Виктор Левашов - Журналюга
После первых же секунд прямого эфира режиссер вывел его из кадра, так как на телеэкране, особенно на крупных планах, беспощадно обнажающих суть человека, Казимиров выглядел тем, кем и был в действительности — бессовестным ловчилой с пустыми глазами и с голодным блеском в глазах.
В свое время, выяснив, что на роль нового главного редактора «Курьера» мэр Лужков утвердил Казимирова, Лозовский грудью встал на защиту Попова. Что там ни говори, а Попов был профессионалом и знал, что такое для любого издания профессиональные журналисты. Юрик же, ни на секунду не задумавшись, разогнал бы всю редакцию, превратил бы «Российский курьер» в придворный листок вроде «Тверской, 13», и самое большое через полгода еженедельник растерял бы всех своих подписчиков и закрылся. Юрика это ничуть бы не огорчило — он выполнил указания мэра, а все остальное для него ровно ничего не значило.
Лозовский знал, что после того случая Казимиров заимел на него зуб, и он будет первым, кого Юрик под тем или иным предлогом выживет из редакции.
Но сейчас это не имело значения. События последнего времени, которые Лозовский так ловко встроил в привычный ему, спокойный миропорядок, начали словно бы разбухать, наливаться тайным зловещим смыслом. Телеграмма из Тюменского УВД будто пробила защитную оболочку, и из пробоины потянуло космической бездной, жутью.
Не обращая внимания на протесты охранника, Лозовский загнал джип на служебную стоянку и решительно вошел в мэрию.
Кабинет Казимирова на втором этаже мэрии примыкал к небольшому конференц-залу. При появлении Лозовского Юрик сидел в глубоком офисном кресле, водрузив на стол длинные ноги, и метал дротики дартса в укрепленную на дальней стене мишень. Цель поражалась кучно, в самый центр. На стук двери он лениво оглянулся, тотчас вскочил и пошел навстречу Лозовскому, широко расставив руки. Но в последний момент целоваться раздумал и ограничился дружеским похлопыванием по спине.
— Старичок! Ты не поверишь, но я счастлив. Увидеть тебя, старого друга, через столько лет! Сколько мы с тобой знакомы? Почти двадцать лет! Ты чувствуешь? Мы уже мыслим не годами, а десятилетиями!
Неожиданно он отстранился и с изумлением осмотрел Лозовского:
— Старичок, ты куда пришел? Ты бы еще в кроссовках пришел! Господи Боже мой! Свитерок, джинсы. А пиджак? Ты его на барахолке в «Луже» купил?
— Не знаю. Купила жена. Может, и в «Луже». Но лейбл у него «Хуго Босс».
— А галстук, галстук! Хоть галстук мог бы надеть!
— Зачем? — спросил Лозовский. — Я же не жениться пришел.
— Босяк! — засмеялся Казимиров. — Как был босяком, так и остался. Но я все равно рад тебя видеть. Не вкусить ли нам по этому поводу по соточке «Чивас ригал»? Тонкая, доложу тебе, штучка. Для тех, кто понимает.
— Спасибо, в другой раз, — отказался Лозовский. — Я на машине. Да и дела.
— Все дела, дела! А между тем… Вот послушай! Что слышишь?
— Машины.
— Это не машины! Старичок, это не машины! Нет, не машины! Это шумит проходящая мимо нас жизнь! Ладно, дела так дела. Выкладывай.
— Ты не мог бы организовать мне встречу с мэром? Минут на пять.
— Когда?
— Сегодня.
— Старичок, нет проблем! Сейчас иду к Юрию Михайловичу, он бросает все дела и бежит на встречу с тобой. Только почему пять минут? Давай — час. А? Поболтаете о том, о сем. Согласен?
— Эта встреча нужна не мне.
— Кому?
— Тебе.
— Заинтриговал.
— Твоя фигура в качестве главного редактора «Российского курьера» еще актуальна?
— Допустим.
— Вот за этим я и пришел.
— Ага! — злорадно каркнул Казимиров. — Достал тебя Попов?
— Достал.
— А что ж ты… Старичок! Мы стояли на золотой жиле! Президентская компания! И какая! Да мы бы столько бабла нарубили! На «альфа-ромео» сейчас раскатывали бы!
— Ошибся, — покаялся Лозовский. — Не прочувствовал ситуацию.
— Сейчас прочувствовал?
— Сейчас прочувствовал.
Юрик быстро произвел в уме какие-то вычисления и удовлетворенно кивнул:
— В следующем году — выборы в Думу. Потом — снова президентские. Годится, старичок, мы свое наверстаем! — Подозрительно спросил: — Обратного хода не дашь?
— За базар отвечаю, — заверил Лозовский. — Ситуация сейчас такая: или он, или я.
— Посиди, провентилирую обстановку.
— У мэра?
Казимиров только головой покачал:
— Ну, ты шланг! У мэра! Я его только на планерках вижу. Не у мэра.
— У кого?
