Александр Потёмкин - Кабала
— Какие у нас риски? — Ефимкин оказался основательно подавлен этими ссуждениями.
— О, риски есть, и большие. Ты знаком с анекдотом, что опасно ездить поездами, потому что самолеты падают? Вот тебе риск номер один. Я не знаю, кому ты доверил свои капиталы. Поэтому не готов ответить, отдадут они тебе деньги или нет. Риск второй: я не знаком с твоей больничной картой. В каком состоянии твое сердце? Ты — инфарктник, страдаешь циррозом печени, у тебя обнаружена онкология, твой мозг поражен энцефалитом, ты подхватил СПИД?
— Нет-нет, я здоров, — радостно выкрикнул Леонид Иванович.
— Какие еще могут быть риски? — закатил в раздумье глаза Картузов. — Ах да, ты уверен, что твои купюры не поддельные? Перед тем как передавать их дальше по адресу, я обязательно возьму выборку на проверку ассигнаций в первоклассном банке. Риски, риски… Да-да, еще вариант: мы рассчитались, тебя назначили, а потом, день-два, неделю спустя, ты не захочешь служить на этой должности и начнешь требовать свои деньги назад. Так вот, знай наперед: по всем перечисленным причинам я никакой ответственности за деньги не несу. Должность возврату не подлежит. Ко мне есть вопросы?
— А за какие риски ты несешь ответственность?
— Я? Минутку, дай подумать. Риск, за который лично я несу ответственность, только один: если после получения денег наш чиновник из Белого дома помрет или будет схвачен милицией за взятку… Все!
«Что еще, что еще, что еще?» — лихорадочно искал подводные камни Ефимкин. Но в голову ничего не приходило, кроме одного страшного варианта: «А что если Михаил возьмет деньги и исчезнет?» Этот сценарий был настолько убийственным, что Леонид Иванович даже боялся о нем думать.
— Если у тебя ко мне вопросов нет, я поехал. Бизнес зовет, он требует перемещаться, иначе добыть хлеб насущный невозможно. Значит, если до пятнадцати часов завтрашнего дня не подготовишь семь миллионов плюс мой гонорар, твое назначение откладывается на неопределенное время. — Картузов встал и протянул ему руку. — Звони до намеченного срока или прощай!
— Говоришь, самолет можно взять во Внукове? Я так мечтаю получить эту должность, — после некоторой паузы задумчиво начал было Ефимкин.
Но Михаил Александрович уже шагал к выходу.
«Как быть, что делать? Так неожиданно, так быстро игра с судьбой набрала сумасшедшие скорости. Это не браконьеров мздой обкладывать, не предприятия силой отнимать, не за лицензии деньги требовать. Здесь думать необходимо, и не просто так, а невероятной интуицией обладать, быть посвященным в самые изощренные приемы надувательства, иметь развитый инстинкт самосохранения. А есть ли во мне все эти качества, эти способности? Соответствуют ли они моим амбициям? С кем посоветоваться? Голова идет кругом. Я хочу получить высокую должность, и это азартное желание лишает меня способности разложить все по полочкам, явственно представить возможные риски. Страстная тяга к перемене собственного статуса, культ богатства, укоренившийся в сознании, подавляет во мне чувство реальности. Плюнуть на все, сжать зубы, вернуться в Кан, смириться с не очень привлекательным положением провинциального богатея, кутить, охотиться, участвовать в банальных интригах местного бомонда, затыкать кляпом рот обличителям и завистникам и при этом давить в себе любые ростки возмущения, чтобы разом не потерять свои активы. Власть ненавидит протестных типов. Впрочем, этими вопросами я меньше всего озабочен. Не в характере сибиряка интересоваться политикой. Или… или рискнуть, и, если Бог поможет, занять высокое положение в держрезерве, вернуть вложенное, энергично пополнять личный капитал и подниматься по карьерной лестнице? А риск с Картузовым? Что — все риск да риск! В России повсеместно риски, никому не суждено предугадать, когда и где кирпич упадет на голову. Так что же делать? Может, искать другой канал для лоббирования? Кого бы я ни нашел, кого бы ни подключил к моему проекту — Картузова, Зябухина, Прищепкина, любого другого агента, — всегда встанет вопрос доверия. В любом варианте необходимо давать деньги посреднику вперед, для дальнейшей передачи могущественному лицу или лицам, принимающим желанное для меня решение. У нас в стране деньги всегда требуют вперед. Куда они идут дальше, можно только догадываться. В эйфории переезда в Москву я об этом и не подумал, такой вопрос встал передо мной лишь теперь. Сейчас вроде об этом даже поздновато размышлять. Дом снял, автомобили купил, персонал нанял, за ужин надо еще платить… Давай рискнем, Леонид Иванович. Картузов — вроде не аферюга, если он своей телке, глазом не моргнув, миллион долларов отстегнул. Вряд ли он заинтересован в том, чтобы меня кинуть. Потом у нас большие совместные проекты. Он везде в доле. Волков бояться — в лес не ходить. Решил! Решил, и точка! Рассчитаюсь и направлюсь во Внуково. Чувствую, что судьба ко мне благосклонна. Должность в держрезерве чрезвычайно привлекает меня, внутренний голос неотступно шепчет: “Именно здесь ты заработаешь огромное состояние. Здесь! Здесь! Здесь!”»
Он сторговался слетать в Красноярск и обратно за восемьдесят пять тысяч долларов. Когда узнали, что он платит наличными, не требует счет-фактуры, то сбросили с цены услуги сумму НДС. Такая экономия на короткое время порадовала Леонида Ивановича, но, отсчитав семьдесят тысяч, он опять впал в мрачные размышления и садился в самолет с тяжелым сердцем. «Жуткое состояние — отрывать от себя семь миллионов долларов. Вот если бы я направлялся забирать такую сумму или даже похожую, но меньшую, то летел бы, конечно, с превеликим удовольствием. Ох, когда наступит это замечательное время? Разве может быть что-либо более величественное, чем восторги по поводу роста собственного банковского счета? Как угадать наступление этого звездного часа? Когда привычные цифры, встречающие повсюду, скроют тайну несметности зеленых купюр? Один миллиард долларов — это один миллион килограммов однодолларовых купюр! Или одна тысяча тонн денег, или двадцать железнодорожных вагонов, плотно набитых ассигнациями. Ох-ох-ох! Какие бесконечные, чудесные цифры! Мне необходима эта должность, а потом более высокие кресла в вертикали власти. Без них я, упрямый идеалист и собиратель денежных знаков, не жилец!»
Эти назойливые мысли не хотели покидать его голову. Казалось, ничто другое Ефимкина не интересовало. Но тут его сердце опять дрогнуло — не от счастья, а от глубокого огорчения, даже ужаса. «А что я стану делать, если Картузов меня все же кинет? Если останусь без капитала? Без всякой надежды начать успешную карьеру в столице? Единственное, что останется — в нынешнее кризисное время получать мизерные поборы от предприятий, находящихся под моим контролем. Может ли такая грустная перспектива удовлетворить мое обостренное самолюбие? Нет, необходимо рискнуть, цепляясь за Картузова. Ведь другой жизни нет и представить себе, что придется возвращаться в прошлое, невозможно. Тогда равнодушие ко всему быстро перерастет в ненависть, а от нее — один шажок до безрассудных поступков. Необходимо приложить все взращенные бизнесом силы, чтобы не допустить такого скорбного финала. Надо довериться судьбе, и она мне обязательно поможет… Хоть поздно, но я стану ее любимчиком».
Деньги уместились бы в двух чемоданах, но Ефимкин не стал тратиться, купил китайские полиэтиленовые сумки по сто рублей, известные как «челночные», и в сопровождении двух вооруженных бойцов собственной охранной фирмы прибыл в Москву. По телефону он связался с Картузовым. Они договорились в семнадцать часов встретиться перед стоящей на капитальном ремонте гостиницей «Украина». Это простое, казалось, мероприятие сильно встревожило Леонида Ивановича. Возникло предчувствие чего-то недоброго. «Где оставить деньги? Куда спрятать семь миллионов долларов? Оставить в доме небезопасно. Сейфа пока нет, да и что сейф, его утащат вместе с капиталом. Кто утащит? — спросил он себя, как бы даже изумляясь. Прислуга, охрана, бог его знает кто еще. Если взять с собой в машину, то у Белого дома я должен выйти для встречи с важным лицом. Наполненные зеленью сумки останутся под присмотром сибирских бойцов. Где гарантии, что они меня дождутся? Не свалят ли вместе с деньгами в неизвестном направлении? Вся история цивилизации напичкана этими сюжетами. Взять деньги с собой? Это значит собственноручно подписать себе приговор: пятнадцать лет тюрьмы с полной конфискацией имущества. Наличный капитал подпадает под графу «имущество». А других денег нет, моя заначка почти пуста. Осталась одна мелочовка. Нет, я не способен, предвидеть все сложности и составить сценарий передачи денег, а это грозит лишением всего нажитого состояния. И я опять останусь гол как сокол. Впрочем, может быть, как кто-то сказал, действительно ценность человека растет по мере того, как он отрекается от самого себя. Ситуация, в которую я себя загнал, диктует единственное решение — довериться Картузову. Оставлю сумки с долларами в его машине. Если он решил кинуть меня, то сделает это при любом раскладе. Если суждено быть наказанным, никая мудреная сила не поможет выкрутиться. Так что вводить новые персонажи или придумывать хитроумные сюжеты в незнакомом мегаполисе нет никакого резона. Сущность предстоящего спектакля можно постичь лишь в реалиях практики. Ва-банк мне еще не приходилось идти, но надо к таким дерзким шагам привыкать. Итак, я смиренно принимаю вызов судьбы всем сердцем и умом с убеждением, что другого пути у меня нет и быть не может. Прекрасно понимая: раны заживут, восторги изгладятся».
