Николай Беспалов - Встречи на ветру
– Садитесь в машину, – сказал Максимилиан. «Волга» остановилась рядом.
С бешеной для местных дорог скоростью машина везет нас в деревню Черняковичи. Максимилиан Максимович сидит впереди, и мне виден его затылок и немного оттопыренные уши. Так бы и дернула. Опять в меня вселился чёртик. Голова Максимилиана постепенно склоняется, склоняется, и вот он уже упирается подбородком в грудь. Спит журналист-международник. А мне что прикажете делать? Я тоже задремала. Проснулась тогда, когда машина съехала с шоссе на проселочную дорогу. Тут не поспишь. Ухабы и выбоины. Выбоины и ухабы.
– Вы бы поосторожнее, – проснулся и Максимилиан.
– Если я поеду медленнее, то трясти будет ещё больше, – возражает шофёр, и он прав. Я вспомнила Виктора. Бывало, и мне приходилось выезжать в область, так он также говорил, что при медленной езде тряска чувствуется сильнее.
– Как Вы? – это уже обращение ко мне.
– Пока жива. Кишка кишке кукиш показывает, а так вполне сносно.
Я действительно сильно проголодалась.
Утром мы с Кларой Ивановной покушали гречневой каши с молоком и хлебом. Молоко от коровы, которую я дою, и тем горда.
– Приедем, устроим пир, – Максимилиан Максимович уселся вполоборота, и теперь мне виден его профиль. Ничего не скажешь, внушительный вид. Нос с горбинкой, рот четко очерченный, со слегка выпяченной нижней губой, подбородок крупный, выдающийся вперед. Настоящий римский патриций.
– Скажите, Максимилиан Максимович, Вы по национальности кто?
– Папа русский, а мама гречанка. Дед служил попом в Храме иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» на Большой Ордынке. Дед приметил девушку Авдотью, гречанку. Была она мила и абсолютно неграмотна. Дед обучил её грамоте, счёту.
Мы въехали в деревню. У реки подымаются дымы. Выходит, топят ещё бани. Как хочется попариться.
– Командуйте, куда рулить, – прерывает речь Максимилиана шофёр.
Едущая по деревне легковая машина, да ещё такая, вызывает у сельчан удивление, граничащее с шоком. Люди выглядывают из окон, оборачиваются и долго смотрят вслед. Я командую: направо, теперь прямо, стоп.
Мы у дома Клары Ивановны. Над её домом тоже вьется дымок. Холодно стало женщине, решаю я, чтобы через десять минут убедиться, что я ошибалась. В избе пахнет пирогами.
– Долго же Вы ездили, – встречает нас Клара Ивановна.
Максимилиан в это время выгружает мои пакеты, Кларе Ивановне он не виден. Я спешу предупредить появление городского гостя.
– Я не одна.
– Вечно с вами, городскими, заморочка. Зови уж.
Максимилиан не ждет приглашения и появляется на пороге тотчас. Я верю его словам: «Я входил в резиденции президентов вновь образованных республик без стука».
– Здравствуйте, Клара Ивановна, прошу прощения за мой визит без приглашения. Но я не без даров. Примите от чистого сердца.
Кроме пакетов с продуктами и товарами, что он приобрел по списку Клары Ивановны, Максимилиан Максимович ставит у стола большую сумку с несколькими отделениями. Чувствуется, она весит немало. Когда Максимилиан Максимович опустил сумку на пол, раздался характерный звон. Так звенят бутылки.
– Прошу принять, – журналист раскрывает одно за другим отделения сумки и на свет появляются иностранные бутылки, банки и баночки с яркими этикетками, ананас, связка бананов и ещё не виданный мной фрукт: зеленый, продолговатой формы. Щедрость гостя безмерна.
– Эка как Вы расщедрились, – сдержано отвечает Клара Ивановна. – Мы люди деревенские, к деликатесам не приучены.
– Честно говоря, Клара Ивановна, люблю я отварную картошку с постным маслом да с лучком. А это я так, пофорсить решил. – Не так этот столичный тип и прост. Нашел подходец к Кларе Ивановне.
– Хватит лясы точить, мил человек. Вошел в дом, гостем будь. Проходи, садись. Отдохни с дороги.
Кажется, я тут лишняя. Об этом я и объявила Кларе Ивановне и Максимилиану.
– Я так не считаю, – первым отвечал Максимилиан. – У нас в Москве если кто надумал выпить, то ищет компанию, и, как правило, это трое. Как вы считаете, Клара Ивановна?
Хитер журналист. Но не проста наша хозяйка.
– Не знаю, как там у вас, в Москве, а у нас в Черняковичах, если мужик удумал выпить, то домой идет. У нас вездешляев не любят, – Клара Ивановна говорит это, поглядывая на московского гостя: знай, мол. Гость принимает замечание хозяйки как должное.
