Такэо Арисима - Женщина
– Да, встретиться в такой глуши… Я просто поражена. Очень рада видеть вас. Вы здесь живете?
– Нельзя сказать, что живу… Так, прозябаю… Ха-ха-ха! – Кибэ рассмеялся каким-то пустым смехом и по-мальчишески сдвинул шляпу на затылок. Потом торопливо снял ее и обратился к Курати:
– Вам, наверное, странно, что я неизвестно откуда появился и так фамильярно заговорил с Сацуки-сан. Я человек конченый, но все же когда-то пользовался гостеприимством и заботами семьи Сацуки. Мое имя просто недостойно того, чтобы я назвал его, в общем, я весь перед вами… Далеко ли направляетесь?
Маленькие глаза Кибэ светились умом и непреклонной волей, но из-за его запущенной, нечесаной бороды и длинных, давно не стриженных волос никто не заметил бы этого, кроме Йоко. Курати, разумеется, не стал себя называть, лишь коснулся шляпы с таким видом, словно хотел сказать: «И откуда только тебя черт принес!»
– Хотели сходить к Комёдзи, – ответил он, – да вот не можем перебраться через реку… А по этому мосту можно туда пройти?
Они оглянулись на мост. Прямая дорога, пролегавшая по насыпи, белела до самых гор.
– Можно, но приятнее идти вдоль берега. И через реку можно переправиться. Я провожу вас.
Йоко владели два чувства: ей хотелось поскорее отделаться от Кибэ и в то же время поговорить с ним по душам обо всем, что произошло с тех пор, как они расстались. Со времени их случайной встречи в поезде, которую Йоко считала их последней встречей, Кибэ сильно изменился. Ей казалось, что он стал опытнее, что теперь с ним можно поговорить серьезно и откровенно. Кибэ был бедно одет, – очевидно, жил в нужде, и Йоко преисполнилась к нему жалостью.
Курати шел впереди, за ним в нескольких шагах шествовали, несколько поодаль друг от друга, Йоко и Кибэ. Так они спустились к морю по песчаной дороге, усеянной маленькими крабами с красными спинками.
– Я по слухам и из газет, в общем, знаю, как обстоят ваши дела… Забавное существо – человек!.. А я с тех пор, как говорится, сошел с круга. За что бы я ни брался, ничего не получалось. Жену и детей отправил в деревню и вот шатаюсь здесь один. Каждый день с удочкой. Сижу и гляжу, как бежит вода, а заодно нет-нет да и попадется рыбка на закуску к сакэ. Ха-ха-ха…
Кибэ опять рассмеялся каким-то пустым смехом, но сразу замолчал, точно смех бередил рану. Слышался только скрип песка под двумя парами гэта.
– Нельзя сказать, чтобы я был совсем одинок. Недавно вот познакомился с одним человеком. Он развлекается тем, что закапывает вино в песчаных дюнах, потом идет туда гулять и напивается. Он выдвинул чертовски интересную философию жизни. Законченный фаталист. Пьет и разглагольствует о фатализме. Настоящий отшельник!
Курати успел уйти далеко и не мог слышать их разговора. Йоко все ждала, что Кибэ станет, как прежде, сентиментальным, но он был настолько равнодушен, что не только смех, но и все в нем казалось безжизненным. – Чем же вы все-таки занимаетесь сейчас? – спросила Йоко, подойдя чуть ближе к Кибэ. Он отошел от нее и опять как-то странно рассмеялся.
– Чем занимаюсь? Что может человек?.. Вот и весна уже кончается… – сказал он ни с того ни с сего, взглянул на Йоко, но тут же отвел глаза и стал смотреть вдаль, туда, где море сливалось с небом.
– Мне бы хотелось спокойно, не торопясь, побеседовать с вами, – вкрадчиво проговорила Йоко, чуть понизив голос. На Кибэ ее слова, казалось, не произвели никакого впечатления.
– Да?.. Ну что ж, это, пожалуй, интересно. Я… впрочем, вы сами видите, чем я стал, а все же иногда молюсь о вашем счастье. Смешно, не правда ли? Ха-ха-ха!..
Йоко хотела что-то возразить, но он прервал ее:
– Вон там, видите, это Осима. Как будто облако плывет в небе, верно? Осима находится возле полуострова Идзу, как раз напротив того места, где я ужу рыбу. И каждый день он выглядит по-новому. Иногда видно, как дымится вулкан.
Снова наступила пауза. К стуку гэта примешивался теперь приближавшийся шум волн. На душе у Йоко становилось все тяжелее, и в то же время в ней крепло желание еще раз встретиться с Кибэ.
– Кибэ-сан, вы, наверное, сердитесь на меня… Но я непременно должна кое-что сказать вам. Вы не смогли бы навестить меня как-нибудь? На этих днях. Мой адрес…
– Навещу. Как-нибудь… Удобное слово «как-нибудь»… Как-нибудь… «Когда женщина говорит, что должна кое-что сказать, не жди разговора, а будь готов к объятиям или к тому, чтобы уйти ни с чем». Превосходно сказано! Ха-ха-ха…
– Ну, уж это вы слишком, – полушутя заметила Йоко.
– Слишком или не слишком… Во всяком случае, это вполне справедливо, – снова рассмеялся Кибэ и снова осекся, будто прикоснулся к ране. Курати подошел к самому краю воды, но перейти реку вброд было невозможно, и он с угрюмым видом оглянулся на Кибэ и Йоко.
