Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
– Здравствуйте, доктор!
Он недоуменно смотрел на меня близорукими глазами, словно пытался вспомнить. И тут же легонько хлопнул себя по кепке.
– Господи, неужели это вы! Не может быть!
– Может, доктор. Оказывается, может. – Я протянул к нему руки. Мне так хотелось его обнять.
– А я вас сразу и не признал. И тем более не ожидал увидеть вас в этих краях. А впрочем… Вы ничуть не отличаетесь от вашего экранного образа. Этакий красивый мужественный человек с открытой улыбкой. Моя дочь просто по уши влюблена в вас. Как в актера, конечно. И у нее над кроватью висит ваш плакат.
Мои руки бессильно упали. Обниматься мне было не с кем. Несколько секунд я стоял неподвижно, в полном замешательстве. Меня не узнали. Впрочем, смею ли я обижаться? Ведь за это время я стал совсем другим. Кнутов помнил здоровенного парня, этакого бородатого, неотесанного дикаря в изношенной ветровке. Теперь пред ним во всей красе предстал знаменитый актер, стриженный наголо, в дорогом респектабельном костюме, сжимающий в руках широкополую шляпу. Я не смел обижаться. Но правду сказать должен.
Мы пошли по знакомой до боли тропинке, ведущей в поселок. По ней я когда-то крался, как вор, чтобы никто не заметил мой трусливый побег из Сосновки. А осень здесь гораздо холоднее, подумал я. И небо гораздо ниже. Кажется, до него можно дотянуться рукой. И погрузить руки в мягкие облака. Неужели бывает такое чистое небо? И такие воздушные белые облака. И солнце совсем не напоминает уличные фонари… Я полной грудью вдохнул свежий прохладный воздух. Голова с непривычки слегка пошла кругом. И я покачнулся. Правду я на время решил отсрочить. Нога по-прежнему ныла, и я заметно хромал.
– Прекрасный у нас воздух, не правда ли? – с гордостью сказал доктор Кнутов, заметив, как порозовело мое лицо. – Вы – человек городской, поди, редко бываете на природе.
– Не бываю, – как эхо прозвучал мой уставший голос.
– Позвольте узнать, Ростислав… Как вас по батюшке?
Да какой я, к черту, Ростислав, захотелось мне крикнуть в ответ. Я уже пару суток назад от него отказался! Но доктор Кнутов этого знать не мог. Это знал только я.
– Не стоит по батюшке. Просто Ростислав.
– Ну да. Я слышал, что в богемных кругах не привыкают к отчеству. До самой смерти вас называют по имени. Может, оно и правильно. А может, и заблуждение. Имя, конечно, молодит, но ведь отчество все равно остается. Даже если его никто не знает. К тому же придает уважение. Или у вас не принято уважительно? А меня, с вашего позволения, величают Андреем Леонидовичем, я местный… – Он вдруг замедлил шаг. – Погодите, а как вы узнали, что я доктор?
Я это знал с рождения. Так хотелось мне ответить и добавить: «К тому же ваша дочь была именно в меня сильно влюблена, а не в этого жалкого актеришку Неглинова». Но я вновь почему-то сказал другое:
– Как узнал? А вы как думаете, доктор?
Он неожиданно расхохотался и машинально оглядел себя.
– Ну, безусловно. Для актера, который привык ежедневно перевоплощаться, это не составит труда. Я типичный сельский врач. Пенсне на носу, кепка на лбу и чемоданчик в руках, что может быть проще? Вы, кстати, замечали, как во многом повторяются люди? А в профессии это видно особенно. Про вас никогда не скажешь, что вы… – он оглядел меня с ног до головы, – ну, к примеру, местный лесник.
И доктор рассмеялся, довольный удачной шуткой.
– И эта заметная хромота придает вашему облику печать меланхолии, интеллигентности и легкого эстетства.
– Вот вы меня уже с Оводом сравниваете. И все же, я считаю, что каждый человек – уникальный и единственный в своем роде, – упрямо не согласился я с доводами Кнутова.
– Безусловно! Но это если вторгаться в глубинную сущность человека. Но вы оглядитесь, – он обвел вокруг себя рукой. – Деревья тоже уникальны. И цветы. И птицы. Но нашему взгляду они предстают в одинаковом свете. Мы говорим – сосны, а не сосна, мы говорим – дрозды, а не дрозд. Мы их классифицируем на отряды и виды. Мы не вторгаемся в суть каждой сосны и каждого дрозда. И не одинаковы ли мы для них? Возможно, мы для них просто люди. Нос, рот, волосы, ходим на двух ногах. И все. А человека в отдельности они не распознают.
– Но они привыкают к отдельному человеку. И узнают его.
