Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
— Но деньги, деньги! — напомнил Тавернье.
— Кокаин, — коротко ответил Корсаков. — Остальное я объясню вам на месте, — добавил он, увидев, что в дверном проеме возник юный террорист.
— Команданте, все готово, доложил запыхавшийся парнишка. — Вертолеты сели, можно выводить заложников.
— За мной, — скомандовал журналистам Корсаков.
Собеседники поднялись с кресел и зашагали следом за пареньком через вестибюли и далее по прохладным коридорам дворца. У тех дверей дворца, что выходили в небольшой регулярный парк, вдоль стен вестибюля сидели заложники. Их было много, человек полтораста, одни мужчины. Они старались не смотреть на боевиков, стоявших над ними с оружием на изготовку, и вполголоса переговаривались друг с другом. От этих приглушенных бесед в вестибюле стоял глухой гул, при появлении Корсакова сразу же смолкший. Корсаков огляделся и спросил:
— А где наш мудрый руководитель команданте Диего?
Ему ответили, что команданте и комиссар уже в вертолете. Корсаков выругался по-русски и скомандовал:
— Первую группу из пятнадцати человек — в вертолет. Вот этих двоих тоже прихватите, — подтолкнул он к конвоирам Тавернье и Шарля. Увидев, что боевики с подозрением приглядываются к камере в руках Шарля, он прикрикнул на них: — Вы что, деревенщина, думаете, я автомата не отличу от кинокамеры? Или вы думаете, что ваш командир кого-то пустит в вертолет без проверки? Вот за эту вещь, которую он держит в руках, вы все отвечаете головой. Ее нельзя бить, ронять и тем более терять. Ясно? Ну, теперь марш в вертолет.
Погрузка в вертолеты прошла под руководством Корсакова без всяких осложнений. Вслед за заложниками из дворца стали выбегать и садиться в вертолеты повстанцы, покидавшие свои посты в здании. Последними дворец покинули пулеметчики, огневые точки которых находились на верхнем этаже, — они спустились из окон по веревкам и пробежали к люкам, пригибаясь под уже работающими винтами. Машины оторвались от земли, и через несколько секунд Тавернье увидел под собой крышу дворца, площадь, забитую боевой техникой, солдат с задранными к небу лицами, парк, расчерченный дорожками на правильные круги, квадраты и треугольники. Вертолет поднялся выше, описал круг над тонущими в зелени крышами столицы и, оставляя в стороне сверкающий частокол небоскребов новой части города, устремился на север. Его тень стремительно проносилась по прямоугольникам полей на равнинах, пересекала дороги, по которым бежали игрушечные грузовички, и затем закачалась на зеленых волнах лесистых предгорий. Лавируя между людьми, сидевшими на полу салона, и с трудом сохраняя равновесие, Корсаков прошел в кабину пилотов. Наклонившись к уху того пилота, что держал штурвал, он принялся ему что-то объяснять. Властным движением руки он пресек протестующие жесты летчика. Вертолет резко изменил курс, через несколько минут снизил скорость, завис над безлюдной поляной в джунглях и стал садиться. Приземлившись на поляне, пилоты не выключали моторов. По высокой траве от вертолетов к зарослям бежали серебристые волны, а в зарослях Тавернье разглядел фигуры в камуфляжной одежде с винтовками на изготовку. Легкий пинок в бедро оторвал Тавернье от созерцания вида за окном. Худенький паренек интеллигентного вида, вероятно, студент, стволом автомата Калашникова показал ему на открытый люк и беззвучно произнес: «Пошли!» Спина Шарля мелькнула в проеме люка и исчезла. Заложники на полу вертолета радостно зашевелились, предвкушая скорое освобождение.
