Анита Мейсон - Иллюзионист
Молниеносно возникший из темноты охранник свалил гладиатора ударом в шею.
Зверь остановился, услышав за спиной шум, и обернулся. Он оценил происходящее. На задних лапах, какой-то странной семенящей походкой он направился к центру сада, где гости жались к стенам, прятались за ложами и под столами.
Игра была окончена. Нерон снял с себя медвежью шкуру.
Перед финальным номером развлекательной программы интервал был более продолжительный, что, по мнению Симона, объяснялось не столько необходимостью дать гостям прийти в себя, сколько необходимостью позволить императору восстановить голос. Примерно через час были вновь установлены места для зрителей и небольшая трибуна.
Симон опять встретил мрачного сенатора.
— Это был сюрприз?
— Смею надеяться, что да, — сказал сенатор.
Ложе, расположенное чуть в стороне и с персональным охранником, занимала женщина, чьим щиколоткам Нерон уделял столько благоговейного внимания недавно во дворике.
— Кто это? — шепотом спросил Симон, показав глазами.
— Это? Да вы, я вижу, совсем ничего не знаете. Это Агриппина. Мать императора.
Нерон начал читать свои стихи.
— Я не знаю, что это тебе докажет, — сказал Симон, когда они стояли вместе на Форуме и смотрели на собравшуюся толпу. — Или, важнее, что это докажет им?
Кефа, похоже, не понял оскорбительного подтекста.
— Это покажет им, кто из нас говорит истину, — сказал он.
— Если ты веришь в это, ты глупец, — резко ответил Симон. После приема у императора он был не в лучшем расположении духа. Рассыпать любезности, даже саркастические, ему совершенно не хотелось. — Они тоже глупцы, — сказал он.
— Ты презираешь свою паству?
— Во всяком случае, я их знаю.
— Даже самый примитивный ум, — сказал Кефа, — способен понять истину.
— Твоя проблема, — сказал Симон — в том, что ты определяешь истину так, что только самый примитивный ум и может ее понять.
Кефа промолчал. В это утро он был необычайно уверен в себе. Симон пожал плечами. Состязание было ребячеством. Он жалел, что принял вызов. Но иначе Кефа сказал бы, что он испугался. Скорее всего Кефа сам бы начал показывать чудеса, а ему, Симону, пришлось бы бросить вызов Кефе. Все это было так нелепо. Между ними было лишь одно различие: он знал, что это нелепо, а Кефа нет.
Однако различие было существенным.
— Хорошо, — сказал он, — покончим с этим.
— Ты начинаешь, — сказал Кефа.
— Нет. Это твоя инициатива.
— Я начинал первым в прошлый раз.
— Ради всего святого, — сказал Симон.
Он подумал, не использовать ли иллюзию землетрясения: Форум бы опустел моментально и у Кефы не осталось бы зрителей. Но это не годилось. Фарс должен быть сыгран.
Собралась большая толпа, заполнившая треть Форума и часть площади, где был фонтан. Симон осмотрел фонтан и велел публике встать лицом к нему.
Вода начала менять цвет. Она становилась то розовой, то малиновой, то пурпурной, то синей. Наконец струи приобрели мягкий переливчатый жемчужно-зеленоватый цвет. На взгляд Симона, это была одна из самых красивых иллюзий в его карьере. Для пущей законченности он заставил ожить скульптуру — довольно неуклюжего Нептуна на пьедестале, который в знак приветствия вскинул трезубец.
Толпа одобрительно загудела.
Симон посмотрел на Кефу. На лице того застыло изумление. Симон догадался, что Кефа никогда не видел чудес, сотворенных не его учителем или не от его имени, и не верил, что Симон на такое способен.
Кефа пришел в себя.
— Уверен, я могу сделать что-нибудь более полезное, — недовольно проворчал он.
Он сказал что-то Марку и дал ему монету из кошелька. Мальчик побежал в одну из лавок, расположенных в аркаде, и вскоре вернулся, держа что-то большим и указательным пальцами. Что-то коричневатое и высушенное. Симон смотрел, не веря своим глазам. Это был маленький копченый лосось.
— Ты не успел позавтракать? — едва слышно сказал он.
Кефа взял в руки лосося и показал его толпе как трофей. Толпа смотрела, удивлялась и хихикала.
— Скажи им, что это лосось, — велел Кефа.
Марк сказал, что это лосось. Раздался взрыв смеха. Этот смех нельзя было назвать дружелюбным.
— Сделай что-нибудь, пока они не начали кидать в тебя всякой всячиной, — прошипел Симон.
Кефа спустился по ступеням и слился с толпой. Толпа расступалась, неохотно и немного пренебрежительно, давая ему пройти. Он подошел к фонтану и бросил туда лосося.
