Михаил Веллер - Легенды Невского проспекта (сборник рассказов)
– Ченч. Вери чип.
– Чип?! – повторяет вахтенный. – Вери чип?! – шепчет бессмысленно, наливаясь расплавленной свинцовой злобой. – Не нравятся тебе рубли, гнида?.. – И вперяется белесым взором в куриную черную шейку. – Чип, чип, чип...
– Чип! – зловеще откликается приятель. – Чип! Понял?!
В лютой ненависти смотрят они на ченчиловы карманы, на шейку ничтожную, на пустые стаканы, на рубли... смотрят на амулет, висящий на шейном ремешочке, и быстро, твердо и безумно переглядываются.
Синхронно поднимаются, берутся за этот ремешочек и тянут, перекручивая, в разные стороны. Старичок дрыгает ножками, разевает рот, они тянут сильней. Подержали... И придушили к чертям!..
4. Где знают двое – там знает и свинья
Сели. Закурили. Дышат. Успокоились. И смотрят.
И вроде даже ничего и не произошло.
Как вышло, черт его знает, как-то само получилось, вроде даже и не собирались... Жара, понимаешь... рубли эти неконвертируемые... Курят: молчат!
И тут трезвонит телефон: подскакивают! переглядываются!
Тот, что у трапа все торчит, матерится в трубку – осатанел в пекле:
– Хватит, на фиг, возвращайся! я сваливаю!..
Вахтенный – медовым голосом:
– Бу-удь другом, две минутки еще, я за тебя потом хоть всю вахту отпашу.
– На хрен мне сдалось! Имей совесть!
– Старпом вдруг спросит – скажи, что мы подменились.
Тот заинтересовался – голосом, настойчивостью:
– Ты че там? Че делаешь-то? А? Три минуты жду!
«Че делаешь». Труп прятать надо, вот че! Куда его денешь – белый день, все на борту! Пихают его спешно в рундук под койку. А деньги вытаскивают, наконец-то, из карманов и, не удержавшись, спешно пересчитывают.
И тут распахивается, конечно, с треском дверь – притопал злобно тот, от трапа:
– Че это у вас?
А на столе – рваные кучки денег всех стран разложены, и рубли тут же. Идет скрупулезный подсчет и определение достоинства относительно рубля и доллара.
Выпучились друг на друга.
– Вы че, бухали? – Смотрит на три стакана. – А еще кто был?
Отвечают:
– Э-э-э-э-э...
Глядит он на эту картину, и мозгами перегретыми с усилием шевелит.
– Бизнес? А меня – дурачком? Суки. Л-ладно!
Вот зараза. Стукнет еще из зависти, раззвонит!
– Я пошел. Со старпомом сами разбираться будете.
Вздохнули тяжело:
– Вот тебе один фунт за один час вахты. Знай нашу щедрость. А теперь иди, постой еще семь минут для ровного счета. Будь человеком.
А тот с разгону беспроигрышно выставляет ультиматум:
– Ще-едрость... Возьмете в долю – постою, так уж и быть.
– Что-о? Мало?!
– А что – много?
Жадный матросик попался и наглый. Если вот так, ни за здорово живешь, отваливают фунт – значит, очень им надо. Значит, можно потянуть больше. Засовывает он этот фунт в карман подальше и повторяет:
– Давай по-честному. Кто все это время у трапа парился? Значит, вхожу в долю. – На треть претендует, бродяга!
И глядя бессильно на алчущую и потную его физиономию, вдруг разражаются они нервическим хохотом:
– Так – в долю хочешь? На троих?
– Хочу!
– Ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо! Полную треть?
– Да. По-честному. А что?..
– Ха-ха-ха-ха!..
– Да вы че гогочете!
– Ну, выдай ему его долю!
Выдвигают рундук и показывают ему труп.
Тот сереет и отваливает челюсть. И при виде его остолбенения они опять истерически закатываются:
– Хотел на троих? Заметано! Так теперь и скажем.