— Сидеть, сволочи! — рявкнул на них Корсаков, стоявший у кабины пилотов, и клацнул затвором автомата. Из всех партизан в вертолете оставался он один. — Пошли! — приказал он Тавернье, указывая стволом на люк. Никто из заложников не поинтересовался судьбой уводимых повстанцами двух журналистов — все были донельзя рады тому, что для них самих опасность миновала. — Еще встретимся! — крикнул заложникам Корсаков, вслед за Тавернье соскакивая на землю. Взревели двигатели, и вертолеты зависли над поляной. Повстанцы, выпрыгнувшие из вертолетов, двумя цепочками тянулись к зарослям. Вступив под свод листвы, отряд слился в единую колонну и двинулся в глубь леса по тропе, совершенно незаметной сверху. Переход длился около полутора часов; время от времени по обе стороны тропы в лесном полумраке Тавернье различал фигуры постовых, наблюдавших за тропой. В небольшой котловине между холмов, куда они в конце концов вышли, среди уже начавших зарастать молодой порослью развалин разбомбленного селения их ожидали два джипа и большой грузовик. Все автомобили, по словам Корсакова, были отбиты у армии во время партизанских рейдов. Корсаков с журналистами сел в один джип, команданте Диего и комиссар Анхель — в другой, рядовые повстанцы набились в грузовик, и колонна тронулась по грунтовой дороге, извивавшейся среди покрытых лесом холмов. Дорога, разумеется, не отличалась особенной ровностью, но было видно, что за ней ухаживают: в выбоины подсыпался гравий, поперек промоин лежали бревенчатые настилы. Тавернье сделал по этому поводу одобрительное, замечание, и Корсаков, сидя на переднем сиденье вполоборота к журналистам, ответил:
— Как ни странно, дорогами приходится заниматься мне. Дороги — одни из важнейших факторов войны: тот, кто не успевает вовремя подбросить резервы к месту схватки, оказывается разбит. Отчасти, конечно, за дорогами следят и местные крестьяне, но крестьянские и военные требования к дорожной сети далеко не всегда совпадают. Я всегда считал себя исключительно военным, но здесь выяснилось, сколько забот у военного помимо поля боя. Раньше меня обеспечивали всем необходимым, чтобы я мог воевать, а здесь я сам занимаюсь обеспечением. Вот, к примеру, видите эти строения справа от дороги? Здесь целый комплекс: оружейные склады, оружейные мастерские, авторемонтные мастерские, продовольственные склады с холодильниками, электростанция. Мне пришлось заниматься строительством с самого начала, с поиска подходящих специалистов и технической документации.
Машины въехали в довольно большое селение, раскинувшееся в неширокой долине среди покрытых лесом гор. По местным масштабам это скорее был городок, если судить по наличию каменных общественных зданий. Встречные крестьяне, увидев Корсакова, кланялись, снимая шляпы. Тавернье удивился:
— Как, однако, вас здесь уважают!
— Оно и понятно, — усмехнулся Корсаков. — Когда-то я руководил карательной экспедицией в эту деревню. Местные власти решили, что поддержка партизан слишком дорого им обходится, и простой народ убедили в том же. Возможно, они были правы, но меня послали сюда ликвидировать мятеж, а не выяснять, кто прав, кто виноват.
— И что же, пришлось кого-то... э-э... казнить? — полюбопытствовал Шарль.
— Ну а как же без этого, — равнодушно промолвил Корсаков. — Если бы я не устроил экзекуции, жители подумали бы, что им разрешается продолжать в том же духе. Так уж они здесь воспитаны.
Машины остановились перед длинным одноэтажным зданием, у входа в которое в плетеном кресле важно восседала толстая негритянка. Увидев Корсакова, она всполошилась, с трудом выбралась из кресла и, размахивая руками, с радостными возгласами ринулась к джипу. Корсаков спрыгнул на землю, подошел к кабине затормозившего грузовика, в котором ехали рядовые бойцы, открыл дверцу и что-то приказал шоферу. Перегруженная машина натужно взревела, окуталась облаком выхлопных газов и, поднимая пыль, покатила дальше по поселку. Корсаков наградил подбежавшую толстуху вежливым объятием и, высвободившись, показал на нее журналистам:
— Прошу любить и жаловать — Анна-Мария, хозяйка местной гостиницы. Образец чистоплотности и трудолюбия, добрейшее существо в мире. Ненавидит только одну вещь в мире, а именно кокаин. Сын у нее работал в городе и там пристрастился к зелью.
Корсаков отдал негритянке по-испански несколько распоряжений касательно того, как разместить гостей, причем та пристально смотрела ему в лицо и постоянно суетливо кивала. Затем он обратился к французам:
— До завтрашнего утра у вас есть время хорошенько отдохнуть. Денек сегодня выдался тяжелый. А завтра нам предстоит довольно длительное путешествие: мы должны посетить одну кокаиновую фабрику, принадлежащую генералам. Предупреждаю: дело опасное. Можно ограничиться экскурсией по такой же фабрике, но только партизанской. Правда, съемок уже не будет — если я разрешу вам снимать кокаиновую фабрику, принадлежащую партизанам, они меня не поймут.
— А нельзя ли совместить и то и другое? — спросил Тавернье. — Осмотреть в спокойной обстановке фабрику, чтобы понять, что к чему, а потом уже пойти в рейд. Там-то у вас не будет времени на разъяснения.
— Хорошо, так и поступим, — кивнул Корсаков. — Утром я за вами заеду. Учтите, это будет довольно рано, так что не засиживайтесь.