– Вы правы, Клара Ивановна, столичные города развращают людей. И не важно, какая идеология превалирует, мы уже более шестидесяти лет живем под знаменем, на котором начертаны слова: «Свобода, Равенство и Братство». Где вы сыщете равенство. Свобода? От чего?
Я слушаю Максимилиана и дивлюсь, как его ещё не упекли в психушку. Неужели он так говорит и в среде своих товарищей по цеху? Иного мнения Клара Ивановна.
– А ты не чинись, тогда и будешь равным всем. Вы приехали сюда вон на какой машине. А мои односельчане если и ездят на авто, то на грузовике или на автобусе. Я на стол картошку да овощи с огорода. Ты мне консерв иностранный. Он мне не по нутру. Того и гляди понос от него заработаю. При Сталине была у нас своя гордость. А как пришел к власти Никита Хрущев, так и пошло-поехало. Это надо же удумать: сажать у нас кукурузу! При нем завели моду болтать невесть что. Вы думаете, мы, деревенские, все темнота? Ошибаетесь. Я, например, и радио слушаю, и газету выписываю, и не одну. Очень интересно мне читать в «Литературной газете», – тут и я, и Максимилиан Максимович сильно удивились, – статьи разные.
– Предлагаю все-таки, – прерывает речи Клары Ивановны Максимилиан Максимович, – сесть за стол.
Уселись. Хозяйка с краю: «Мне так удобнее, ближе к плите». Мы по обе стороны. Крышка чугунка открывается, и горница наполняется головокружительным ароматом. Пахнет отварной картошкой, хорошо сдобренной укропом. Эти ароматы перемешиваются с запахами малосольных огурцов. Честное слово, ни в каком ресторане вы не попробуете такого. Это мое мнение подтверждает Максимилиан.
– Едал я во многих ресторанах. В Париже и в Лондоне, в Буэнос-Айресе и Нью-Йорке. Нигде такого не найдешь. Даже в русском ресторане Парижа «Максим» та же картошка пахнет не так.
– Так у них все ростят на химии. Никитка тоже насаждал химию где ни попадя. Оно, конечно, урожаю больше, но вкус-то пропадает.
Выпили водки. Помолчали.
– Ну как Вам наша казенка? – пытливо спрашивает Клара Ивановна.
– Давно не слышал такого названия. Водка как водка.
– Оно и верно. Вот Вы привезли что-то иностранное, – Клара Ивановна, прищурившись, пытается прочесть этикетку: – Выски. Это что же такое? Из чего оно гонится? Наши мужики гонят самогон из картофеля. А это из чего?
– Ячмень, – отвечает Максимилиан.
– Ячмень у нас идет на пиво. Это тоже пиво?
– Это шотландский самогон.
Максимилиан ни с того ни с сего начал декламировать стихотворение Роберта Бернса:
Трех королей разгневал он. И было решено, что навсегда погибнет Джон Ячменное Зерно. Велели выкопать сохой могилу короли, чтоб славный Джон, боец лихой, не вышел из земли. Травой покрылся горный склон, в ручьях воды полно, а из земли выходит Джон Ячменное Зерно.
Декламацию журналиста прервала Клара Иванова. Она, к нашему обоюдному удивлению, заявила следующее:
– Вы из всего, что написал Бернс, выбрали это – оно и понятно. Пьяницу видать по голосу и походке.
– Помилуйте, Клара Ивановна, – взмолился Максимилиан. – Мой дед служил попом. Мой отец был профессором-историком в Московском университете.
– Ничего не значит. – Мне любопытно слушать перепалку простой крестьянки и уважаемого и известного журналиста. – А Ваш прапрадед, может быть, был запойным пьяницей. Вы что-нибудь о генетике слыхали?
Я и Максимилиан поражены.
– Я сражен. Свое генеалогическое древо я составил лишь до прадеда. Он, правда, судя по семейным преданиям, был мужчиной крутого нрава, но был ли он алкоголиком, об этом ничего неизвестно.
Их диспут прервал, как это бывает в пьесах, стук в окно.
– Клара, – раздался мужской голос, – твоя жиличка в банью хочет.
– Петро, – отозвалась Клара Ивановна, – зайди и ко мне. – Желаешь со своим товарищем попариться?
– Я желаю, – упредил меня Максимилиан. – Давно не парился в русской бане. Финская сауна по сравнению с ней ничто.
– Наш пострел везде успел. Так и идите.
Вошел Петр.
– Привет честной компании. Об чем водку гуляем?
Оборот речи – что надо бы запомнить. Люблю, знаете ли, иногда в компании шокировать людей.
– Гость из Москвы гуляет, а мы так, с боку припека, – не стесняясь, отвечает Клара Ивановна. – Парок сохранил?
– А то. Моя банья до утра продержится.
– Тогда садись. Выпей с нами.
Начался процесс питья шотландского виски. Максимилиан пьет спокойно: что ему эта заморская самогонка. Я пережидаю. Петр сначала нюхает.
