Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана
Я стал частенько бывать в «Таверне пиратов», потому что здесь было с кем поговорить о моем хозяине. Там я и узнал, что инквизитор умер не сразу и долго еще страдал от ужасной болезни под названием гангрена, которая явилась следствием того падения. Люди рассказывали, что он целый месяц метался в бреду, и врачи были вынуждены ампутировать ему обе ноги. Тем не менее, болезнь, как проказа, распространилась по всему его телу и в конце концов дошла до сердца. Один стражник из инквизиции даже поведал о последних минутах его жизни. Когда инквизитору отпиливали последнюю конечность, тот выкрикивал странные слова:
— Изыди, Асмодеус! Изыди, демон вожделения!
Кстати, я был не единственным человеком, кто приходил в «Таверну пиратов», чтобы вспомнить о доне Хуане. Мануэль превратил публичный дом в дом беседы. Красавицы там теперь утешают страждущих с помощью беседы. Я никогда не пользовался услугами этих женщин, но не вполне уверен в том, что они ограничиваются только разговорами и не распахивают объятий тем посетителям, которые страдают от одиночества. Мануэль тогда заявил, что отныне его таверна — самое приличное и законопослушное заведение во всем Аренале. Думаю, что его слова не так уж далеки от истины.
Тело моего хозяина никто не обнаружил. Долгое время я объяснял это тем, что инквизиторы боялись одного его имени и сделали все, чтобы уничтожить память о доне Хуане. Их опасения имели под собой серьезное основание. В течение многих недель печальные женщины, чьи лица были закрыты вуалями, проходили или приезжали в каретах, чтобы оставить цветы у входа в наше жилище. Кое-кто даже уверял, что своими глазами видел королевскую карету, которая ненадолго остановилась здесь по дороге в Мадрид. Однако трудно утверждать, чья именно рука показалась из-за шторки, чтобы бросить цветы, — рука камеристки или самой инфанты.
Долгое время ходили слухи, будто бы моего хозяина видели живым. Выяснилось, что «подобно Деве Марии» он являлся огромному числу людей и буквально во всех уголках нашего королевства, так что в его чудесное воскрешение трудно было не поверить. В связи с этими слухами в «Таверне пиратов» многие месяцы царило безудержное веселье. Для кого-то это был праздник, а для кого-то — бессонная вахта в ожидании его возможного появления. Играли гитары, толпа пела и танцевала. Даже я не раз присоединялся к поющим.
Мануэль и Серена переименовали свою таверну в честь моего хозяина. Я лично присутствовал при том, как они заменили старую потрескавшуюся вывеску на новую, выполненную из красного дерева. Золотыми буквами на ней значилось новое название: «Таверна „Сова“». Таким прозвищем наградили дона Хуана в те дни, когда он был грабителем.
Однако, несмотря на все ожидания, мой хозяин так и не вернулся. В том письме, которое он мне оставил, помимо всего прочего было его завещание. Треть своего золота он велел передать матери-настоятельнице Соледад, с тем чтобы монахини могли варить и раздавать беднякам бесплатную похлебку. Другая треть предназначалась для того, чтобы выкупить из рабства Фатиму и оплатить ей дорогу домой. Хозяин написал: «Эта женщина помогла мне освободиться от моих цепей, и я обязан сделать для нее то же самое».
Когда я пришел с этой просьбой к герцогине Кристине, она очень удивилась, но все же согласилась сделать все, как хотел ее старый друг. Она не взяла с меня много денег, потому что ее муж навсегда вернулся из Неаполя и в доме было достаточно других рабов и слуг.
Я никогда не забуду лица Фатимы после того, как она узнала о подарке моего хозяина. Слезы благодарности хлынули из ее глаз. Я отвез ее в порт и помог выйти из кареты. Поднимаясь на корабль, она ступала гордо и с большим достоинством, потому что чувствовала себя свободной женщиной. В этот момент я подумал, что видение, однажды посетившее моего хозяина, скоро станет реальностью. Через месяц эта женщина вернется домой, в Мозамбик, где она сможет обнять своего мужа и услышать радостный смех своих сыновей.
Это был последний день моей службы кучером. Оставшуюся часть золота дон Хуан завещал мне, «чтобы я мог подыскать себе ремесло и стать хозяином самому себе». На эти деньги я открыл книжный магазин и переплетную мастерскую, и это занятие по сей день приносит мне огромное удовольствие. За прошедшие годы я успел прочесть множество книг, но при этом, словно к Библии, все время возвращался к дневнику моего хозяина. Делая эти заметки, я старался подражать манере его письма, хотя, наверное, не слишком успешно.
