Александра Маринина - Ад
— Интересно, целоваться будут? — пробормотал он.
Парень сделал совершенно недвусмысленное движение, намереваясь поцеловать Лелю, но девушка резко отстранилась и, как показалось Родиславу, бросила кавалеру что-то презрительное.
— Ну вот, — огорченно констатировал Родислав, — у юноши облом.
— Чего и следовало ожидать, — добавила Люба.
— Слушай, а какого рожна ей вообще-то надо? — спросил он. — Ты же с ней разговаривала, вот ответь мне, кого она ждет? Принца Уэльского? Или арабского шейха?
— По-моему, она сама не знает. Смотри, он отдает ей все букеты. Значит, действительно прощаются. А подарки где? Неужели ей ничего, кроме цветов, не подарили?
— Ну и нравы у современной молодежи, — подхватил Родислав. — На двадцать пять лет дарить только цветы! В наше время было по-другому.
Леля вошла в подъезд, и Люба с Родиславом, как нашкодившие малыши, быстро уселись за стол и начали усиленно пить чай, чтобы невозможно было догадаться о том, чем они только что занимались.
— Лелечка, чаю хочешь? — предложила Люба, когда дочь вошла в комнату.
— Нет, спасибо, я же из ресторана, — девушка, судя по лицу и голосу, была очень довольна своим днем рождения, во всяком случае, выглядела она не унылой и печальной, как обычно, а спокойной и удовлетворенной.
— Что тебе подарили? — невинно спросил Родислав.
— Только цветы.
— Как?! — картинно удивился он. — На двадцать пять лет — только цветы? Почему?
— Потому что я попросила, чтобы не дарили ничего, кроме цветов. Мне ничего не нужно, у меня все есть. А получать бессмысленные подарки, которые только занимают место и которые не знаешь потом, куда девать, я не люблю. Я предпочитаю цветы, это, по крайней мере, красиво, а красота никогда не бывает излишней.
— Тебя кто-нибудь проводил? — продолжал допрос Родислав. — Или ты в такое позднее время возвращалась одна?
— Меня проводили, — спокойно ответила Леля, ставя один из букетов в вазу. — Мама, где у нас еще вазы?
— На кухне, на полке, там же, где всегда, — отозвалась Люба. — А кто тебя провожал? Валера или Игорь?
— Ой, ну какая тебе разница, — в голосе Лели появилось раздражение. — Не Валера и не Игорь.
— А кто же?
— Ты все равно не знаешь.
— Так ты расскажи, тогда узнаю, — настаивала Люба, пряча улыбку. — Как его зовут, сколько ему лет, чем он занимается. Ты — наша дочь, и нам с папой интересна любая мелочь твоей жизни.
— Это не интерес, а пошлое любопытство, — высокомерно ответила Леля. — Его зовут Стасик, если для вас это так важно. Ему двадцать четыре года. И он никто.
— То есть как — никто? — опешила Люба.
— Вот так, — Леля пожала плечами. — Никто. В литературе ничего не смыслит. Вообще читает мало. Он все больше компьютерами занимается, программист. Ничего интересного. Скучный, пресный, с ним даже поговорить не о чем.
— Зачем же ты пригласила его на свой день рождения, если он такой скучный и пресный? — не скрывая ехидства, спросил Родислав.
— Подруга попросила разрешения прийти вместе с ним, Стасик — ее брат. Не могла же я отказать.
— То есть ты с ним только сегодня познакомилась?
— Нет, я с ним уже встречалась несколько раз, когда была у подруги в гостях. Мила сказала, что я ему очень понравилась, и он по мне сохнет, и не разрешу ли я привести его на день рождения. Что мне, жалко? Пусть приходит. А он потащился меня провожать.
