Виктор Пономарев - Записки рецидивиста
Когда я отпрянул от Бормана, он так и остался сидеть в кресле, чуть сдвинувшись вниз. Голова с открытыми глазами, полураскрытым ртом и удивлением на лице чуть завалилась набок. Со словами «Извини, Вася, извини. Обознался малость» я пошел от столика прочь.
Вышел из зала в коридор, зашел в туалет, в нем никого не было, только возле писсуаров лежал без сознания Санчес, у него изо рта текла маленькая струйка крови. Только теперь мне стало нехорошо, как-то муторно. Заметил пиджак в крови. Скинул его, перебросил через руку и пошел, только не вниз, а на третий этаж. Услышал, как в ресторане оборвались музыка и песня, раздался шум, крики: «Убили! Убили!»
По третьему этажу я дошел до запасного выхода, спустился вниз. Дверь была открыта. Заметил вывернутый язычок «внутряка». «Витек поработал. Молодец. Четко работает», — подумал я и быстро зашагал в темный проулок. «Закрутил восьмерку» в проходном дворе на случай хвоста, чтобы ввести в заблуждение. Но все было в порядке.
Машина была на месте, в ней Монгол, Сатана и Витек. Я сел к Витьку на заднее сиденье, обнял его, сказал:
— Все, братва, порядок. Скулу ждем?
— Нет. Он сам доберется, — сказал Сатана.
А я подумал, наверное, Скулу за контролера оставили, чтобы посмотрел, что к чему будет в ресторане.
— Тогда съем, сваливаем, — сказал я, а Монгол включил зажигание.
Попетляв немного по улицам, мы поехали на «шанхай». Витек сунул мне в руки пистолет, сказал:
— Сделал фраера лучшим образом. Он и помочиться не успел. Когда я вошел в туалет, он стоял у писсуара, правая рука была занята. А моя правая уже была «заряжена» на удар. Я сделал «кхе», он только рожу успел повернуть, и тут мой правый прямой в челюсть вырубил его. Головой фраер долбанулся о стену, а я добавил с левой руки коротким апперкотом в солнечное сплетение, он так по стенке и сполз на пол.
— Видел, Витек, видел твою работу, заходил я в туалет. Ты его надолго по стене размазал.
— А «керогаз» (пистолет) я забрал у него.
— Правильно сделал. Теперь он твой. Теперь и у тебя «удостоверение личности». Забери, — сказал я и вернул пистолет Витьку. — У меня тоже все получилось ништяк. Фуцин «щекотнуться» не успел. В этом шабаше, где одни очумелые пьяные морды, да в грохоте музыки, никто и не заметил ничего. Потом только кричать стали: «Убили, убили», — это когда я уже из туалета по коридору канал.
Приехали, дверь открыл Топор, зашли в хату. Никто не спал, за столом сидели Кнут, «чувиха с синкача» и еще двое: Кащей и Клык, тоже ростовские «киты». Все были почти трезвые, ждали нас.
— Давай, мать, встречай гостей. Накрывай стол, а то уже все остыло, — сказал Кнут.
Женщина похромала на кухню. Мы тоже расположились за столом.
— Все, Кнут, Бормана уделал начисто без хипиша. Одного «боба» (патрона) за глаза хватило. Сука дубаря дал на моих руках.
— Вот и хорошо, Дим Димыч. Сколько там времени до поезда?
— Три часа с небольшим, — сказал Сатана.
— За это время и напиться, и «убиться» (накуриться анаши) успеем, кто чего желает. А ты, Монгол, не увлекайся, с Сатаной отвезете Дим Димыча и Витька на «бан».
Мы сидели, выпивали, закусывали. Примерно через час в комнату вошел Скула с Топором, сказал:
— Все, «маз», в полном ажуре. Как свалил Дим Димыч из ресторана, тут все и началось. Шум, гам, менты. Обоих на носилках потащили, только Бормана к жмурикам, а Санчеса в больницу, он живой еще был.
— Знаю, Скула. Садись за стол. Дим Димычу проводы делаем.
Потом с Витьком мы стали собираться. Надели опять морские формы. А свой импортный костюм я сказал сжечь, на нем было много крови.
Кнут позвал меня в другую комнату, дал портфель.
— Смотри, как личит к твоей форме. Тут, Дим Димыч, бабки, как мы договаривались. Жаль, что не остаешься в моей вольной дружине. Но, как говорится, пути Господни неисповедимы, даст Бог — свидимся. Где тебя искать, если что?
— В Баку, в «Голубом Дунае», маханша баба Сима знает.
— Ну, с Богом, — сказал Кнут, и мы обнялись.
Через полчаса мы с Витьком ехали в купе скорого поезда.
Было тихо и спокойно, пассажиры отдыхали, мы тоже легли. Но я еще долго «находился в распятии», вспоминал события последних дней. Так неожиданно прошла и окончилась наша двухдневная остановка в городе Ростове-на-Дону. Мы ехали на юг, но я еще не знал, какие тучи собираются над моей головой и что гулять на свободе мне осталось совсем немного. Будут погони, будет арест, суд и опять потянутся долгие годы тюрем и лагерей. Но все это будет впереди, а пока «мы спали и ничего не знали, когда в пивную к нам ворвались мусора». Это слова из уголовной песни, а жизнь моя — она тоже как песня, только страшная и жестокая.
Часть третья
ВЕК СВОБОДЫ НЕ ВИДАТЬ
ГЛАВА 1
ВОЛКОДАВЫ ВЫХОДЯТ НА МОЙ СЛЕД
Без особых приключений мы с Бульдогом (такую кликуху я дал Витьку) доехали до Баку. Обедали уже у бабки Моти. С того момента, как я застрелил Бормана, а Витек вырубил Санчеса, хоть и прошло часов пятнадцать, а напряжение и тяжесть в голове все еще давили.
— Так, Витек, давай сейчас пару часиков «клопа придавим» (поспим), а к вечеру в город поедем, — предложил я и пошел к себе.
Татьяна возилась на кухне. Сославшись, что себя неважно чувствую, я разделся и лег спать. Часа через два встал, помылся во дворе под колонкой, разбудил Витька.
— Витек, сейчас в город покатим, надо боны в бабки перегнать. Внизу на площади Красина есть часовая мастерская, в ней азербайджанский горский еврей Мамед работает. Я знаю, он скупает «темные вещи», пойдем к нему.
Мы оделись, спустились на площадь. Она, как всегда, шумела людьми, ларьками, машинами. Зашли в мастерскую, кроме Мамеда, в ней никого не было. На азербайджанском языке Витек предложил Мамеду боны и в доказательство вытащил пачку из кармана, сделал ее веером и обмахнул лицо. У порхатого разгорелись глаза.
— Сколько? — спросил Мамед.
— Полторы.
— Даю десять к одному. Сейчас пойдем ко мне домой.
По дороге Мамед зашел в гастроном, вынес две бутылки коньяку. За гастрономом стояло пятиэтажное здание. Мы зашли в первый подъезд, поднялись на пятый этаж, Мамед позвонил. Дверь открыл высокий молодой парень. Мы вошли. Мамед что-то сказал парню, и тот стал накрывать стол. Накрывал, а сам глаз с нас не сводил. Боялся, наверное, что своруем чего-нибудь. «Дурак ты. В твоем клоповнике нам задарма ничего не надо», — хотел я сказать парню, но передумал. Сели за стол, распили одну бутылку.
— Ну, теперь за дело, — сказал Мамед.
Мы выложили на стол боны. Мамед хотел их пересчитать, положил на них руку.