– Ну что, помочь вам переправиться? – С этими словами Кибэ раздвинул камыши и исчез в них. Вскоре он показался оттуда, управляя с помощью шеста небольшой плоскодонкой. Йоко заметила, что при Кибэ нет его рыболовных принадлежностей.
– Послушайте, а удочка?
– Удочка? Удочка, наверно, плывет по реке. Может, приплывет сюда, может, нет, – ответил Кибэ и неожиданно ловко, как заправский лодочник, подвел лодку к берегу. Курати поспешно вернулся и подошел к лодке. Трое, стоя в лодке, рискуя каждую минуту перевернуться, отправились в путь. Курати, не стесняясь Кибэ, поддерживал Йоко. Кибэ ловко орудовал шестом. Несколько взмахов, и лодка благополучно пристала к берегу. Курати быстро спрыгнул на землю и протянул руку Йоко. Кибэ тоже подал ей руку, и она ухватилась за нее. То ли она слишком сильно сдавила руку Кибэ, то ли Кибэ устал грести – но руки их, соединившиеся в, пожатии, задрожали.
– Ну, большое спасибо, – сказал Курати.
Кибэ не вышел из лодки. Приподняв свою широкополую шляпу, он сказал:
– Я позволю себе проститься с вами… Уже темно, – добавил он, – смотрите внимательно под ноги. До свиданья.
– До свиданья. – Не успели Курати с Йоко пройти и ста метров, как вдруг сделалось очень светло. Это над гребнем горы за Комёдзи в просветах между облаками выглянула луна. Йоко обернулась. На фоне песчаников, окрашенных сумерками в фиолетовые тона, вырисовывался, как в китайском театре теней, темный силуэт Кибэ, направлявшего лодку в камыши. Йоко раскрыла зонтик и помахала им с шутливым видом, чтобы не вызвать подозрений у Курати. Они прошли еще несколько сот шагов. На этот раз оглянулся Курати. Кибэ уже не было видно. Йоко стала складывать зонтик, на глаза ее навернулись слезы.
– Кто это? – спросил Курати.
– Не все ли равно?
В темноте не было видно, что Йоко плачет, но голос ее дрожал.
– Ну, женщины, у которых было много любовных приключений, – существа особые.
– Да, это верно… У меня были и такие любовники, неприглядные, похожие на нищих…
– От тебя всего можно ждать.
– Поэтому я тебе, видно, опротивела!
Не успел Курати подумать: «Ну, снова нашло!» – как Йоко бросилась на песок и забилась в таком страшном припадке, что казалось, сейчас умрет. Но Курати только чуть слышно прищелкивал языком с досады.
В эту ночь Йоко совсем не спала. Возвратившись в гостиницу, она грубо отчитала одну за другой всех горничных, и они старались не попадаться ей на глаза. Курати, пересиливая себя, вначале пытался ее уговорить, но потом махнул рукой, ушел в другую комнату и лег спать.
Весенняя ночь беззвучно опускалась на землю. Где-то вдалеке квакали лягушки, в роще храма Ниттёсама кричали совы. В этих криках Йоко мерещилась злая насмешка и в то же время какая-то неизбывная тоска. Через равные промежутки времени слышалось монотонное: «кху, кху, кху», казалось, эти звуки доносятся с одной и той же ветки. Вокруг все спало. Гнев Йоко постепенно утих, осталось лишь ощущение пустоты и одиночества.
Каждый поступок Йоко, каждое ее слово все больше и больше отдаляли от нее Курати. Она хорошо знала, чего ждал от нее Курати сегодня. Но его разочаровала беспричинная вспышка Йоко, ее каприз. Чем чаще будут повторяться такие дни, тем скорее начнет он искать новый предмет своих вожделений. В самом деле, разве не проявляет он интерес к Айко? И теперь, оглянувшись назад и вспоминая, как складывались ее отношения с Курати, она вынуждена была признаться самой себе, что зашла слишком далеко. Но иного пути к завоеванию Курати, пожалуй, не было. Он – человек со слабостями. А у нее, которая ищет его любви, разве их нет? Когда после долгих рассуждений Йоко пришла к этому выводу, ей стало так отвратительно собственное «я», что она готова была его растоптать.
«Зачем я покинула Кибэ, зачем мучаю Кимура? Почему, уйдя от Кибэ, я не смогла пойти по избранному мною пути? Во всем виновата тетушка Исокава, толкнувшая меня в объятия Кимура. Пройдет ли когда-нибудь моя ненависть к ней? Но как же я глупа, что поддалась ее хитрым уловкам! В одном лишь Курати мне бы не хотелось разочароваться. Им одним я стремилась восполнить все прежние разочарования, и не только это, я мечтала жить в радости. Я твердо верила, что не смогу расстаться с Курати. И без сожаления отдала ему все, даже жизнь, жизнь, которую бросила к его ногам. Что же теперь у меня осталось? К чему я пришла? Ведь завтра Курати может бросить меня. Какое равнодушное было у него лицо, когда он выходил из моей комнаты! Сейчас же пойду просить у него прощения. Как рабыня, буду биться головой о пол и молить о пощаде… Да… Но если Курати не захочет даже взглянуть на меня и будет сидеть с каменным лицом? Нет. Пока я жива, у меня не хватит мужества видеть его равнодушие… Может быть, просить прощения у Кибэ?.. Но я не знаю, где он живет».
