Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда
За окном стемнело. Они сидели в мягких креслах уютной гостиной. Воцарилась тишина. Приглушенный свет торшера способствовал спокойной и таинственной атмосфере. Казалось, вот-вот должно случиться что-то важное. В тот день инок и девушка с первой минуты встречи чувствовали, что сегодня должен состояться решающий разговор, но оба ходили вокруг да около, не начиная говорить о главном.
– Когда я была маленькой, – заговорила Синильга, – то часто представляла себе дом зимой в горах, где-нибудь в Альпах, занесенный снегом почти с головой. Ночь. Светятся окошки. Внутри жарко пылает камин. По стенам развешаны охотничьи трофеи, ружья, живописные картины и шитые гобелены. На полу – лохматые шкуры животных. Горят свечи в массивных подсвечниках. В углу живая сочно-зеленая рождественская елка, украшенная ангелочками и райскими птичками из папье-маше, белыми свечками, кренделями и пряниками с глазурью. У камина двое – он и она, в креслах-качалках. Ноги укутаны мягкими пледами. Из круглых глиняных чаш они пьют подогретое ароматное вино, настоянное на горных травах. Она читает ему книгу любимого поэта. Он слушает, думает и молчит. Слеза стекает по его мужественному лицу. Она откладывает книгу. Встает. Нежно обнимает его, понимая сердцем, какие струны его души задеты в эту минуту и сколь прекрасно их звучание. Они любят друг друга и счастливы.
– А почему они одни? – улыбнулся Лазарь, поддерживая игру.
– Хорошо. Они одни в этот поздний час, потому что дети уже мирно спят в детской. Их несколько – мальчиков и девочек. Девочки обнимают сшитых мамой тряпичных кукол, мальчики сжимают ручонками выструганные папой деревянные шпаги, спрятанные под подушками. Эти дети – плод любви и счастья родителей, и потому жизнь их радостна и светла. Они спят, и им грезятся далекие загадочные города, прекрасные дворцы, величественные каравеллы, дальние путешествия, неведомые страны, добрые люди. Мерцает лампадка в святом углу. Все тихо…
– А как встретились родители этих детей?
– О! – воодушевилась Синильга. – Конечно же, они долго-долго искали друг друга. Так долго, что почти уже отчаялись в поисках. Но когда отчаялись, тогда и нашли. Он спас ее от каких-нибудь негодяев, а сам был смертельно ранен. Но она лечила его своей любовью и не теряла надежды. Случилось чудо – он исцелился. Пока он болел, она днем и ночью сидела у его постели и многое передумала. Например, она поняла, что очень жалеет его. Словно смертельно болеет вместе с ним, разделяя страдания. И благодаря тому, что половину страданий она берет на себя, ему становится легче, и он выздоравливает. А она уже не может жить без него, не может быть одна, сама по себе, она всегда хочет делить с ним скорби и радости и жить одним сердцем. А что понял он?
– Что он понял? – задумчиво переспросил Лазарь. – Он тоже очень много думал о любви. Его поражало, что, сколько бы он о ней ни думал, всегда оставалась какая-то тайна. Вот эта тайна и указывала на то, что любовь выше всего самого высокого, глубже глубокого, что она по-настоящему настоящее из того, что есть в этом временном и тленном мире. Любовь – божественна. И еще он понял… – здесь инок остановился. – Красивая история, Иля. Как думаешь, могло бы такое случиться с нами?
У девушки зашлось сердце. Она крепко сжала подлокотник кресла и не сразу ответила:
– Я… Я думаю… Я думаю – да, могло бы. А ты?
– И я так думаю, – Лазарь встал и подошел к окну, он тоже очень волновался. Постояв какое-то время, инок вернулся на место. Синильга не нарушала молчания. Лазарь заговорил вновь: – То, что я скажу тебе сегодня, я должен был сказать давно. Но полная ясность не приходила и не приходила. Извини меня…
– Ну что ты?! – воспрянула Синильга. – Все хорошо. Я понимаю.
– Горло пересохло. Может, поставишь чайник? – попросил Лазарь. У него и правда пересохло во рту. Он волновался так, будто готовился зачитать приговор о помиловании или о казни.
– Да, конечно, – девушка грациозно поднялась и вышла на кухню.
Она долго не возвращалась, уловив настроение Лазаря и понимая, что ему нужно собраться с мыслями. Да и самой было почему-то страшно услышать то, что он сейчас скажет, хотя услышать нестерпимо хотелось. Вернулась она с подносом, принеся две чашки дымящегося чая, сахарницу и сладости. Все это поставила на столик перед Лазарем и села в кресло.