Родислав с удовольствием смотрел на дочь: длинные волосы, стянутые на затылке в тяжелый старомодный узел, тонкое чистое лицо, большие серые, как у Любаши, печальные глаза, и вся она так напоминает тургеневскую барышню — в длинной юбке, простой белой кофточке и с накинутой на плечи шалью. Даже странно думать, что у нее может быть какая-то личная жизнь, что ее могут обнимать посторонние мужчины, что она может выйти замуж и рожать детей… Такие девушки не выходят замуж и не рожают детей, они живут в мечтах и тихих светлых слезах, они ищут идеал и не находят его, они стремятся к совершенству, любят искусство и жаждут духовности, а не серой унылой повседневности быта. Но, к сожалению, именно такие воздушные, эфирные создания чаще всего остаются старыми девами, невзирая на внешнюю привлекательность. А это означает, что ему, Родиславу Романову, и его жене Любе придется коротать старость без внуков. С Колькой непонятно что. Да и с Лелей все очень сомнительно. Чем ей плох этот Стасик, который по ней, как она сама выразилась, сохнет? Молодой компьютерщик, сейчас это очень перспективная и востребованная профессия, без денег не останется и семью сможет содержать вполне достойно. Влюблен. Высокий и, насколько Родислав смог рассмотреть, довольно симпатичный. Чего ей еще? Какого принца она ждет? О ком мечтает?
Леля расставила все букеты и присела за стол с родителями.
— Папа, мама, я хочу сказать тост. Вы мне не наливайте, налейте себе, я скажу, а вы выпьете.
— Ну давай хоть глоточек, — попросил Родислав. — Нехорошо говорить тост и не выпить.
— Ты же знаешь, я не пью. Совсем. Ничего не пью, — поморщилась Леля. — Если ты настаиваешь, я себе налью воды в бокал.
— Ладно, — вздохнул он, — давай хоть так.
Люба принесла бокал с водой, Леля произнесла тост, теплый, проникновенный, очень добрый, полный любви к родителям и благодарности им за то, что дали ей жизнь и подарили чудесное детство и юность. Отдельно поблагодарила за прекрасный подарок — деньги на ресторан, потому что эти деньги позволили ей отпраздновать свой день рождения именно так, как она мечтала, и пригласить именно тех людей, которых ей хотелось бы видеть рядом с собой в этот день. Люба была растрогана чуть не до слез, Родислав растаял от умиления. Да, с сыном им не повезло, но зато дочь удалась!
Чокнулись, выпили, посидели еще немного и разошлись. Пора спать, завтра рано вставать на работу. Родислав тут же разложил диван и завалился в постель, а Люба отнесла на кухню грязную посуду и принялась, как обычно, наводить порядок. Она не ляжет, пока не вымыт последний стакан и не стерта с пола последняя случайная капля воды.
Ее одолевали грустные мысли. Дочери уже двадцать пять, сыну тридцать два, ей самой пятьдесят один. Вроде бы не так уж много, если не оглядываться назад и ограничиваться только взглядом в зеркало. Для пятидесяти одного года она выглядит очень даже ничего, особенно в одежде. Да, сын неизвестно где, да, муж не спит с ней уже много лет, и у него есть другие дети от другой женщины, но во всем остальном ее жизнь не дает повода для жалоб. Отец жив, сестра в порядке, чудесная дочь, и деньги теперь есть, и работа интересная. Чего еще желать? Может быть, только квартиру побольше, очень уж Любе надоело жить и спать в большой комнате, бывшей гостиной. Можно было бы, конечно, устроить спальню в Колиной комнате, как это было когда-то, но такой шаг означал бы некую окончательность в признании мысли: Коля больше не вернется. А этого Люба допустить не может. Она ждет его, ждет каждый день, каждую минуту, ждет если не прихода его, то хотя бы телефонного звонка, хотя бы звука его голоса, произносящего: «Мать, у меня все в порядке, я на днях возвращаюсь». Она ловит себя на том, что, сидя в машине, постоянно вглядывается в идущих по улицам людей, и ей то и дело кажется, что она видит сына, и она вздрагивает, обмирает и уже открывает рот, чтобы попросить водителя остановиться, и осекает сама себя, разглядев: это не Коля. Просто похож. А иногда даже и не похож вовсе. Просто очень хочется его увидеть, вот зрение и подводит, послушно идет на поводу у слепого безумного желания.