— У него пунктик на рыбе, — объяснил Симон людям, стоящим поблизости.
Зрители у фонтана сгрудились вокруг, толкая друг друга, чтобы получше рассмотреть. Раздались возгласы удивления.
Симон, насупившись, спустился вниз и подошел к фонтану. Лосось плавал в воде. Симон уставился на него.
Кефа улыбался.
— Крестьянин, — сказал Симон.
Он встал на край фонтана и обратился к аудитории.
— Вы слышали, как наш друг рассказывал о воскрешении из мертвых, — сказал он. — Пока у них это получается только с рыбами. Но они продолжают работать…
Кефа встал рядом с ним.
— Чей Бог настоящий? — крикнул он.
Тишина.
Марк поспешно перевел.
— Симона! — проревело сзади. Говорила статуя. Кефа подпрыгнул от неожиданности.
Симон хихикнул.
— Твоя очередь, — сказал он.
Кефа внимательно рассматривал толпу. Симон догадался, что он ищет кого-нибудь, чтобы исцелить. По стечению обстоятельств, в толпе не было никого с видимыми физическими изъянами. Толпа состояла преимущественно из граждан среднего класса, которые могли позволить себе услуги врача.
— Еще один лосось? — предложил он.
Кефа оставил реплику без внимания.
На земле у подножия фонтана лежал раненый голубь. Похоже, у него была сломана лапка. Он предпринимал неоднократные попытки встать на ноги, получая пинки от зрителей. Теперь он лежал неподвижно, грудка его тяжело вздымалась. Кефа велел Марку принести его.
Он подержал голубя в руках, потом провел ладонью над поврежденной лапкой. Птичка затрепетала и открыла глаза. Потом неуклюже встала на ноги. Кефа подбросил голубя вверх, и он улетел прочь.
— Голубь! — насмешливо сказал Симон.
Кефа снова спросил у публики, чей Бог могущественнее. Толпа отвечала, что в Риме и так развелось слишком много голубей.
— Тебе пока не удается уловить настроение аудитории, — заметил Симон.
Поскольку Кефа подарил им голубя, он решил подарить им орла. Римского орла, с великолепным оперением, острым глазом, сильным клювом и мощными когтями. Тот расположился на верхней чаше фонтана и жмурил свои желтые глаза на ярком солнце. Затем медленно, лениво расправил крылья и поднялся в воздух. Он величественно облетел Форум по периметру и, скрывшись за домами, ушел в сторону Капитолия.
Толпа наблюдала в почтительном молчании. Затем послышался одобрительный гул.
— Советую соблюдать осторожность, — сказал Симон, — при выборе следующего номера.
Кефа не знал, что делать дальше. Он растерянно смотрел по сторонам. Ему на помощь пришел случай, а может быть, и что-то иное.
Владелец одной из лавочек в аркаде, гончар, установил снаружи лавочки, частично по политическим соображениям, частично с целью рекламы своего товара, большой терракотовый бюст цезаря на постаменте. Будучи не только дорогим, но и потрясающе уродливым, он не привлек покупателей, но стоял на этом месте так долго, что стал неотъемлемой частью Форума. Молодые люди назначали у бюста свидания своим возлюбленным.
Сын лавочника взобрался на балку, чтобы получше видеть происходящее. Нагнувшись слишком сильно вперед, чтобы рассмотреть орла, он потерял равновесие и упал, разбив при этом вдребезги как терракотовый бюст, так и полдюжины гончарных изделий. Все повернули головы. Начавшийся было смех тотчас оборвался. Мальчик был испуган, но невредим. Изображение Нерона распалось на сотни осколков.
Лавочник, стоявший в толпе, зарыдал.
Его пытались успокоить.
— Никто не узнает. Быстро собери осколки и поставь другого.
— У меня нет другого! — рыдал лавочник.
Толпа замерла, постепенно осознавая весь ужас того, что произошло.
— В чем дело? — шепотом спросил Кефа у Симона. — Он был очень ценным?
Симон ему объяснил.
— Но ведь это всего лишь статуя, — сказал Кефа. — Это произошло случайно.
— Мы живем под властью императора, — сказал Симон, — который может привязать к колеснице человека за то, что тот лучший музыкант, чем он. Слово «случайно» не входит в его лексикон.
— Что он сделает с ними, с мужчиной и его сыном?
— Исходя из того что я знаю об императоре, — сказал Симон, — он скорее всего нарядит их в медвежьи шкуры и заставит убивать друг друга на арене.
Кефа посмотрел на него в изумлении. Симон увидел, как глаза Кефы потемнели. Кефа начал кое-что понимать.
— Марк, — тихо сказал Кефа, — найди мне миску.
