в его сторону. Наверно, это был немой, тайный вопрос: все ли в порядке. Фофанов еле заметно кивнул. Зал успокоился. О странном эпизоде можно было забыть. Ничего страшного, в конце концов, не случилось. Приличия и протокол если и нарушены, то самым незначительным образом.
Софрончук покосился на Наталью. Она вроде бы ничего не заметила. С любопытством осматривалась по сторонам. К тому же к ней уже приставал какой-то смуглый, высокий и спортивный венгр, заведующий их отделом пропаганды, кажется. А она ему даже слегка улыбалась. Софрончук смотрел на венгра с ненавистью и строил сказочные планы, как он организовывает ему автомобильную катастрофу. Такую, чтобы наверняка…
2
Конечно, Софрончук не знал, что происходило с Фофановым. А тому действительно в первый момент стало дурно. Увидев Наталью в первом ряду, решил, что окончательно сошел с ума. Ведь этого никак не могло быть. Так что он решил выйти. Раз сумасшедший, то что с тебя взять?
Встал и, не обращая внимания на удивленные лица вокруг, пошел за кулисы, намереваясь пройти через Зал отдыха в туалет, где предполагал облить голову холодной водой. А потом вернуться и проверить, есть ли видение в зале или исчезло.
Но в Зале отдыха его ждал еще один невероятный сюрприз. Там, перегораживая ему дорогу к выходу и к туалету, стоял Попов и разговаривал почему-то с Буней, который весело и угодливо чему-то смеялся, наверно, казарменным поповским шуточкам. Проблема была в том, что Фофанов только что видел того же Попова, усаживающегося рядом с собой в президиум совещания.
Безумие подтверждалось, и это странным образом успокоило Фофанова. В конце концов, на галлюцинации можно не обращать внимания. Ни на раздвоение Попова, ни на появление двойника Натальи Шониной в первом ряду Международного совещания.
И он даже помахал призраку Попова рукой, повернулся и пошел назад в президиум. Успел вовремя. Генеральный тут же встал, объявил Международное совещание открытым и предоставил слово главному докладчику — товарищу Фофанову Григорию Ильичу.