Торгуя книгами, которые я подбирал на разные вкусы, я всегда был вынужден остерегаться представителей инквизиции и всегда помнил про их список запрещенных книг. После смерти епископа Игнасио де Эстрада жестокость правящей верхушки несколько смягчилась, по крайней мере, на какое-то время. Севилья снова стала чудом.
Теперь, когда я лежу на смертном одре, Мария ухаживает за мной и скрашивает последние дни моей жизни. Ее лицо, несмотря на морщинки, все так же красиво. Именно после того, как я прочел дневник моего хозяина, я набрался смелости и стал ухаживать за ней. Если бы не ободряющие слова моего хозяина, я бы никогда не набрался смелости предложить Марин свое робкое и беззащитное сердце.
Именно стремление засвидетельствовать, как чтение дневника смогло преобразить мою жизнь, побудило меня взяться за перо и дополнить эти чудесные страницы записками о своей жизни простолюдина. Мы с Марией прожили в счастливом супружестве всю жизнь. Именно семья все эти годы была моим надежным убежищем, именно благодаря семье я не провел свою жизнь в трусости и сознании собственного ничтожества. После моей смерти Мария собирается провести остаток своих дней в монастыре, служа Господу и ухаживая за больными.
Я долго размышлял над тем, кому можно доверить дневник дона Хуана после того, как меня не станет. И вот, словно услышав мои молитвы, Святая Дева Мария послала донью Альму, которая оказалась в Севилье проездом в Новую Испанию. Разумеется, она давно слышала о гибели дона Хуана, но только вчера навестила меня и попросила рассказать о том, как именно это случилось. С годами мы всё охотнее возвращаемся мыслями в дни своей далекой юности. Время проявило милосердие по отношению к донье Альме. Ее лицо оставалось все еще красивым, а поседевшие волосы, по-прежнему густые и пышные, были украшены цветами. Ее голубые глаза сияли все так же ярко, как в тот день, когда она спряталась в карете моего хозяина.
Я не сразу решился рассказать ей про дневник, поскольку понимал: прочтя его, она поймет свою роль в гибели моего хозяина. Но, с другой стороны, она образованна и умна, да к тому же замужем за богатым купцом — кому как не ей можно доверить эту величайшую ценность? При одном только упоминании о том, что дон Хуан вел дневник, она удивленно вскинула брови. Я сказал, что завтра утром буду готов отдать ей это сокровище, если она пообещает хранить его в тайне до тех пор, пока слова дона Хуана о плотском желании и любви перестанут считаться ересью. Она засмеялась и сказала, что такое время никогда не наступит, но потом пообещала, что и она, и ее потомки будут бережно хранить этот дневник столько, сколько потребуется.
Как выяснилось, не только я все эти годы хранил свою тайну. Донья Альма тоже открыла мне один секрет, который давным-давно поведал ей ее дядюшка, дон Пабло. По словам старого доктора, который продолжал опекать монахинь, донья Анна провела в монастыре лишь три месяца. А потом она убежала с иезуитским священником или с человеком, переодетым в его одежды, и уехала в Южную Азию.
Теперь, перечитав дневник хозяина в последний раз, я почти не сомневаюсь в том, что этим человеком был не кто иной, как сам дон Хуан. Я закрываю глаза и вижу, как они встречаются в исповедальне, как он сажает донью Анну на вороного жеребца и скачет в Санлукар де Баррамеда. Туда, где его ожидает корабль капитана Фэдрика под названием «Святой Мигель».
Может быть, я просто не желаю верить в его смерть или пытаюсь облегчить сознание собственной вины, но именно эти картины, возникающие у меня перед глазами, наполняют радостью мое сердце. Близится рассвет, я сижу возле окна и ожидаю возвращения доньи Альмы. Последними словами, которые я запишу в этот дневник, станут ее слова.
«Дон Хуан умер. Да здравствует дон Хуан!»
Приложение
Глоссарий
Алкасар (от арабск. «аль гаср» — крепость) — королевский дворец в Севилье.
Алюмбрадос (иллюминаты; букв. «просвещенные») — мистическая секта, появившаяся в Испании в XVI в. Члены секты утверждали, что они общаются с Богом без посредства Церкви и ее таинств. В то время как целью одних «просвещенных» было только познать любовь Господа, другие для того, чтобы вкусить Божественную Любовь, вовсю предавались плотским страстям. Ходили слухи, что некоторые священнослужители, одержимые демонами плотских желаний, пользовались эротическим языком тайных писаний, чтобы заманить в ловушку кающихся грешников. Учитывая убеждения дона Хуана о божественной природе телесного, не удивительно, что ему импонировало такое мировоззрение.
