Дина Рубина - Русская канарейка. Голос
— Нужно работать, работать не покладая рук!!! До проклятий самому себе за каторжную жизнь!!! Знайте: каторга для вас — дорога на Олимп! Эта дурацкая дудка, — он брезгливо кивнул на чудесный и дорогущий кларнет Леона, — туда не приведет.
Отыграв коду, спустился наконец с котурнов греческого трагика и совершенно спокойно проговорил:
— Запишите телефон. Есть на чем почиркать? Это недалеко — здесь, на Патриарших. Большой Козихинский переулок…
— …коммуналка? — спросил Леон, записывая адрес. И Кондрат Федорович рассеянно отозвался:
— В общем, да… Приходите вечером, послушаем записи, посмотрим ноты… Если есть у вас хоть капля мозгов, Леон Этингер, а вам по имени-фамилии положено их иметь, то вы поразмыслите над тем, что я вам сейчас говорил.
…«В общем, да» — это была коммуналка, во всяком случае, лет двадцать назад, когда Сонюра, как и другие девочки и мальчики остальных восьми семей, проживавших в огромной квартире в Большом Козихинском, гоняла по длинным коридорам и общей кухне, часто забегая в комнату к «дядь-Кондраше» угоститься карамелькой, потренькать по клавишам старого фортепиано. Потом Сонюра выросла, вышла замуж за программиста Мишу, гения электроники и бизнеса. И разбогатев на своей компьютерной программе геологического поиска чего-то там, они не стали переезжать ни в Лондон, ни в Бостон, ни в Сидней, ни еще куда-нибудь — Сонюра любила свой район, свой дом в Козихинском и своего уже старого и больного «дядь-Кондрашу». А потому, полюбовно и аккуратненько расселив всех жильцов бывшей коммуналки, оставила старика доживать у себя под боком, в его же прежней комнате — все с тем же фортепиано, но уже без карамелек по причине грозного диабета. Квартира была перестроена в духе самых изысканных зарубежных архитектурных новинок и являла собой пугающие просторы супердизайна, с крохотным островком прежней комнаты «дядь-Кондраши», где все стояло, лежало и тренькало точно так же и там же, что и двадцать лет назад, и куда совсем не каждого приглашали «послушать записи и посмотреть ноты»…
…Так в его замысловатой судьбе возник еще один любимый старик, еще один громокипящий дряхлый ангел-алкаш (а более близкое общение предъявило в лексике уважаемого бывшего зэка Кондрата Федоровича такие сильные выражения, с которыми сравниться могла лишь арабская брань — а ту, понятно, у Леона не было возможности предъявить, хоть подчас и подмывало). Словом, вот так и началась подлинная страда в исконном понятии этого слова: упоительная страда работы, страдание от осознания несовершенства, предстоящего долгого пути, ватная усталость-немота после бесконечных репетиций; вечное теплое питье, запреты, молчание, жесткий график жизни; погоня за упущенным временем, распевки, снова репетиции, разъезды по захолустью с «Агитбригадой» студентов Московской консерватории, первые выступления в концертах-«нарезках», в сольных концертах класса Кондрата Федоровича, первый настоящий успех…
В те годы на Пятницкой существовало теневое элегантное кафе «для своих» — «The Phantom of the Opera», «Призрак оперы». Изысканное меню, соответствующий антураж — этак чуток Ла Скалы: позолота, красный бархат, хрустальная люстра… Но рояль на подиуме стоял настоящий, и звуковая аппаратура была по тем временам отменной. В качестве музыкального фона посетителям предлагалась опера, опера и только опера во всевозможных ее преображениях, под разными соусами. В моду вновь входили кроссовер-версии: оперные арии под аккомпанемент современных и даже рок-обработок. Для начинающих вокалистов это был клондайк, великолепный плацдарм для начала карьеры, ибо в кафе наведывались именно те, кто решал судьбу будущих оперных звезд. Их слушали, высматривали, знакомились: какой курс? второй? А не хотели бы вы, молодой человек, попробовать себя в нашем проекте? Кроссовер «Дидоны и Энея» Пёрселла в стиле рок. Возьмите визитку, звоните, я буду рад…
Леон даже вначале выглядел там экзотической орхидеей, тем более что вскоре с удовольствием и облегчением выпростался из гнусной шкурки духовика-провинциала: избавился от одесского говорка, от школьной стрижки, обновил гардероб и снял квартиру поближе к центру.
К нему подходили после каждого выступления, предлагали, зазывали, штурмовали… не подозревая, что постоянный и непреклонный отказ — не выкрутасы избалованного «золотого мальчика» («Да он просто чокнутый! Виктюк предлагал восстановить под него “Мадам Баттерфляй”, вы знаете? Тоже отказался!»), совсем не выкрутасы, а вынужденное послушание, творческое заточение под неусыпным взором голубеньких глаз его строгого тюремщика.
И будто посланы они были друг другу аккурат на то время, когда один учил, а другой учился, ибо к концу пятого курса уже смертельно больной Кондрат Федорович успел — из больницы, по мобильнику Сонюры, неотступно сидевшей при «дядь-Кондраше», — вызвонить из Парижа своего давнего знакомца, оперного агента Филиппа Гишара, с которым лет десять назад свела судьба, когда тот впервые приехал в Москву на конкурс вокалистов, удить свою первую рыбку.
— Приезжай, — прохрипел в телефон истаявшим голосом. — Ты жаловался, что у тебя контратеноров нет. А у меня мальчик… диплом пятнадцатого июня… редкой чистоты и силы голос… и дыхалка бесконечная… и грандиозная программа… не пожалеешь…
«Мальчику» в том году исполнилось тридцать три года, хотя внешне он, как и Эська когда-то, по прежнему производил впечатление отрока.
* * *Но вот уж кто производил впечатление лотарингского барона (кстати, предки его и вправду были лотарингскими баронами), — вальяжный красавец и гурман Филипп Гишар: трубка, холеная, черная, с яркой проседью эспаньолка, белоснежный воротник слегка мятой, но очень дорогой рубашки, да и костюм то ли от «Армани», то ли от «Босса», и все с подчеркнутым небрежным артистизмом: нам, людям творческим, что «Армани», что дерюга…
Впрочем, когда после ужина в ресторане отеля «Марко Поло» Леон доставил перебравшего Филиппа в номер, элегантный дорогой пиджак (в начале вечера аккуратно снятый и повешенный на спинку стула, но потом многажды оброненный и подобранный Леоном: на ступеньках ресторана, в вестибюле гостиницы, в лифте, в коридоре) и впрямь больше напоминал дерюгу, чем пиджак от «Армани».
Но вначале было знакомство.
Представить их друг другу было уже некому — увы, не поспел Филипп Гишар к похоронам Кондрата Федоровича, тот ушел за неделю до выпускного экзамена. А потому после дипломного концерта Филипп сам разыскал Леона за кулисами, сам предложил встретиться: