Артур Хейли - Клиника: анатомия жизни
Коулмен видел, что патологоанатому по какой-то причине трудно собраться с мыслями. Пирсон протянул руку, взялся за лацкан халата Коулмена, и тот заметил, как подрагивает рука старика. Коулмен осторожно освободил халат.
— Что вы хотели мне сказать, доктор Пирсон?
— Это касается лаборатории. — Пирсон тряхнул головой: — Нет, не помню… я скажу вам позже. — Он уже собрался идти дальше, когда в голову ему пришла другая мысль. — Думаю, вам надо взять на себя прозекторскую. Начните завтра, последите за резидентами и сотрудниками, чтобы они работали как следует.
— Очень хорошо, буду рад этим заняться. — У Коулмена были идеи относительно организации вскрытий, и теперь представлялась возможность воплотить их в жизнь. Он вдруг подумал, что надо воспользоваться случаем и поговорить также и на другие темы. — Могу ли я поговорить с вами о лабораториях?
— Лабораториях? — Казалось, мысли старика продолжали блуждать где-то далеко.
— Помните, в письме я предлагал, чтобы вы отдали под мое руководство часть лабораторий? — Было странно обсуждать этот вопрос здесь и сейчас, но Коулмен чувствовал, что возможность его решить может представиться не скоро.
— Да, да, припоминаю что-то в этом роде. — Пирсон смотрел вслед группе из трех человек, шедших по коридору к выходу. Полицейский и маленький человечек с двух сторон поддерживали высокого мужчину.
— Я бы хотел начать с серологической лаборатории, — сказал Коулмен. — Мне хотелось бы верифицировать некоторые лабораторные процедуры. Верифицировать по стандарту.
— Что вы имеете в виду?..
Коулмена всегда раздражала необходимость объяснять что-то по несколько раз.
— Я хотел бы проверить и привести к стандарту некоторые аналитические процедуры в серологической лаборатории.
— Да, да… конечно, — с отсутствующим видом сказал Пирсон. Он продолжал смотреть в сторону выхода.
Элизабет Александер чувствовала себя великолепно. Собираясь на обед в столовую клиники Трех Графств, она вдруг поняла, что прекрасно себя чувствует уже несколько дней, но сегодня ей было особенно хорошо. Ребенок в ее чреве был жив и активно двигался. Даже сейчас она чувствовала его шевеление. Она только что побывала в универмаге, где в толчее женщин победоносно приобрела несколько кусков яркой ткани на занавески для их с Джоном квартиры. Самую лучшую ткань она купила для маленькой спаленки, где будет жить их ребенок.
Элизабет и Джон впервые вместе обедали в столовой клиники. Пользование ею было негласной привилегией членов семей сотрудников, но Джон узнал об этом лишь несколько дней назад. Отстояв в очереди, Элизабет выбрала салат, суп, жареную баранину с картошкой и капустой, пирог с сыром и стакан молока. Джон шутливо поддел жену:
— Ты уверена, что тебе хватит?
Элизабет подцепила палочку сельдерея и впилась в нее зубами.
— Наш ребеночек просит кушать.
Джон улыбнулся. Всего несколько минут назад, по пути в столовую, он чувствовал себя совершенно уничтоженным и подавленным. Он никак не мог забыть выволочку, которую задал ему доктор Пирсон. Заразительная жизнерадостность Элизабет заставила его забыть все неприятности, во всяком случае на время. В конечном счете, подумал он, теперь у него не будет никаких неприятностей в лаборатории — он станет умнее и начнет обдумывать каждый свой шаг. Доктор Пирсон лично сделал анализ на антитела — в физиологическом и белковом растворе, — и оба результата оказались отрицательными. «Пока нет никаких оснований тревожиться за анализ крови твоей жены», — сказал он. Под конец Пирсон даже подобрел — по крайней мере в сравнении с той вспышкой, которую он себе позволил.
Надо крепко усвоить и еще кое-что. Патологоанатом — доктор Пирсон, а не он — Джон Александер. Скорее всего доктор Пирсон прав в том, что Джон придает слишком большое значение вещам, которым его научили в колледже медицинских технологий. Разве мало примеров того, что колледжи и училища впихивают в учащихся массу теорий, которые потом не находят никакого применения?
Сколько предметов изучаются в средней школе и колледже, предметов, которые забываются тотчас после выпускных экзаменов. Может быть, он слишком серьезно отнесся к теории о необходимости третьего анализа, а доктор Пирсон, с его огромным опытом, прав, что посчитал его лишним?
Как там выразился доктор Пирсон, когда утром делал анализ? «Если мы будем менять лабораторные методы всякий раз, когда появляется что-то новое, то нашим перестройкам не будет конца. В медицине новые идеи появляются каждый день. Но мы, в клинике, должны быть уверены, что эти идеи проверены временем и их стоит применять на практике. Мы отвечаем за человеческие жизни и не можем полагаться на случай».
Джон, правда, удивился, каким образом третий анализ может повредить здоровью и жизни больного, но теперь все равно решил, что доктор Пирсон в отношении новых идей в принципе прав. Из прочитанного Джон вынес твердое убеждение, что идей действительно много и отнюдь не все из них хороши. Конечно, доктор Коулмен очень хорошо объяснил необходимость третьего анализа, но он намного моложе доктора Пирсона и опыта у него меньше.
— Твой суп остынет, — прервала Элизабет мысли Джона. — О чем это ты так глубоко задумался?
— Да так, ни о чем, моя прелесть. — Так как Элизабет обладала сверхъестественной способностью выведывать его мысли, он решил выбросить свои размышления из головы и поговорить о другом. — Я давно хотел тебя спросить, — сказал он. — Как у тебя с весом?
— Все в порядке, — бодро ответила Элизабет. — Доктор Дорнбергер говорит, что я должна много есть.
Она покончила с супом и яростно атаковала жареную баранину.
Александер поднял голову и увидел, что к их столу приближается доктор Коулмен — новый патологоанатом шел к столам, за которыми обычно обедали врачи. Повинуясь неясному импульсу, Джон Александер встал:
— Доктор Коулмен!
Дэвид Коулмен обернулся:
— Да?
— Доктор, мне бы хотелось познакомить вас с моей женой. — Когда Коулмен подошел, он добавил: — Элизабет, дорогая, это доктор Коулмен.
— Здравствуйте, миссис Александер, — сказал Коулмен и остановился у стола, держа поднос с обедом.
Джон Александер выдвинул стул:
— Может быть, вы присоединитесь к нам, доктор?
Мгновение Дэвид Коулмен колебался, но потом решил, что отказаться было бы невежливо.
— Хорошо, — согласился он, поставил на стол поднос со спартанской едой — маленькой порцией фруктового салата и стаканом молока — и сел.
С неловкой шутливостью Александер сказал:
