Шон Макбрайд - Зелень. Трава. Благодать.
Спасения нет, мой член сейчас взорвется. Мы с Грейс танцуем медляк под «Always and Forever», ее руки лежат у меня на заднице (бля, богом клянусь). Мы тремся друг об дружку, и пот катится с меня так, будто я приподнимаю за бампер машину, чтобы спасти из-под нее котенка. Этот член меня просто убивает. Такое ощущение, что у меня в трусах полено. Господи. Не дай бог сейчас опять бухнусь в обморок. Впору покупать себе шлем и трусы из пробки. Чтобы отвлечься от мыслей о члене, я бегло оглядываю весь танцпол.
В паре футов от меня танцуют Сес с Арчи: Арчи медленно крутится на кресле, а Сес сидит у него на коленях и что-то ему поет. Бобби Джеймс и Марджи Мерфи сосутся, как две обезьяны, и при этом даже не делают вид, что танцуют. Фрэнни учтиво танцует с миссис Макклейн. Локти официально подняты до уровня плеч, тела не соприкасаются. Точно так же танцует и Гарри Карран со своей мамой, в то время как мистер Карран уже в доску пьяный лежит головой на столе после трех «Шипучих пупков» подряд, что ровно на три «Шипучих пупка» превышает его обычную норму. Фрэнсис Младший, который тоже, судя по всему, выпил уже немало, стоит с бутылкой пива в руках и что-то быстро и сердито говорит. На лбу налипшие пряди волос. Он смотрит в дальний угол зала, где Стивен тянет пиво в компании парней постарше. Фрэнсис Младший бросает какую-то невнятную фразу Сесилии, и она, то ли со злостью, то ли с тревогой, а может, и со всем вместе, что-то ему отвечает. Еще пятнадцатью футами дальше сидят Куни за столом у самой танцплощадки. Берни Куни смотрит пьяным взглядом в пространство, Донна Куни строит Фрэнсису Младшему глазки каждый раз, как тот повернется к ней лицом. Йоу, Хэнк Тухи, ты, бля, здесь, со мной вообще или как?
— А, что? — переспрашиваю я.
— У тебя такой вид, будто ты танцуешь не со мной, а с кем-то другим, — говорит Грейс.
— Да не, все в порядке, — говорю я.
— Это хорошо, потому что мне уже совсем начало казаться, что ты снова принялся думать, — говорит она мне.
— Даже если — и что такого? — спрашиваю я.
— А такого, — говорит она, — что постоянно думать вредно. От этого начинаешь зависать. Вот поэтому я и не мыслитель. Пусть лучше за меня думают такие лузеры, как ты.
— Как бы не так. От чего-то же тебе все-таки стало грустно, когда невеста танцевала с отцом, разве нет?
— Да, потому что мой папа погиб, — отрывисто, но не зло говорит она. — Вы очень наблюдательны, Эйнштейн.
— Мы с твоей мамой сегодня о нем говорили, — сообщаю ей я.
— Да ну? — спрашивает она с удивлением. — И что она тебе про него рассказала?
— Что он был храбрым и любил пошутить. И что он был не отец, а чистое золото.
— Это правда, — говорит она серьезно и грустно, но тут же снова улыбается. — Таким он на самом деле и был. Когда мне было плохо, он всегда находил способ меня развеселить. Ты тоже так умеешь. Я это вижу. И благодаря тебе любовь кажется более настоящей, чем она есть на самом деле.
— Подожди, ты о чем? — перебиваю я ее. — Любовь, она ведь и есть настоящая. Какие тут могут быть сомнения?
— Ладно, — говорит Грейс, — настоящая так настоящая, но она всегда быстро проходит, и даже если нет, то все равно очень сильно ранит. Твои родители несчастливы вместе. Моя мама несчастна, потому что нет папы. И, готова поспорить, что если бы умер твой папа, а мой был бы жив, то твоя мама грустила бы точно так же, как сейчас грустит моя, а мои бы, бля, устраивали в доме точно такие же драки — сечешь, о чем я? А посмотри на О’Дрейнов. У них вообще в семье полный пиздец. А как насчет Стивена с твоим отцом? Как это все понимать? Планета ненормальных. И любовь на ней такая же ненормальная. Нет ничего постоянного, особенно если дело касается любви.
— Ты не имеешь права так говорить. — Мне почти больно.
— Ни хрена. Можешь доказать обратное?
— Могу и докажу.
— Слушай, давай-ка поменьше слов, — говорит Грейс. — Лучше прижми меня к себе покрепче.
И мы еще крепче сжимаем объятья. Теперь я губами почти касаюсь ее уха. Я начинаю всерьез опасаться, может, у меня, бля, и в самом деле лихорадка. Музыка звучит где-то очень далеко, как эхо под водой. Мимо мелькают неясные силуэты. Вот черт. Мой член перестал болеть. Теперь ему стало хорошо. Боже, как хорошо. Я спускаю руку Грейс на задницу. Посрать, если кто увидит. Шишки будем получать завтра. Мне хочется поцеловать ее прямо здесь. Что-то растет внутри меня. Чувствую, как оно поднимается от ступней вверх по ногам, вот уже пошло от коленей по бедрам, бедра начинают трястись. Вау. Дрожь поднимается все выше, выше. Грейс мягко и влажно целует меня в ухо. На помощь, дрожь проникает ко мне в трусы. Что за херня? О черт, теперь понял. Одним движением я вырываюсь из объятий Грейс и, сшибая стулья на ходу, сломя голову несусь в туалет. Залетаю в кабинку и мигом спускаю штаны. ПРИВЕТ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, О, МАМОЧКИ, ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ В ВЕРНОСТИ ФЛАГУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА, ГОРНИЕ ВЕРШИНЫ ВТОРЯТ ЗВУКАМ ГИМНА. Черт возьми. Настоящий мужской фейерверк. Вау, от это было да. Я чувствую себя на миллион долларов. Я, бля, петь готов, вот только сначала помоюсь. Так и знал, что белый костюм выручит.
Пятнадцать минут до моего выхода — а я спокоен как слон. С тем же успехом, что и петь для Грейс, я бы мог сейчас продавать цветы в аэропорту в дьюти-фри. Я стою в туалете перед зеркалом один и сияю, как начищенный медный таз. Еще бы, после такого счастливого происшествия. Я ухитрился не запачкать свой белый костюм, если не считать одного небольшого пятна, но его совсем не заметно. Заходит пьяный Фрэнни, говорит мне Йоу и проходит в кабинку, чтобы облегчиться. Сразу за ним заходит Стивен.
— Как дела, Генри? — спрашивает он аналогично пьяным голосом.
— Отлично, — говорю я, причесываясь перед зеркалом. — А у тебя?
— Тоже ничего.
— Йоу, Стивен, — доносится голос Фрэнни из кабинки.
— Фрэнни, ты, что ли?
— Да.
— Что — гадишь или просто решил поменять прокладку?
Фрэнни смеется.
— И то и другое, я же профессионал. Слушай, не принесешь мне еще выпить?
— Ничем не могу помочь, — отвечает ему Стивен. — Я больше не работаю на Жирного Мэтта.
— Что? — переспрашивает Фрэнни.
— Меня уволили, — поясняет Стивен.
— Почему?
— За пьянство. А все из-за этой гребаной свадьбы, — сетует Стивен.
— О господи, — говорит Фрэнни. — Папа ведь еще ничего не знает, так?
— Да, я прямо так сразу к нему подошел и выложил все как есть. Конечно нет.
— А вдруг Мэтт сам ему скажет? — спрашивает Фрэнни.
— Не скажет, — говорит Стивен. — Он уволил меня по тихой и велел оставаться на свадьбе.
— Давно дело было? — спрашивает Фрэнни, выходя из кабинки весь красный и направляясь к раковине.
— Пару минут назад, — говорит Стивен. — После того, как я помог разгрузиться какой-то там группе.
— Они уже здесь? — спрашиваю я и с этими словами распахиваю дверь и выглядываю из кабинки.
— Генри, они что, как-то связаны с тобой, что ли? — спрашивает у меня Стивен.
— Охренительно прямо, — с улыбкой отвечаю я и поправляю ему галстук на шее.
— Каким образом?
— Они будут мне играть, а я — петь «Далеко за синим морем». А потом я подарю Грейс вот это кольцо и сделаю ей предложение.
И я протягиваю Стивену раскрытую коробочку с кольцом. Он смотрит на него, разинув рот и широко раскрыв глаза. Дыхание у меня перехватывает, и я замираю в напряжении. Подбородок у Стивена начинает трястись, он силится что-то сказать, но не находит слов, и по его щеке скатывается слеза. Он похож сейчас на рыбу, которая ест рыбий корм в аквариуме. Он переводит взгляд на Фрэнни, который, я уверен, понимает все, что я делаю и зачем это делаю. Еще мгновение — и у меня, бля, случится сердечный приступ, но тут Стивен улыбается и одновременно начинает плакать еще сильнее. Он пытается сесть на корзину с мусором, но в итоге чуть не падает, когда она из-под него вылетает. И Фрэнни тоже плачет. Не плачу только я один, потому что, во-первых, я не девчонка, а во-вторых, я всю эту байду не для того затеял, чтобы всем стало еще хуже, чем было.
— Ребята, я что, правда так сильно вас расстроил? — встревоженно спрашиваю я у братьев.
В ответ Стивен крепко обнимает меня дрожащими руками. За ним следом Фрэнни делает то же самое. Теперь, когда меня обнимают оба моих старших брата, я понимаю, почему они плачут. Наконец мы расцепляем объятья. Стивен с Фрэнни утирают глаза, им удается взять себя в руки.
— Генри, но ты ведь и петь-то толком не умеешь, — говорит мне Стивен.
— Еще как умею, — уверяю его я.
— Нет, совсем не умеешь, — говорит он.
— На крайний случай у меня есть запасной план, — говорю я.
— Запасной план? И какой же?
— Буду петь под фанеру в мамин вибромассажер, — поясняю я. — Тут есть еще один плюс: поскольку он без шнура, значит не будет связывать движения во время танца.
![Мет Уаймен - За стеклом [Коламбия-роуд]](/uploads/posts/books/125223/125223.jpg)
