Чарльз Буковски - Женщины
Сара принесла бутерброд со здоровой пищей.
– Вот, попробуйте.
Я съел бутерброд, пока парни били баклуши. Вскоре один поднялся и вышел. За ним – другой. Сара прибиралась. Оставался только один. Года 22, и он сидел на полу. Костляв, спина согнута колесом. Носил очки в тяжелой черной оправе. Он казался более одиноким и слабоумным, чем остальные.
– Эй, Сара, – сказал он, – пошли сегодня вечером пивка попьем.
– Не сегодня, Майк. Как насчет завтра?
– Хорошо, Сара.
Он встал и подошел к стойке. Положил на стойку монету и выбрал полезную для здоровья печенюшку. Он стоял у прилавка и жевал полезную для здоровья печенюшку. Закончив, повернулся и вышел.
– Вам понравился бутерброд? – спросила Сара.
– Да, неплохо.
– Вы не могли бы внести столик и стулья с тротуара?
Я внес столик и стулья.
– Чем вы хотите заняться? – спросила она.
– Ну, баров я не люблю. Там воздух спертый. Давайте возьмем чего-нибудь выпить и поедем к вам.
– Хорошо. Помогите мне вынести мусор.
Я помог ей вынести мусор. Потом она заперла дверь.
– Поезжайте за моим фургоном. Я знаю лавку, где продают хорошее вино. Потом поедете за мной ко мне.
У нее тоже был «фольксваген», и я поехал за ним следом. На заднем стекле ее фургона висел плакат с каким-то человеком.
Улыбнитесь и возрадуйтесь, – советовал он мне, а внизу было указано его имя – Драйер Баба.
У нее дома мы открыли бутылку вина и сели на тахту. Мне понравилось, как ее дом обставлен. Она построила всю свою мебель сама, включая кровать. Фотографии Драйера Бабы висели повсюду. Сам он жил в Индии и умер в 1971 году, утверждая, что он – Бог.
Пока мы с Сарой сидели и пили первую бутылку, открылась дверь, и вошел молодой человек с выпирающими зубами, длинными волосами и очень длинной бородой.
– Это Рон, мы вместе живем, – сказала Сара.
– Привет, Рон. Хочешь вина?
Рон выпил с нами вина. Потом вошли толстая девушка и худой мужчина с выбритой головой. Это были Прл и Джек. Они сели. За ними вошел еще один молодой человек. Его звали Жан-Джон. Жан-Джон сел. Потом вошел Пэт. У Пэта была черная борода и длинные волосы. Он сел на пол у моих ног.
– Я поэт, – сказал он.
Я глотнул вина.
– Что делают, чтобы напечататься? – спросил меня он.
– Обычно отдают редактору.
– Но я неизвестен.
– Все начинают неизвестными.
– Я даю чтения 3 вечера в неделю. К тому же, я – актер, поэтому читаю очень хорошо. Я прикинул, что если буду читать своего достаточно, может, кто-нибудь захочет это напечатать.
– Это вполне возможно.
– Проблема – в том, что когда я читаю, никто не приходит.
– Я не знаю, что вам посоветовать.
– Я сам свою книгу печатать буду.
– Уитман тоже так делал.
– Вы почитаете что-нибудь из своих стихов?
– Господи, нет.
– Почему?
– Я просто хочу выпить.
– Вы в своих книгах много о выпивке говорите. Вы думаете, пьянство помогло вам стать писателем?
– Нет. Я просто алкоголик, ставший писателем только затем, чтоб иметь возможность валяться в постели до полудня. – Я повернулся к Саре: – Я и не знал, что у тебя столько друзей.
– Это необычно. Так едва ли когда-нибудь бывает.
– Я рад, что у нас много вина.
– Я уверена, они все скоро уйдут, – сказала она.
Остальные разговаривали. Беседа дрейфовала, и я перестал прислушиваться. Сара выглядела в моих глазах хорошо. Если она раскрывала рот, то говорила остроумно и колко. Хорошие мозги. Прл с Джеком ушли первыми. За ними Жан-Джон. Потом Пэт-поэт. Рон сидел по одну сторону от Сары, я – по другую.
Только трое, и всё. Рон налил себе стакан вина. Я не имел права наезжать на него, он ведь ее сожитель. Я совсем не надеялся его пересидеть. Он уже дома. Я налил вина Саре, потом – себе. Допив, сказал Саре с Роном:
– Ну, мне, наверное, пора.
– О, нет, – сказала Сара, – не так быстро. Я еще не успела с вами поговорить. Мне бы хотелось с вами поговорить. – Она взглянула на Рона. – Ты ведь понимаешь, правда, Рон?
– Конечно.
Он поднялся и ушел в глубину дома.
– Эй, – сказал я, – не хочу я никакого говна ворошить.
– Какого еще говна?
– Между вами и вашим сожителем.
– О, между нами ничего нет. Ни секса, ничего. Он снимает комнату внутри.
– А-а.
Я услышал звуки гитары. Затем – громкое пение.
– Это Рон, – сказала Сара.
Тот просто ревел и орал, как громкоговоритель. Голос у него был настолько плох, что никаких комментариев не требовалось.
Рон пел где-то с час. Мы с Сарой еще попили вина. Она зажгла свечи.
– Вот, возьмите биди.
Я попробовал одну. Биди – такая маленькая коричневая сигаретка из Индии. У нее хороший терпкий вкус. Я повернулся к Саре, и мы поимели свой первый поцелуй. Целовалась она хорошо. Вечер начинал проясняться.
Летняя дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой человек.
– Барри, – сказала Сара, – я больше не принимаю посетителей.
Летняя дверь хлопнула, и Барри пропал. Я уже предвидел грядущие проблемы: сам будучи затворником, я не переносил потока людей. С ревностью это не имело ничего общего – я просто недолюбливал людей, толпы, где бы то ни было, если не считать своих чтений. Люди меня умаляли, они высасывали меня досуха.
«Человечество, с самого начала в тебе этого не было». Вот мой девиз.
Мы с Сарой поцеловались снова. Перебрали мы оба. Сара открыла еще одну бутылку. Она хорошо держала вино. Понятия не имею, о чем мы разговаривали. Самым лучшим в Саре было то, что она очень мало ссылалась на мои труды. Когда последняя бутылка опустела, я сказал Саре, что слишком пьян, чтобы ехать домой.
– О, можешь переночевать у меня на кровати, но никакого секса.
– Почему?
– Без брака секса нельзя.
– Нельзя?
– Драйер Баба в это не верит.
– Иногда и Бог может ошибаться.
– Никогда.
– Ладно, пошли в постель.
Мы поцеловались в темноте. Я все равно залипал на поцелуях, а Сара целовалась лучше кого бы то ни было. Мне бы пришлось вернуться аж к Лидии, чтобы найти кого-нибудь сопоставимого. И все же каждая женщина отличалась, каждая целовалась по-своему. Лидия, вероятно, сейчас целует какого-нибудь подонка или, что еще хуже, – его причинные. Кэтрин баиньки в своем Остине.
Сара держала в руке мой член, лаская его, потирая. Затем прижалась им к своей пизде. Она ее терла вверх и вниз. Слушалась своего Бога, Драйера Бабу. Я не играл с ее писькой, поскольку чувствовал, что это может Драйера Бабу оскорбить. Мы просто целовались, и она всё терлась моим хуем о пизду или, может быть, о секель, не знаю. Я ждал, когда же она вложит его вовнутрь. Но она только возила сверху. От волосни хер мне начало жечь. Я отстранился.
