Наталия Терентьева - Училка
— Роза Алексанна! — подбежала какая-то девочка. — Там пятиклашки дверь в туалете выбили!
— Молодцы! — ответила Нецербер и решительно пошла в сторону мальчишеского туалета, где толпились смеющиеся дети.
Дети… Или не дети? Дети! Огромные, глупые, откормленные или не очень — дети. Бледные, румяные… больше бледных. И всё время чем-то взбудораженные. Им пока всё непонятно, только они этого не знают, думают, что понятно, им пока неловко от самих себя, у них всё будет — так они думают, в отличие от нас, у которых уже не будет ничего, которые ничего не достигли.
— Вы подписали заявление? — ко мне подошла полная учительница моего возраста или чуть постарше и без лишних вступлений заговорила, как будто продолжила давно начатый разговор: — Чего хотят, не понимаю? Тотальную слежку установить. В туалеты еще бы камеры поставили. Лучше пусть зарплату повысят. На эти же деньги! Вместо того чтобы камеры покупать. Вот вы сколько получаете? У вас какая категория? — Не дав мне ничего ответить, она продолжила: — А у меня зарплата — ни на что не хватает. Зубы на полку! А полок нет — голые стены! Довела страна моя родная! — Она пропела: — «От полей до самых до окраин!» — и без остановки продолжила: — У меня дворники во дворе, знаете, откуда? Из Камбоджи. Да-да! И вот я с ними разговариваю — у них там еще хуже, у них вообще на зарплату не проживешь…
Я не знала, как себя вести и как реагировать. Что она, интересно, преподает?
— Слушайте, вот что с Путиным, что без Путина — просто ерунда какая-то в стране. И откуда он, этот Путин, взялся? Кто его знал пятнадцать лет назад? Вы не думали, от какого слова его фамилия? Вы думаете — от слова «путь»? А я-то думаю, что совсем от другого слова, от глагола — «путать»! Это всех нас путают! Оттуда, из-за океана! Они же сказали — слишком большая страна одному народу досталась, и народ этот слишком тупой, чтобы распоряжаться таким богатством! Не слышали? Кондолиза Райс так сказала! Помните, негритянка нервная такая? Они же всё про всех знают, американцы! Кто такой Толстой — не слыхали, а вот как кому жить — это милости просим, к америкосам — они вас научат, как щи варить! А у нас-то в головах каша! По церквям все побежали! Чуть что, телевизор включишь — Русь святая! Да где вы эту святую Русь видели? Где она? Вот мне лично, что теперь, в старости по миру с котомкой идти? По Руси святой босиком? Сколько у меня будет пенсия — десять тысяч пятьсот рублей? Я с двадцати одного года пашу, пашу на эту страну, два раза бюллетень брала. А если бы не работала, то пенсия была десять тысяч двести. Зачем работать, спрашивается? И ведь не накопишь ничего — в чем копить, в какой валюте? В евро? — Она требовательно посмотрела на меня сквозь большие очки.
— Не знаю… — Я оглянулась. Хоть бы кто знакомый из учителей прошел, окликнул меня. Как отойти посреди этого пламенного монолога, я не знала. Учительница грозно наступала на меня и наступала, зажав в угол.
— А я знаю! Евросоюз скоро лопнет! Греки работать не хотят, а хотят, чтобы их немцы кормили! Потомки богов они, эллинов, древней великой нации! А мы сейчас — великая нация! И что, как мы живем? В картонных коробках будем свой век доживать? А у меня как сын женится, так мне в картонную коробку придется переехать. Есть такие огромные коробки, знаете, в них холодильники возят. Вот я две коробки возьму и там жить буду. А где еще? У меня квартира однокомнатная, комната четырнадцать метров, и мне никогда, ни-ког-да ее не расширить! И сын на квартиру не накопит. Нет! Он у меня на балалайке играет! Мальчик гениальный, талантливый! Сейчас школу закончит, в училище его уже ждут без экзаменов. Так что пусть они со своими тройками по географии, — учительница саркастически посмотрела куда-то наверх, наверно, на кабинет географии, который был этажом выше, — тихо утрутся! А потом, после училища — куда с такими талантами? Куда? В музыкальную школу? На двенадцать тысяч рублей? Сколько у нас оркестров, где нужны балалаечники? А ведь это национальный инструмент, наш главный национальный инструмент! В нем — душа народа! Память о предках!
Я с некоторым сомнением посмотрела на свою энергичную собеседницу. Русские ли у нее предки? Трудно сказать. Больше всего она была похожа на хрюшку. Есть такой старый мультфильм. Мама-Хрюшка, довольно симпатичная, улыбчивая, вся из толстых тугих мешочков: три мешочка — щечки с подбородком, пять или шесть — торс, ну и, соответственно, ножки, ручки…
Хрюшка одной рукой подбоченилась, а другой оперлась о стенку, окончательно отрезав мне путь к бегству.
— Да! Каждый должен играть на балалайке! А когда вы последний раз по телевизору балалаечников видели? Кто там играет, в телевизоре? Одни негры? Ва-ба-ди-ду-да? — Хрюшка покачалась, держа в руках воображаемый саксофон. — Зачем мне этот джаз? Зачем? Я не слышу его! И не могу слышать! Это другое человечество, у него другие звуки! Мир рассыпанных звуков! Им там в Африке, в жаре, делать нечего было, вот они звуки научились рассыпать и потом собирать снова. А у нас другое — у нас напевы, широта, мелодия, степи, косогоры, балалайка… Вы согласны со мной? — неожиданно спросила она и внимательно на меня посмотрела.
Я тоже пыталась сквозь ее очки всмотреться в глаза. Она серьезно сейчас говорила? Хрюшка напряженно ждала ответа.
— Да, отчасти, — постаралась как можно спокойнее ответить я.
Хрюшка неожиданно громко захохотала. Это не помешало ей как следует отпихнуть старшеклассника, которого, в свою очередь, друзья толкнули на нас, и он изо всех сил врезался в Хрюшку.
— Ой! — сказал старшеклассник. — Виолетта Семеновна…
— Да не ой, Горшков, не ой! А «пардон» скажи хотя бы! Если уж по-русски все слова забыл! Вы же все теперь иностранцы у нас! Ни слова в простоте! Надо же! Ногу мне отдавил и — «ой»!
Что же она все-таки преподает? Может, обществознание? Или наоборот, — химию? Пишет на доске формулы целый день, рисует молекулы, а потом выходит в коридор и ее прорывает. Спросить? Нет, хочу догадаться.
— Вы знаете, что у них клиповое сознание? — Хрюшка одернула кофточку и снова заняла суперпозицию, отрезав меня от внешнего мира. — Знаете? Они вас — не слышат! Вы им говорите, а они не понимают, не могут понять, как на иностранном языке. Они смысла многих слов не понимают. Им надо показывать картинки.
— Так тоже может быть, — осторожно заметила я. — Это не плохо и не хорошо. Это так. Мы не повернем весь локомотив человечества. С вами вдвоем.
— О чем и речь! — всплеснула руками Хрюшка. — А все остальные как будто не понимают! Аня! Вы же Аня?
Я кивнула.
— Так вот, Аня, все остальные просто не понимают, что это — другие люди, — показала она на бегающих, стоящих, сидящих на подоконниках и диванчиках вокруг нас детей. — У них мозги облученные! И к ним бесполезно обращаться на привычном нам языке. Они понимают схемы, картинки, комиксы. Не понимают логической связи слов.
