Дуглас Кеннеди - Момент
Да, если хотите, я пребывал в экзальтации, совершенно по-новому воспринимая жизнь. Петра спала такая счастливая, так доверчиво прижималась ко мне, казалась такой родной, что, глядя на нее, я поразился тому, насколько другим стал я сам. Настолько, что хотел отдать ей все, а не только себя. Да, все произошло так внезапно, так бурно, подобно удару грома, но наша любовь родилась в момент инстинктивного осознания правды. Я знал. Как знала и Петра. Впервые в своей жизни я понял, что такое уверенность. Можно вечно искать человека, предназначенного тебе судьбой. И в процессе этих поисков соглашаться на компромиссы — разумные или катастрофические, загоняющие тебя в тихое отчаяние или ограничивающие твои горизонты. Но когда и если ты сталкиваешься лицом к лицу с человеком, который может вознести тебя на вершину счастья, тогда ты должен разбиться в лепешку, лишь бы его не потерять. Потому что это твой момент, твой час — а он бывает лишь однажды во вселенной времени, которую мы называем жизнью.
Прошло с полчаса, и я осторожно выбрался из постели, собрал промокшую одежду Петры, разложил ее по всем батареям, чтобы просохла к тому времени, как она проснется. Зайдя в ванную, снял с крючка свой халат и мельком увидел себя в зеркале. Признаюсь, я не из тех, кого приводит в восторг собственное отражение. Однако в то утро на моем лице светилась улыбка — глуповатая, недоуменная, но счастливая.
Я вернулся в спальню, оставив халат на стуле у кровати с той стороны, где спала Петра, на случай, если она проснется первой. Потом снова забрался под одеяло, возвращая ее в свои объятия.
— Это ты? — пробормотала она, полусонная.
— Я.
— Иди ближе…
Меня не надо было уговаривать, и, когда наши тела соприкоснулись, мы снова погрузились в сон.
Проснулся я от тихо звучащего голоса. Сквозь жалюзи струился свет, и часы на прикроватной тумбочке показывали одиннадцать двадцать. Голос стал более отчетливым, когда мое сознание прояснилось и смогло вместить в себя окружающий мир. А вместе с ним и запах свежего кофе из кофеварки. Я был в постели один, поскольку Петра была на кухне, где и напевала себе под нос; песня была на немецком и показалась мне смутно знакомой. Я оторвался от подушки, чувствуя себя невероятно отдохнувшим и — это было для меня внове — по-настоящему счастливым.
— Доброе утро, любимая, — сказал я.
Петра — в моем халате — зашла в спальню. Она как будто светилась, а ее глаза лучились счастьем.
— Доброе утро, любимый, — сказала она, обнимая меня и падая на кровать рядом со мной.
Наш поцелуй был долгим и глубоким. Я стянул с нее халат, и мы снова занялись любовью. На этот раз мы двигались еще медленнее, с чувственной раскованностью, испытывая неизъяснимое интимное удовольствие от физического слияния наших тел.
Уже потом она обхватила мое лицо руками и сказала:
— Это так… господи, хотела сказать «революционно», но вспомнила, что это слишком по-коммунистически! Хотя для меня это действительно революция. То, что я сейчас чувствую к тебе, к нам… это как новая страна…
— …которую мы создаем для себя. Только это имеет значение. Мы. Все остальное — шелуха, Петра. Мы.
— Самое удивительное местоимение. Его никогда не было в моем лексиконе.
— В моем тоже… так что и для меня, как ты говоришь… да, это революция.
— Я никогда не вылезу из этой постели.
— Я и не выпущу тебя.
— Ты никогда меня не отпустишь, правда? — спросила она.
— Обещаю.
— Сегодня утром я — самая счастливая женщина Берлина. Настолько счастливая, что готова принести нам завтрак в постель.
— Тебе не надо идти на работу?
— Вчера вечером я передала им сообщение через охранника, что мне по-прежнему нездоровится… а потом я пришла к тебе.
— И когда я открыл дверь и увидел тебя на пороге…
Наши губы снова слились в очень долгом поцелуе. А потом мы лежали и просто смотрели друг на друга. Пока в эту идиллию не ворвалась реальность: снизу донесся шум работающего циклевочного аппарата.
— О, черт… — вырвалось у меня. — Я совсем забыл…
— Не бойся, — сказала Петра. — Когда я услышала чьи-то шаги внизу, я вышла на лестницу и столкнулась с турецким джентльменом. Он спросил тебя, сказал, что вы делаете кое-какую работу в «студии мистера Аластера». Когда я объяснила ему, что ты еще спишь, он попросил не будить тебя — сказал, что зайдет завтра узнать, не улучшилось ли состояние мистера Аластера. Я так понимаю, что «мистер Аластер» — хозяин квартиры?
— Можно и так его называть. Можно как угодно. Он многолик, этот «мистер Аластер».
— Теперь ты меня окончательно заинтриговал.
— Это долгая история.
— Но я никуда не тороплюсь. И мне хочется знать о тебе все.
— Как насчет завтрака в постель?
— Договорились. Я несу завтрак, а ты мне рассказываешь про своего домовладельца.
— Давай я тебе помогу.
— Нет, не лишай меня удовольствия принести завтрак mein Mann[74]. Позволь мне хотя бы разочек сыграть роль Hausfrau[75].
Она скрылась на кухне, напевая ту же песенку, под звуки которой я проснулся утром.
— Похоже на Шуберта?
— Браво. Это и есть Шуберт: An die Musik. Шуберт с его рефлексиями и юмором.
— Красивая мелодия. И то, как ты ее поешь…
— Только не сравнивай меня с соловьем, умоляю.
— Но ты и не голубь. А вот голос у тебя действительно очень приятный.
— Комплимент принимаю. Но у меня есть серьезный вопрос, который мне просто необходимо задать тебе. Ты пьешь эспрессо черный или con leche[76], а тост с мармеладом или сыром?
— Черный… и с сыром, пожалуйста.
— Прямо как я.
Она вернулась в спальню минут через пять, с подносом в руках, напевая Шуберта, а ее улыбка сияла еще ярче. Поставив поднос на кровать, она сначала наклонилась и поцеловала меня в губы, а потом разлила по чашкам эспрессо. Она подняла свою чашку, и мы чокнулись.
— За нас, — сказала она.
— За нас. — И я снова поцеловал ее.
Кофе был превосходный. Я ужасно проголодался, и немудрено, ведь уже давно перевалило за полдень. Так что мой «памперникель» с мюнстерским сыром был уничтожен в один присест.
— Вот и славно, — сказала Петра, дождавшись, пока я доем второй бутерброд. — Теперь твоя часть сделки. «Мистер Аластер». Вся история — «от» и «до». И в красках… ты ведь намекал, что он колоритный…
— Хорошо, как на духу, — согласился я и поведал ей сагу о Фитцсимонс-Россе.