– Знаешь, – начал Лазарь (Синильга напряглась и вся превратилась в слух), – я вот размышлял над тем, что многое можно принести в жертву ради любви. Или, наоборот, любовь можно принести в жертву ради многого другого. Скажем, ради любви можно пожертвовать жизнью, репутацией, работой, успехом, деньгами и так далее. Или наоборот. Человек получил эту святыню любви, и он волен пожертвовать любовью ради благополучия, карьеры, славы, семейных обстоятельств, наживы, жизни. Как это удивительно. Целая непроходимая пропасть между одной и другой жертвой. Впрочем, может быть, я не с того начал… – Лазарь замялся. – Я тебе многое рассказывал про себя, но сейчас расскажу, как стал монахом. Дело было в горах Абхазии осенью 2003 года. За полтора года до этого моя жизнь, как ты знаешь, круто изменилась. Оказавшись в Абхазии, я вздохнул свободно. Летал, как на крыльях. Много разговаривал с моим первым наставником – Архипычем. По праздникам и воскресным дням посещал пустынь старца Салафиила и исповедовался у него. А после кончины Архипыча и вовсе перебрался жить в пустынь старца. От исповеди к исповеди мне становилось все легче, словно очередной камень спадал с души. На праздник Преображения 2003 года мы со старцем и братией спустились в Сухуми, на службу в кафедральный собор. Город все еще стоял наполовину в руинах после войны, но жизнь неудержимо брала свое. Представь, я почти полтора года просидел в горах и не видел никого, кроме монахов и редких местных жителей. В соборе, наполненном людьми, пахнуло жизнью. Не то чтобы мне захотелось обратно в мир, но когда я всю службу ловил на себе взгляд одной симпатичной девушки, то у меня появились мысли: вот бы хорошо было начать все сначала, влюбиться, ухаживать, дарить цветы, ходить, как школьники, держась за руки, и до венчания не позволять себе ничего другого, чтобы все было правильно, по-христиански. В конце всенощной отец Салафиил вышел принимать исповедь. Я подошел и искренне ему рассказал о своих новых мыслях. Старец задумался, отечески положил мне руку на плечо и сказал: «С твоей прежней жизнью тебе стоит думать о монастыре…» В этот момент как будто бы случился обвал. В глазах потемнело. Стою – я и не я. Словно услышал эти слова от Самого Бога. Подошел ко Кресту, ноги подкашиваются, в горле ком, в глазах слезы. Посмотрел на измученное, но светлое лицо Спасителя и говорю: «Господи, если Ты хочешь, чтобы я стал монахом, я стану им». Мой постриг состоялся осенью, но внутренне я стал иноком прямо тогда, на исповеди. С той минуты и до встречи с тобой я ни на секунду не задумывался о своем монашеском призвании, о правильности выбранного пути. Для меня такие мысли были невозможны, все было ясно, как белый день. Но оказалось, что за мои грехи мне не суждено отсидеться в горах; жизнь буквально вырвала меня оттуда и покидала по миру – Япония, теперь Америка. А здесь ты. Я понял, что полюбил. Меня стал терзать вопрос, почему получилось так, что я встретил настоящую любовь только тогда, когда встал на иноческий путь. Какая здесь разгадка? И вот что я надумал, – Лазарь остановился.
– Почему ты замолчал? – с усилием спросила Синильга. Такой поворот разговора она не предвидела, хотя подобные вопросы в последнее время не раз вставали и перед ней. От волнения она почти не могла говорить. Девушка была готова сейчас же умереть от счастья или от горя и пыталась угадать по глазам и выражению лица Лазаря, что он скажет.
– Я вот о чем подумал, – продолжил инок. – Мы ведь с тобой любим Бога. Любим искренне, трепетно и лично, как Кого-то самого родного и близкого. Но как мы можем отблагодарить Бога? Что мы можем Ему дать? Ведь у Него есть все. Он – Творец и Властелин всего видимого и невидимого. Можно приносить Богу славословия и благодарственные молитвы, можно делать ради Него добрые дела, можно посвятить Ему жизнь, но все это не будет истинной жертвой. Потому что истинная и великая жертва – это принести Богу что-то самое дорогое. То, с чем немыслимо, невозможно расстаться. И это дорогое – наша любовь. Я верю, что наша любовь от Бога. И как сказано: «Богу богово». Если мы возвратим на хранение Богу нашу самую большую драгоценность, нашу любовь, то в будущей жизни получим ее сохранной и преумноженной. Представь, миллионы людей родились, жили и умерли, так и не встретив своей любви. Любовь – это дар. Бог не случайно дал его нам с тобой в таких непростых обстоятельствах. Он хочет видеть, как мы по собственной воле поступим с Его даром. Мы можем оставить дар только себе и жадно закопать в землю этой жизни. Тогда мы точно сохраним его здесь, но сохраним ли для вечности? А можем, как жертву не только за себя, но и за всех, кто жил и умер без любви, принести свою любовь в ответный дар Небу. И тогда мы увековечим нашу любовь… Вот, я сказал то, что хотел, мне было это нелегко… Что думаешь?
