Катажина Колчевська - Кто, если не я?
– И бокальчик коньячку выпить!
– Никакого коньячка! – решительно заявила пани Рената.
Роберт помог мне подняться и под руку повел к двери. Выходя, я задержалась на секунду, обернулась и, посмотрев на Олю, сказала:
– Я приду завтра утром!
– Не сомневаюсь, – ответила пани доктор и начала осматривать куклу, лежащую на кровати.
В Олиной крови обнаружили два разных наркотика и высокое содержание алкоголя. Она страдала от отравления и классического абстинентного синдрома. Промучилась целых три дня. Ей давали успокоительное, и она засыпала, а как только просыпалась, то пыталась освободиться.
– Отвяжите меня! – кричала она. – Как можно так поступать с людьми…
Она рычала как раненый зверь.
После очередной порции лекарств она уснула. Проснулась через несколько часов, лежала спокойно и смотрела на меня огромными глазами.
– Оля, как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Хорошо, – прошептала она.
– Тебе что-то надо?
– Развяжи меня, пожалуйста.
Я немного засомневалась, но моя подопечная лежала спокойно и ровно дышала. Не металась по кровати, не вопила и не ругалась, как несколько часов назад.
– Хорошо, – сказала я и отвязала ее.
Когда я отстегнула последний ремень, Оля сорвалась с места и отпихнула меня в сторону. К счастью, я упала на кровать и осталась цела. Девушка издавала дикие звуки, от которых звенело в голове. Вырвала катетер из вены на предплечье, бегала по палате, чесалась, словно пыталась что-то с себя содрать.
Я потянулась к звонку. Оля на секунду остановилась и осмотрела пустое стерильное помещение. Только на тумбочке лежали какие-то лекарства, мой телефон и книжка и стоял стакан с водой. Она подошла, смахнула все на пол, а потом побежала к выходу.
Открывающаяся дверь ударила ее и отбросила на стену. В палату ворвался санитар, а за ним медсестра. Они быстро обездвижили девушку, несмотря на то, что она вопила и брыкалась. Уложили на кровать и вновь привязали ремнями. Олька дико выла, а я сидела рядом на табуретке и слушала ее вопли. Медсестра установила ей новый катетер и дала лекарство. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Олька успокоилась, ее глаза потеряли блеск, и она уснула. Все время я смотрела на нее, на безграничный страх и отвращение в ее глазах, слушала ее вой и думала, что я это заслужила.
После этой выходки прошло двадцать часов, а я все еще сидела рядом с ней.
– Прости меня, пожалуйста, прости, – рыдала она, склоняясь над лотком в форме почки, который поставили на кровать, потому что ее постоянно рвало.
Я гладила мою девочку по мокрым волосам. Она была измучена, но спокойна. Пару часов назад ее отвязали и разрешили принять душ.
– Я так виновата. Прости меня, – повторяла она.
– За что ты извиняешься, Оля? – спрашивала я.
Я тоже извинялась. Обвиняла во всем себя, потом ее. Обнимала мою малышку, утешала ее и кричала на нее. Гладила по рукам, спине, голове. Смывала с нее пот, блевотину, муки совести и беспомощность. Старалась взять себе хоть частичку ее боли и страха, но тут же взваливала на нее свою тревогу. Плакала над ней, а потом над собой. Меня раздирали самые разные чувства. Этот кошмар длился четыре дня. Чертовски трудные четыре дня и ночи. Если бы рядом не было близких людей, я бы не выдержала. И Оля вместе со мной.
Роберт привозил меня в больницу рано утром и забирал поздно вечером. Спали мы у Баси, в тех комнатках, где когда-то жила Божена. Сама же Боженка вышла замуж за богатого фермера из соседнего села, и ей больше не нужна была каморка в чужом доме. Теперь она сама стала хозяйкой. Бася кормила нас, Рената обеспечивала лекарствами, а Божена сидела с Олей пару ночей, когда Роберт силой оттащил меня от кровати моей девочки.
Я заботилась о ней, но все-таки не выдержала. На четвертый день на меня навалилась слабость. Меня охватил страх. Он стиснул горло, сдавил грудь и потащил за собой в темную, зловонную бездну. Я падала все ниже и ниже, хотя бешено сопротивлялась. Махала руками, пытаясь удержаться за что-то, но мои пальцы хватали пустоту. Я вытягивала шею, хватая ртом воздух, но через сдавленное горло в грудь не попадало ни капли кислорода. Запавшие легкие разрывала боль. Вдруг я услышала далекий голос. Важный голос. Он звал меня. Я напрягла все силы, и в этот раз у меня получилось глотнуть воздуха. Вытянула руку и схватилась за этот голос.
– Тетя! Тетя! – кричал он. – Помогите! – вопил изо всех сил. – Тетя, проснись!
Я очнулась. Сидела на больничной табуретке, опираясь на локти головой и грудью.