– Потому что этот отдельный человек их приручает. Он так же мог приручить любое другое животное. И оно так же станет его распознавать. Как и человек будет выделять только своего питомца. Но вы, безусловно, правы. В частности люди уникальны. И так и должно быть. Повторение невозможно. Хотя классификация, безусловно, существует. Вместо отрядов и видов – по профессии, по социальному статусу, по внешности… Вот вы, к примеру, мне очень кого-то напоминаете. Но кого – вот бы вспомнить… Увы… Я немало пожил, и вполне возможно, что встречал где-то в дальних краях очень похожего на вас человека.
Я усмехнулся. В дальние края забираться не надо. Но в ближних краях у доктора не возникло даже мысли меня искать. Как все-таки человек легко внушаем. А ведь доктор мне всегда казался человеком с собственным взглядом на жизнь. Взгляды на жизнь, увы, повторимы тоже. И мне уже совсем не хотелось раскрываться перед ним. Я решил начать с того, кто меня узнает. Скорее всего, с Вальки. Эту шуструю девчонку не проведешь. И мне от этой мысли стало легче. И я вдруг понял, насколько соскучился по этому взбалмошному чертенку. Как она все-таки отличается от всех женщин, с которыми меня столкнула судьба в городе.
– Кстати, – обратился я к Кнутову, слегка повеселев. – Вот вы утверждаете, что про меня никак не скажешь, что я местный лесник. А если отрастить бороду, волосы, надеть потрепанную ветровку, перебросить через плечо ружье…
– Всего лишь сценический образ, – уверенно констатировал доктор. – Я уверен, что вы прекрасно смогли бы сыграть лесника в кино. Но вот принять вас за него в жизни… Увы… Не хочу вас обижать, но я человек откровенный. У вас и взгляд другой, и повадки. Вы человек, начисто испорченный городом. И можете всего лишь перевоплотиться в лесничего. На экране, допускаю, даже поверят в это. Но в жизни, – доктор развел руками, всем видом показывая, насколько это пустая затея.
– Неужели лесники такие особенные?
– Не более, чем каждый человек на своем месте. Хотя… Вы знаете, наш лесник действительно особенный. Очень чистый человек. Как сама природа. Он словно все время пытается доказать, что люди не хуже ее. И знаете, доказывает! Это человек без ошибок.
– Неужели бывают такие люди?
– Люди разные, как мы с вами уже говорили. И такие бывают. Хотя встречаются, безусловно, реже.
Легкая ревность кольнула мое сердце. Как они меня легко и быстро забыли. Впрочем, и это вполне объяснимо. Если бы на мое место пришел кто-либо хуже меня, равнодушный к природе ремесленник, они бы долго вспоминали меня добрым словом. И жалели о моем исчезновении. Но все случилось наоборот. Я не был человеком без ошибок. И я, как оказалось, был не так уж и дорог моим землякам. Хотя ни за что не поверю, что мой продолжатель любит природу сильнее. Мне казалось, что сильнее любить невозможно.
Мы подошли к поселку. На деревню опустился легкий туман. Осеннее солнце настойчиво пробивало лучи сквозь его пелену. И поселок, казалось, утонул в розовых клубках дымки. Мне до боли в груди стало жаль, что это не мой поселок, не мое солнце, не мой туман. Мне так хотелось, чтобы здесь меня приняли за своего. И я осторожно попросил доктора Кнутова не сообщать, что артист Неглинов посетил эти замечательные края.
– У вас прекрасный санаторий, и там отдыхает много знаменитостей. Я не самый известный из них, – без ложной скромности добавил я. – Мне нужен полноценный отдых.
– Понимаю вас, Ростислав. Хотя очень жаль. Может, вы и не самый знаменитый, но фильм с вашим участием совсем недавно прошел по экранам, поэтому, безусловно, людям интересно было бы встретиться с главным героем. Но если вы настаиваете…
– Настаиваю, – сухо ответил я.
– Но моей дочери… Она так влюблена в вас… Вы позволите рассказать о нашей встрече лишь ей?
– Я с ней сам встречусь. – Мой голос вновь потеплел.
– Прекрасно! – доктор радостно всплеснул руками. – Я очень рад. Вы, несомненно, познакомитесь и с нашим лесником. Вам этот человек понравится обязательно. К тому же вам, как актеру, будет любопытно вникнуть в этот незнакомый для вас типаж. И тогда вы поймете мои слова. И простите за дерзость.
– Мне не за что вас прощать, доктор. У меня создалось впечатление, что я знаю вас тысячу лет.
– Вот видите, у нас и мысли во многом схожи. Кстати, вы действительно напоминаете Овода. При взгляде на вас создается впечатление, что вы не просто приехали в незнакомое место для отдыха. А возвращаетесь… Кстати, вечером я навещу вас и осмотрю, с вашего позволения, ногу. Вы можете мне доверять как врачу. Мне когда-то удалось спасти ногу одного лося. Казалось, был безнадежный случай. Поверьте, лечить животных бывает гораздо труднее. Потому что не несешь должную ответственность. И появляется чудовищная мысль, что можно сделать операцию спустя рукава. Ведь за животных не судят. И врачебные ошибки легко допускаются. Долг, он вот где! – Доктор постучал по своей груди.
