Джоди Пиколт - Одинокий волк
Вы бы назвали себя импульсивным человеком, Эдвард?
Нет.
Неужели? Разве вы не убежали из дома после горячего спора? Это ненормальное поведение.
Джо разводит руками.
Ваша честь! Где же в этом ценном суждении вопрос?
Протест удовлетворен, — произносит судья.
Циркония нисколько не смущается.
Вы бы назвали себя человеком, который любит контролировать ситуацию?
Только собственную судьбу, — отвечаю я.
А как же судьба вашего отца? — стоит она на своем. — Вы же сейчас пытаетесь контролировать и ее, не так ли?
Он сам меня просил, — натянуто отвечаю я. — И он вполне определенно и открыто высказал свои желания: он подписал бумаги, чтобы стать донором органов.
Откуда вам это известно?
Это указано в его водительских правах.
Вам известно, что в штате Нью-Гэмпшир недостаточно небольшого значка на правах, чтобы стать донором? Что необходимо также официально зарегистрироваться на сайте?
Ну...
А вам известно, что ваш отец официально не зарегистрирован?
Нет.
Вы не считаете, что он не сделал этого, потому что передумал?
Протестую! — восклицает Джо. — Это всего лишь предположение.
Судья хмурится.
Я разрешаю этот вопрос. Мистер Уоррен, отвечайте.
Я смотрю на адвоката.
Мне кажется, он не сделал этого потому, что просто не знал об этой процедуре.
А вам известно, что он думал, потому что последние шесть лет вы были с ним невероятно близки... — с сарказмом добавляет Циркония. — Держу пари, вы вели долгие откровенные беседы по ночам. Ой, подождите, вас же здесь не было!
Но сейчас я здесь, — возражаю я.
Правильно. Именно поэтому, посовещавшись с врачами, вы готовы пойти на все, чтобы оборвать жизнь отца?
Мне говорили и врачи, и социальный работник, чтобы я перестал думать о своих желаниях и задумался о том, чего хотелось бы моему отцу.
Почему вы не обсудили это со своей сестрой?
Я пытался, но она впадала в истерику всякий раз, когда я затрагивал тему состояния здоровья нашего отца.
Сколько раз вы пытались обсудить это с Карой?
Пару раз.
Циркония Нотч удивленно приподнимает бровь.
Сколько именно?
Один раз.
Вы осознаете, что Кара попала в страшную автомобильную аварию? — уточняет она.
Разумеется.
Вам известно, что она серьезно пострадала?
Да.
Вы знаете, что ей делали операцию?
Я вздыхаю.
Да.
Что она принимала болеутоляющие и была очень ранима, когда вы с ней беседовали?
Она сказала, что больше не может этого выносить, — возражаю я. — Что хочет, чтобы все поскорее закончилось.
И вы сделали вывод, что под этим она имела в виду жизнь отца? Несмотря на то что всего несколько минут назад она была категорически против того, чтобы отключить отца от аппаратов?
Я решил, что она говорит о ситуации в целом. Для нее было слишком тяжело все это слышать, принимать в этом участие. Именно поэтому я и пообещал ей обо всем позаботиться.
И под словом «позаботиться» вы имели в виду свое личное решение прекратить жизнь вашего отца.
Он хотел бы именно этого, — настаиваю я.
Но если быть честным до конца, Эдвард, на самом деле и вы этого хотели, разве нет? — допытывается Циркония.
Нет.
Я чувствую, как в висках начинает ломить.
Неужели? Вы ведь назначили процедуру отключения отца от аппаратов, не сказав об этом сестре. И за несколько минут до ее начала вы по-прежнему ничего ей не сообщили. Даже когда администрация больницы разгадала ваши намерения и прервала процедуру, — добавляет она, — и несмотря на то, что в палате отца находилась Кара, которая умоляла вас остановиться, вы растолкали людей, стоящих у вас на пути, и сделали то, что планировали сделать изначально, — убить своего отца.
Это неправда, — начиная нервничать, возражаю я.
Вам предъявляли обвинение в убийстве второй степени или нет, мистер Уоррен?
Протестую! — вмешивается Джо.
Поддерживаю!
Вы сегодня свидетельствовали о том, что не имеете от смерти отца никакой материальной выгоды, потому что не являетесь наследником согласно его страховому полису?
Я узнал об этом полисе всего десять дней назад, — отвечаю я.
Вполне достаточно, чтобы спланировать убийство, потому что вы разозлились, что он не упомянул вас в страховке... — размышляет вслух Циркония.
Джо вскакивает с места.
Протестую!
Протест принят, — бормочет судья.
Адвокат подходит ближе и складывает руки на груди.
