Наталья Нечаева - Замри и прыгни
— Спасибо, — смущенно пробормотала Зоя в ответ на искренне восхищенный комплимент. Рита чуть приотстала, запирая автомобиль, и перед внезапно возникшим у дверей Карелиным она оказалась одна. — Спасибо. И за машину — тоже…
— Зоя, с вами все в порядке? — заглянул ей в глаза Карелин. — У вас здесь та самая встреча?
— Да, — кивнула женщина.
— Значит, это вас я должен препроводить в холл.
— Наверное. А Лев Давыдович уже здесь?
— Да, подъехал. И два его гостя — тоже. Как я понимаю, встреча уже началась.
— Началась? — переспросила подошедшая Рита. — Ну и слава Богу. Значит, ждать недолго. Нам-то где пока побыть?
— Пойдемте, — Карелин пропустил дам вперед. — Кофе? Чай?
— Только воду, — попросила Рита. И, перехватив настороженный взгляд Карелина, пояснила: — Мы сегодня на диете.
В крошечном холле, куда привел их хозяин, стоял круглый низкий столик со столешницей, инкрустированной настоящей уральской яшмой, в окружении трех кожаных кресел. От коридора холл отделяло пышное раскидистое растение в деревянной кадке. То ли фикус, то ли пальма, то ли какой иной заморский реликт. На столике лежали штуки три глянцевых журнала, стояла хрустальная пепельница.
Рита тут же закурила и стала бездумно листать журнал. Говорить ей совсем не хотелось. В голове стремительно проносились картинки предстоящей встречи. Вот они входят в кабинет, вот Распопов видит ее, свою бывшую жену, каменеет, теряет дар речи… На этом картинка останавливалась. Как ни пыталась Рита, дальнейшее развитие событий не представлялось. Никак. Она прогоняла картинку назад, начинала все сначала, пошагово. Вот она открывает дверь, входит. Вот Распопов поднимает голову от бумаг… У него отвисает челюсть, стекленеют глаза… И все. Снова стоп-кадр. Обрыв пленки.
Напротив Карелин о чем-то тихо спрашивал Зою, Рита не прислушивалась. Не до глупостей. И этот, Карелин, неужто не видит, что Зое сейчас не до него? Ушел бы к себе, оставил бы их в покое. Хоть бы помолчать можно было спокойно. Сосредоточиться, унять вновь нахлынувшее волнение. Вот у Зойки как руки трясутся. Просто ходуном ходят.
— Зоя, вы так взволнованы. — Карелин тоже обратил внимание на то, как дергалась в тонких женских пальцах сгорающая сигарета.
Зоя даже не затягивалась, закурила и тут же о ней забыла. Столбик пепла покачался-покачался и съехал вниз. Прямо на сверкающую розовую полировку стола. Она и этого не заметила.
— Зоя, может быть, вам принести что-нибудь успокоительное, например валерьянку? — Карелин осторожно положил ладонь на женскую руку и почувствовал ледяной холод, шедший от дрожащих, нервных пальцев. — Вы озябли?
— Что? — Зоя взглянула на него мутно и странно, словно не узнавая. — Что? — И, не дожидаясь ответа, снова ушла в свои мысли, далекие, нездешние, в которых ему, Сергею Карелину, места не предусматривалось.
Принесли воду. Карелин разлил ее по стаканам, один подвинул Рите, второй протянул Зое. Она послушно взяла его в руки, не замечая ни веса, ни холода, шедшего от ледяной пузыристой влаги, автоматически поднесла ко рту, да так и застыла, не достигнув губ. Сделала пустой глоток, словно проглатывала жидкость, не глядя, опустила стакан на стол. У самой столешницы ее рука дрогнула. Вода выплеснулась и тут же потекла тонкой струйкой к Рите. Но и этой своей оплошности Зоя не заметила.
Карелин осторожно разжал Зоины пальцы, перехватил стакан, вернул ее руку на ее же колени и в это время услышал странный звук: будто кто-то позвякивал тонким серебряным колокольчиком. Оглянулся, отыскивая источник мелодичного звона. Нашел. Рита пила воду. Вернее, пыталась пить, но, по-видимому, не могла сделать ни глотка. А этот странный звук рождали ее зубы, нервно клацающие о край хрустального стакана.
— Ну, не буду вам мешать, — поднялся Карелин.
Ему стало совершенно ясно, что его присутствие сейчас ничему не поможет. Только помешает. Может, оставшись вдвоем, женщины хоть немного придут в себя и успокоятся? Черный сказал, что ему для завершения всех дел нужно минут тридцать. А уж потом можно будет запустить дам. Карелин взглянул на часы: двадцать, пожалуй, уже прошло. Хватит ли Зое с Ритой оставшихся десяти, чтобы хоть немного взять себя в руки? Ну куда они такие — на серьезную встречу, да еще с бывшими мужьями? Есть ли какой-нибудь способ, чтоб заставить их выйти из ступора?