– К-кому ск-кажете?..
– Ох-ха-ха-ха!.. «К-кому, к-кому!» Прокурору, тля!
– М-м-мужики, вы ч-чего... Это ч-что...
– Это? Ой, а что это? С утра не было. Ха-ха-ха!..
– Дак вы-вы-вы...
– Нет уж, не вы-вы-вы, а мы-мы-мы. Ты чего, грамматику в школе не проходил? Кто на стреме стоял? Кто треть требовал?
– Точно. Мы ребята добрые.
– И справедливые. Получай заработанную треть!
– Да вы как?..
– Молча, тля. За шнурочек.
– Какой шнурочек?
– Специальный. Который он сам себе на шею надел.
– Как? Дак а чего? теперь-то?
– Дак а теперь-то ничего. Бабки на троих делить.
– А его чего?
– А ему теперь чего. Морской закон суров: кирпич на шею – и за борт.
– А где кирпич-то взять?..
– А вот твоя рожа как раз подойдет.
– Дак увидят!
– Что увидят – рожу? Долбак! На солнце ночью полетишь, понял?
И садятся они бок о бок втроем пересчитывать и делить все эти грязные и мелкие бумажки.
5. Скорая медицинская помощь
Доктор же тем временем, гуманист в белом халате, соблазненный сверх меры чужим вожделением, видом спиртика и звуком струи из склянки, набулькал себе полмензурочки, закусил сырком, засмолил болгарской сигареткой и, заботясь судьбой своего доллара, опять же, томимый скукой и бездельем, звонил по каютам в поисках должника.
Ударил телефон нашей троице по ушам, по нервам, сбил со счета, оцепенил. Брать трубку, не брать? А если не брать – что говорить потом, где был, куда делся?..
– Алло?
– Такой-то у тебя сидит?
– А что?
– Ясно. Если сидит – никуда не трогайтесь.
– Почему?..
– А потому, что сейчас к вам придут!
– Кто?..
– Кто надо, тот и придет, – зловеще обещает доктор. – Сейчас увидите. – Это называется – каждый развлекается, как может. В море театров нет. Оно само себе театр.
Заговорщики холодеют. Мандражируют.
Стучат в дверь – громко, размеренно: официально. И тот, который третий, вообще зеленеет и норовит попрощаться, ладно, ребята, я тут ни при чем, так что пошел, пока. Ему возражают, ну нет, ишь намылился, третий так третий! а то покажем, что это вообще ты все придумал и организовал, с вахтенным договорился, из хитрости в чужой каюте все совершил, и душил сам, а мы только помогали. И его начинает колотить крупная лошадиная дрожь.
Тут-тут-тут! Трах! трах! тра! Разбирают деньги, прячут стаканы: у-у доктор, интеллигент проклятый, как чего учуял, что теперь будет!.. Отпирают...
– Всем сидеть на местах! – дурачась, командует доктор, молодой специалист. – Ну-с, друзья мои, пора поделиться доходами.
Они смотрят, как кролики на удава, и мелькает на миг мысль, а не придушить ли заодно и доктора; и дело с концом, шито-крыто. Но не настолько у них еще крыша поехала, и мысль эта безумная развития не получила.
А доктор, с мелким удовольствием отмечая их растерянный вид, веско объявляет:
– Мне все известно! Так что – давайте.
Вот и твердите после этого, что доктора ничего не понимают. Может, оно и так, не понимают; но иногда умеют.
Третий тянет неохотно, кривя звук с мужицкой скаредностью:
– Да че давать... сколько и было-то...
– Сколько было – столько и выкладывайте, – веселится доктор, продолжая играть втемную. И от его напористого веселья проникаются они праведной враждебностью трудяг, которые как-то обмануты кем-то сильно образованным, за кого они сделали всю грязную и опасную работу, а теперь их элементарно грабят, пользуясь преимуществом в интеллекте и положении.
