Ирина Степановская - Экспертиза любви
— Обновить, а не это поповское старье подбирать.
— Мам, его машина одна такая в городе. Ты представь, лето, солнце, и я такая еду со спущенным верхом. На лице очки, на сиденье сумка. К сумке платок привязан. Как во французском кино! Да и не старая у него машина. Я как-то посмотрела — пробег очень маленький. Он ведь не ездит много. На работу и домой. Практически новая эта машина. А цену я собью.
— Сумку-то, если будешь на сиденье оставлять, — сопрут, — Клавка неодобрительно смотрела на дочь, но все же в душе ее понимала. Охота девке покрасоваться. Годы-то идут!
— Я ее цепочкой к рычагу под сиденьем буду приковывать.
Клавдия только рукой махнула:
— Не прогадала б ты по деньгам.
— Ничего, мам, не прогадаю.
— А видела ты, что эта, новая девка, тоже на твоего-то поглядывает? Я уж заметила…
— Ты тоже заметила? — Антонина задумалась. — Вот поэтому-то машина мне и нужна. Он мужчина не глупый. Выгоду свою понимать должен. Сама подумай, у него — ничего нет. У нее — наверняка тоже. Перепихнуться с ней пару раз — это ведь пустяки. А вот жить своим домом — это совсем другое дело. Нет, мы еще посмотрим.
— Ну, смотри. Жизнь-то ведь твоя… Зенки только не застилай любовью-то.
— Не вернулся еще Попов? — Антонина выглянула в коридор.
— Сама за ним следи. Я в секционную пойду. На вот тебе деньги. Купи, что ль, чего-нибудь, поешь. Голодным не сиди.
— Да не надо, мам. У меня есть.
— А мне-то куда? На бутылку к вечеру и без этого хватит. Это с того утопшего дали. Вон он идет, твой-то красавец. Соболевский… Фамилия, главное дело, какая гордая. Ишь, опять на шею шарф повязал. Будто у него все время горло болит. И ботинки желтые напялил.
— Да он их всегда надевает, когда с ментами ездит.
— У прадеда твоего еще такие были. На чердаке потом долго валялись. Цыплячьи, тьфу! — Клавдия смачно сплюнула в раковину и вышла из комнаты.
* * *Лена сидела в учебной комнате на преподавательском месте. Две сдвоенные группы — 24 человека — сидели тесно за столами, сдвинутыми вместе вдоль комнаты, как в зале для заседаний. Только таблички с фамилиями перед каждым не хватает. Этот длинный, тот, что острил, — Лена заглянула на последнюю страницу учебного журнала, — Иванов, двадцати четырех лет, женат, в университет приехал из района, живет в общежитии. А невысокого роста студенточка, оказывается, ее тезка. Тоже Лена. И живет с родителями недалеко. Почти по соседству, через две улицы.
— Ну, скажите мне честно, ребята, — Лена для солидности надела очки. У нее и было-то всего минус 0,25 на одном глазу, но как же, офтальмолог — и без очков. Конечно, интересно самой себе очки подобрать. И главное — чтобы оправа шла. — Скажите мне честно, ребята, понравилось вам секционное занятие?
Все опустили головы и уткнулись в методички. Методички, пока они были в секционной, заблаговременно на столе разложила Людмила Васильевна. Лена, кстати, заметила, что ребята и в коридоре во время перерыва прохлаждались недолго. Перекурили и сразу в комнату. Побоялись, наверное, что она их спрашивать сейчас начнет. Сама Лена во время перерыва даже чай пить не стала. Тоже стала листать методичку, освежать свежие еще знания. В учебнике раздел «Утопление» она читала утром, перед тем как выйти из дома. Память у Лены была отличная. Запомнила она все сразу слово в слово. Правда, Людмила Васильевна на нее как-то неодобрительно смотрела — Лена ведь читала методичку не со студентами, а в лаборантской, но это, наверное, оттого, что она лаборантке помешала. Когда Лена вошла, Людмила Васильевна была погружена в чтение каких-то документов. Но Лена тут же ее отвлекла просьбой быстро дать ей все материалы, какие есть на кафедре, по теме утопления. Лаборантка поставила перед ней микроскоп, дала планшетку с тремя стеклами микропрепаратов и буркнула: «Изучайте». Лена почесала в затылке, села, положила стекло на предметный столик. К несчастью, микроскоп был старый, с простым круглым зеркальцем, в которое так удобно разглядывать прыщи. Лена поймала освещение от окна и наклонилась к окуляру.
— Это что?
— Истинное утопление. Один препарат — эмфизема легких, два других — диатомеи.
Диатомеи. Лена тут же вспомнила, как о них читала в учебнике. Что-то вроде амеб, которые с кровью заносятся во внутренние органы.
— А эти диатомеи в чем?
— В том, что вы должны были сегодня у трупа на гистологию взять, — в почке и в костном мозге. — Людмила Васильевна убрала документы со своего стола в шкаф. Как Штирлиц, подумала Лена.
— А я и взяла.
Лаборантка заткнулась, только поджала губы.
Лена вздохнула, встала, взяла в одну руку микроскоп, а в другую картонную папку со стеклами.
— Микроскоп-то вам зачем?
— Студентам покажу.
Около двери в учебную комнату она задержалась — трудно было открыть дверь ногой. Она пристраивалась то одним боком, то другим — дверь не поддавалась. В то же время долговязый Иванов громко доказывал кому-то в комнате, что утонуть можно в ванне, в луже и в блюдце.
Когда Лена, все-таки изловчившись, носком балетки открыла дверь, она увидела, что Иванов наклонился над другим, еще неизвестным ей студентом и пригибает его за шею к блюдцу, до краев наполненному водой.
— Иванов! Прекратите немедленно! Где вы взяли блюдце?
Откуда у нее самой взялся этот снисходительно-усталый тон? Как будто она сама не видит, что блюдце кто-то вытащил из-под единственного в комнате цветка, утром поставленного Людмилой Васильевной на подоконник.
— Елена Николаевна, мы проверяем, можно ли утонуть в блюдце.
— Я вам сказала, прекратите!
До Иванова дошло, что она разозлилась.
— Да ничего с ним не сделается, Елена Николаевна! — Но хватку разжал. Теперь сидят оба красные, потные и немного смущенные. Тот, второй, Иванову что-то шипит, достаточно злобно. Она обвела всю группу строгим взглядом. Все замолчали, уткнулись в методички. Хорошо, вообще-то, что одна из них полагается преподавателю, вроде бы как по ней объяснять.
— Скажите, ребята, как вы считаете, экспертиза утопления — сложная или простая?
Какой это, в общем-то, маразм, говорить об экспертизе, если они еще не слышали вводной лекции — она у этого потока по расписанию только завтра, и никто не держал учебника в руках — библиотека после лета открылась только сегодня.
— А чего сложного-то? Утонул, значит, утонул. — Это опять Иванов. У него, по-видимому, всегда хорошее настроение.
— Скажите, Иванов, а можете вы сейчас дать свою голову на отсечение, что этот человек, которого вы сегодня видели на секции, действительно утонул сам? А не был убит тем же способом, какой вы сейчас только что нам хотели продемонстрировать на вашем товарище? Или не умер во время купания, скажем, от острой сердечной недостаточности?