Сергей вышел в коридор, выщелкал в телефоне номер приятеля. Тот заведовал психоневрологическим отделением в областной больнице и наверняка мог подсказать способ.
— Очень просто! — ответил тот на сбивчивый вопрос Карелина. — Грохни что-нибудь рядом. Но только так, чтоб пол задрожал. Желательно, со звоном. Ну чтобы набор звуков посолиднее был.
Карелин быстро вошел к себе в кабинет. Огляделся. Тяжелый хрустальный графин… Высокая изысканная ваза богемского стекла… Пойдет? Разбиться-то разобьется, но в холле на полу мягкий ковер, звуки утонут, звон будет, а грохот — вряд ли. Если же бить об стол, то осколки могут разлететься в разные стороны и, не дай бог, поранят женщин. И вдруг взгляд его упал на крутобокую розовую свинью. Синеглазая веселая керамическая копилка была вручена ему в самую первую встречу Отто и Иоганном, с пожеланием набить ее деньгами до отказа, а потом заколоть на Рождество. Когда это было? Месяца три назад? С тех пор каждый входящий в кабинет хозяина «Ладушек» считал своим долгом подкормить заморскую хавронью. Хрюшка изрядно отяжелела, и уборщица недавно жаловалась, что почти не может сдвинуть ее с места, чтобы вытереть под ней пыль.
Сергей подцепил свинью обеими руками, тряхнул. Копилка радостно и утробно зазвенела. Мужчина выскочил в коридор, прижимая увесистую бряцающую ношу к груди, у дерева, перекрывающего холл, остановился. Женщины сидели в прежних позах, молча, глядя по разным углам. Рита, отрывисто затягиваясь, курила, Зоя методично перелистывала шуршащий журнал, совершенно не замечая, что держит его вверх ногами.
Хозяин «Ладушек» кашлянул — никакой реакции. Он резко шагнул вперед, вытянул над столом руки с зажатой в них счастливой хрюшкой и разжал ладони. Раздался сильный удар, копилка звучно и громко хрястнула, раскалываясь на крупные розовые ломти, и тут же все покрыл разномастный праздничный звон вываливающихся и раскатывающихся по звонкому камню монет.
Женщины одновременно испуганно вздрогнули, вскрикнули громкое «Ай» и, как зайцы, отпрыгнули в разные стороны.
— Ты что, с ума сошел? — возмущенно завопила Рита буквально через секунду, сообразив, в чем дело. — Идиот!
Зоя же, прикрыв рот ладонью, затравленно смотрела на Карелина перепуганными огромными глазами, словно спрашивая: зачем?
— Фу ты, напугал… — Рита смахнула с кресла розовое свинячье ухо и облегченно плюхнулась на сиденье.
Зоя, убрав, наконец, ладонь, заперевшую во рту крик, еще раз взглянула на Карелина и вдруг беззащитно и жалко улыбнулась. И от этой ее улыбки у Карелина снова свело скулы в безотчетной и сильной тревоге.
Из коридора, привлеченная шумом, уже бежала охрана, за секьюрити поспешала горничная.
— Вот, хотел перед гостьями своей копилкой похвастаться, — виновато хмыкнул хозяин, — да в руках не удержал. Уберите, пожалуйста.
Охранники утопали обратно на пост, горничная мигом сбегала за совком и веником.
Зоя с Ритой немедленно включились в работу, помогая гостиничной девушке собирать в фартук раскатившиеся по всему холлу рубли, пятаки, центы, еврики и прочую конвертируемую и не конвертируемую мелочь.
Карелин сосредоточенно следил за процессом, едва заметно улыбаясь уголками рта.
— Сергей Степанович, — повернулась к нему горничная, — а деньги-то куда? К вам в кабинет?
— Да зачем они мне? — уже не скрываясь, улыбнулся хозяин. — Возьми себе. Или в буфет отнеси, на сдачу. А то вечно жалуются, что у них мелочи нет.
Рита сумкой сгребла осколки хрюшки к центру стола, достала косметичку, зеркальце, помаду, вздохнула и принялась сосредоточенно подкрашивать губы.
Зоя исподлобья взглянула на все еще улыбающегося Карелина, подошла к нему, дотронулась тонкими пальцами до лацкана пиджака:
— Спасибо…
* * *— Не за что! — раскланялся Лев Давыдович. — Как говорится, было ваше, стало наше. Не фиг ли какое приобретение, но, опять же, как говорится, с паршивых баранов хоть войлока клок, раз уж шерсть острижена.
Распопов заносчиво задрал подбородок в ответ на оскорбительных «баранов», но, вовремя сообразив, что, пока документы не подписаны, Черный вполне может и передумать, благоразумно промолчал. Рыбаков же явной издевки вообще не заметил. Он тоскливо сучил пальцами, комкая в них конец собственного галстука, и все время поглядывал на дверь, ожидая, когда же в нее войдут вожделенные, обещанные Львом Давыдовичем покупатели.