— Я знаю у кого. Мариночка, кофе для моего гостя, — распорядился он по интеркому и стремительно вышел из кабинета.
Вернулся он минут через сорок. Лозовский успел выпить чашку растворимого кофе, принесенного секретаршей, пометал дротики дартса, ни разу не попав даже близко к центру мишени, постоял у окна, глядя на заполненную машинами Тверскую и памятник Юрию Долгорукому, обросший инеем от сырости, сменившей свирепые рождественские морозы.
Юрик вошел так же стремительно, как и вышел, молча уселся в кресло, положил ноги на стол и принялся швырять в мишень дротики. Кучность оставляла желать лучшего.
— Чего ты ждешь? — спросил он, не глядя на Лозовского. — Вали, тебе здесь нечего делать.
— В чем дело?
— Он спрашивает! Он, сука, спрашивает! — завопил Казимиров. — За что ты меня так, старичок? Я же тебе ничего плохого не сделал. Ладно, хорошего тоже не сделал. Но ведь и плохого не сделал! А это гораздо важней! За что же ты меня мордой об забор, а? Я разогнался, раскатал губу…
Лозовский отобрал у него дротики, сбросил со стола его ноги и сел напротив.
— Успокойся и объясни, в чем дело.
— В том, что никто, даже сам мэр Москвы, не сможет уволить Попова! Вот в чем!
— Почему? У мэрии контрольный пакет «Курьера», у меня блокирующий. Вместе это квалифицированное большинство.
— У мэрии нет контрольного пакета «Курьера»! У мэрии нет ни одной акции «Курьера»!
— Как это нет? — не понял Лозовский.
Голодные глаза Юрика засветились злорадным интересом:
— Ты хочешь сказать, что ничего не знал?
— Чего я не знал?
— АФК «Система» продала акции «Курьера». Все до единой. С разрешения мэра.
— Кому?
— Акционерному обществу «Союз». Президент — некто Кольцов. Какой-то крупный нефтепромышленник из Тюмени.
— Когда?
— Три дня назад. Все документы уже оформлены. Ты в самом деле ничего не знал?
— В самом деле, — подтвердил Лозовский.
— Старичок, это единственное, что тебя извиняет. А меня утешает. Когда ты задробил мою кандидатуру, я подумал: он об этом еще пожалеет. И что? За ошибки всегда приходится платить. Тебе выкатили счет — плати! Скажу тебе больше. В мэрию Кольцов приезжал с Поповым. Что это может означать? То, что он передал Попову в доверительное управление контрольный пакет акций «Курьера». И ты по уши в говне. С чем я тебя искренне и от всей души поздравляю!
VВернувшись в «Правду», Лозовский, не заходя в загон, вошел в клетушку секретариата, где, зажатый между столами двух молодых помощниц, взъерошенным раздраженным ежом горбился над ноутбуком ответственный секретарь Гриша Мартынов.
— Володя, не время, — не отрывая глаз от монитора, предупредил он. — Сдаем номер. Если по делу — десять секунд.
— По делу, — кивнул Лозовский. — Девочки, пойдите в загон, выпейте кофе, отдохните. А то этот тип вас совсем заездил. То, что он себя заездил, это его личное дело. А вот ваши молодые жизни жалко.
Помощницы неуверенно посмотрели на Мартынова.
— Три минуты, — разрешил он.
Девушки поспешно похватали сигареты и выбежали из кабинета, стуча каблучками.
— Ножки-то, а? Козочки! — заметил им вслед Мартынов. — Знаешь, Володя, что такое старость? Это когда удовольствие превращается в обязанность, а обязанность в удовольствие. Где наши молодые годы?
— Не прибедняйся. Глаз живой, ножки видишь — значит, еще не старость. Очерк Степанова «Формула успеха» заверстан?
— Стоит. А что?
— Хочу посмотреть.
— Сбросить на принтер?
— Можно с экрана. Ты сам читал? — спросил Лозовский, пока Мартынов искал нужный файл.
— Конечно, читал. Какой-то ублюдочный материал. Есть сильные куски и тут же совершенно жлобские вставки. Вот, сам смотри, — показал Мартынов на монитор. — «След вездехода уходил к северу по заснеженному руслу реки Нюды, терялся в распадках и болотах Самотлора, где день и ночь кланяются тундрам „качалки“ „Нюда-нефти“…» Хорошо, да? И тут же: «И где стоят современной конструкции вагончики промысловиков, в которых есть все условия для нормальной жизни людей: горячий душ, биотуалеты, телевизоры, оборудованные микроволновыми печами кухни». Как будто писали два разных человека.
— Так оно и было. Покажи оригинал.
Как Лозовский и предполагал, это была ксерокопия очерка Степанова с пометками Кольцова и редакторской правкой Попова. Очерк заканчивался фразой, вписанной мелким скопческим почерком главного редактора «Российского курьера» вслед за последней фразой Степанова: «— Борис Федорович, вы счастливый человек?» «— Да, — ответил мне Христич. — Я счастливый человек, потому что оказался нужным России».