Ваш отец не оставил завещание, а это означает, что если он сегодня умрет, то вы станете наследником и получите половину принадлежащего ему имущества.
Это для меня новость.
Правда?
Поэтому с формальной точки зрения вы имеете материальную выгоду от смерти отца, — подчеркивает она.
Сомневаюсь, что от его имущества много останется, когда мы оплатим больничные счета.
Следовательно, вы хотите сказать, что чем быстрее он умрет, тем больше денег останется?
Я не это хотел сказать. Еще две секунды назад я не знал, что могу получить наследство...
Верно. В конце концов, для вас отец уже несколько лет был мертв. В таком случае, почему бы не придать этому законную силу?
Джо предупреждал, что Циркония Нотч попытается вывести меня из себя и представить человеком, способным на убийство. Я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержаться, чтобы кровь не бросилась мне в голову.
Вы ничего не знаете о наших с отцом отношениях.
Наоборот, Эдвард. Мне известно, что вами руководят злость и чувство обиды...
Нет.
Мне известно, что вы злитесь, что вас вычеркнули из страховки. Я знаю, что вы злитесь на отца за то, что он не бросился на поиски, когда вы сбежали. Злитесь потому, что у сестры с отцом сложились отношения, о каких вы втайне продолжаете мечтать...
На моей шее бьется жилка.
Вы ошибаетесь.
Признайтесь: вы делаете это не из любви, Эдвард. Вы поступаете так из ненависти.
Я качаю головой.
Вы ненавидите отца за то, что он отвернулся от вас, когда вы признались ему, что вы гей. Ваша ненависть настолько сильна, что вы разрушили свою семью...
Он первым это сделал, — не могу сдержаться я. — Хорошо. Я на самом деле ненавидел своего отца. Но я никогда не говорил ему, что я гей. Не представилось возможности. — Я обвожу глазами собравшихся в зале и вижу одно застывшее лицо. — Потому что в тот вечер я, когда зашел в вагончик, поймал отца на том, что он изменяет маме.
Во время перерыва Джо уединяется со мной в конференц-зале. Он уходит, чтобы принести мне стакан воды, который я не смогу удержать, потому что сильно дрожат руки. Такого я уж точно не хотел.
Открывается дверь, и, к моему удивлению, вместо Джо входит мама. Она садится напротив меня.
Эдвард... — говорит она, и это единственное слово становится для меня холстом, на котором я изобразил недостающие фрагменты.
Она выглядит потрясенной. Наверное, так происходит, когда узнаешь, что все, что ты себе напридумывал за эти годы, — неправда. И хотя бы из-за этого я должен ей все объяснить.
Я поехал в Редмонд, чтобы во всем признаться, но когда я постучал, он не открыл. Дверь была не заперта, и я вошел. Горел свет, играло радио. В гостиной папы не было, и я направился в спальню.
Даже спустя шесть лет все как наяву: серебристые, переплетенные руки и ноги, разбросанная одежда на полу... Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что же на самом деле я вижу.
Он трахал эту чертову студентку-интерна, которую звали Спэрроу или Рэн, да неважно! Девчонку, которая, черт побери, на два года младше меня. — Я смотрю на маму. — Я не мог тебе сказать. Поэтому когда ты решила, что я вернулся домой расстроенный из-за того, что у нас с отцом состоялся неприятный разговор, я просто решил не разубеждать тебя.
Она скрещивает руки, продолжая молчать.
Он должен нам те два года, что его не было с нами, — продолжаю я. — Он должен был вернуться домой и стать настоящим отцом. Мужем. А вместо этого он вернулся и стал думать и поступать, как один из этих безмозглых волков, с которыми он жил. Он был альфа-самцом, а мы его стаей. У волка семья всегда на первом месте — сколько раз он нам это говорил? Но все это время он нас обманывал. Ему насрать на семью. Он трахался с кем попало у тебя за спиной, плевал на собственных детей. Он не волк. Он — лицемер.
Кажется, что лицо моей матери остекленело. Как будто если она повернет голову даже на миллиметр, оно рассыплется на куски.
Тогда почему ты уехал?
Он умолял меня ничего тебе не говорить. Сказал, что это случилось только один раз, уверял, что это ошибка. — Я опускаю глаза. — Я не хотел, чтобы вы с Карой страдали. В конце концов, ты ждала его два года, как Пенелопа Одиссея. А Кара. .. Что ж, для нее он всегда был героем, и я не хотел быть тем, кто сорвет с нее розовые очки. Но я знал, что не смогу его обманывать. Когда-нибудь я сорвусь, и это разобьет нашу семью. — Я закрываю лицо руками. — Поэтому, чтобы не рисковать, я уехал.