– Тетя! Как я испугалась! – причитала Олька. – Тетя!
– Я в порядке, не ори так.
Я медленно встала. Начала собирать свои вещи, взяла сумку и куртку, с трудом всунула ноги в ботинки. Чуть раньше я их сняла, потому что ноги опухли и сильно болели. Любое движение требовало огромных усилий. Я сопела, как старый паровоз, и чувствовала каждую косточку, каждую мышцу и сухожилие.
– Тетя, что ты делаешь? – Оля смотрела на меня удивленно.
– Ухожу, – прошептала я.
– Но еще рано и дедушка не приехал!
– Ухожу. Хватит с меня. У меня больше нет сил. Увидимся, когда выйдешь из больницы! – прохрипела я, отвернулась и поковыляла к выходу. Даже не знала, на какую ногу хромаю. Да хоть на обе! Легкие горели огнем при каждом вздохе.
– Тетя, ты придешь завтра? – кричала Оля мне вслед. – Тетя, а когда ты придешь? Утром? – Я не реагировала. Голос становился все более умоляющим: – Тетя, ну скажи, что придешь завтра! Так, как всегда.
Я не отвечала. Просто не осталось сил. Я не могла говорить, перед глазами все плыло. Жалела только, что по-прежнему могу слышать. Жалостливые вопли доносились до меня, пока я дошла до середины коридора. Уже из холла на первом этаже я позвонила Роберту. Села на стул и прислонилась спиной к ледяному стеклу. «Так и воспаление легких можно получить», – подумала.
– Хотя почему бы и нет! – ответила сама себе.
– Что «почему бы и нет»? – спросил Роберт. И откуда он здесь взялся?
– Как тебе это удалось? – спросила я слабым голосом. – Я же только что тебе звонила…
Я вытащила телефон из кармана и посмотрела на часы.
– Ты звонила двадцать минут назад, – сказал Роберт извиняющимся тоном. – Я спешил, как мог.
– То были самые короткие двадцать минут в моей жизни. А теперь отвези меня домой, где бы он ни был.
На следующий день Роберт разбудил меня рано утром.
– Аня, вставай. Нам нужно в больницу ехать.
– Я никуда не поеду, – пробормотала я. Болело все тело. Мой утренний осмотр закончился катастрофически – ни один орган не работал нормально. Даже большой палец на левой ноге не отвечал на команды мозга.
– Как же так?
– Я остаюсь здесь, чтобы умереть.
Да, я не поехала к Оле ни в тот день, ни на следующий, и так, пока ее не выписали из больницы. Роберт пытался меня уговаривать, умолял, давил на жалость, рассказывая, как Оля по мне скучает, потом начал злиться и орать. Все без толку. Я стояла на своем.
Бася приходила ко мне и приносила свою вкусную выпечку, помогала готовить.
В тот день мы сидели за столом и пили чай с шарлоткой. Роберт поехал в больницу, чтобы отвезти немножко Оле.
– У меня такая никогда не получалась, – сказала я с набитым вкуснятиной ртом.
– Зато у тебя другое получилось, – вежливо ответила Бася.
– Да? И что, например? – спросила с иронией. – Это уж точно не про Олю.
– Аня, своего ребенка трудно воспитывать, а уж чужого! То, что ты сделала…
– Просто подвиг! – перебила я ее. – Вот только что с того? – теперь я заорала со злостью. – Посмотри, что из этого вышло!
Бася молчала.
– Знаешь, давай сменим тему. Лучше расскажи, как тут люди живут? Поделись новыми сплетнями, – чуть погодя уже более спокойным тоном попросила я.
– Ох, сплетни это просто сплетни. Их всегда хватает. Помнишь директрису нашей школы? Новачук?
– Нет, не помню.
– Когда ты училась, ее, наверное, еще не было.
– Нет!
– А-а-а! – пробормотала разочарованная Бася, но через минуту попробовала еще раз. – А помнишь нашего бургомистра?
– Юлиуша?
– Ага!
– Еще бы! Такого бургомистра не забудешь! – ядовито ответила я.
– Так он сейчас депутат!
– Ого! А от какой партии?
– Как это от какой? От какой еще?! – воскликнула с деланным возмущением Бася. – От той самой, правой и справедливой.
Я рассмеялась. Настроение улучшилось, и в голове прояснилось.
– Лучше расскажи, как там Божена.
– Она сама тебе расскажет. Уже не может дождаться, когда приедет к тебе поболтать. Каждый день звонит и спрашивает, можно ли уже.
– Она хоть счастлива с тем парнем?
– Очень! Во всяком случае, так говорит.
Я задумалась. Нахлынули воспоминания о приюте. Сколько лет уже прошло. Я скучала о тех днях.
– То было сумасшедшее время! – сказала я со вздохом.
– А что с Мухой? – спросила Бася.
Солнце закрыла туча.
– Умерла от старости, – пробурчала я. Не хотелось говорить об этом.
