Сара Груэн - Время перемен
– Ну, наконец! Вот то, что надо! – радостно кричит Натали, подняв вверх палец. – Красота! Чувствуешь толчок? Вот так и держись! И запомни, как надо. Красота, Даниэль, просто красота!
Девочка на лошади проезжает мимо, и тут Натали замечает мое присутствие.
Поскольку ко мне она не идет, воспринимаю это как приглашение зайти на манеж. Чем ближе подхожу к собравшейся в центре группе, тем сильнее бьется сердце. На меня устремлены четыре пары глаз, и даже девочка на лошади украдкой посматривает в нашу сторону.
– Давно жду, когда вы объявитесь, – обращается ко мне Натали, скрестив на груди руки. – Все вещи Евы упакованы, и если вам потребуется помощь, девочки позовут Мигеля, и он загрузит все в машину.
Беспомощно оглядываюсь по сторонам и чувствую, что краснею.
– Можем мы поговорить?
– Давайте, – соглашается Натали.
– Хотелось бы с глазу на глаз.
Натали отвечает не сразу, будто что-то обдумывает, а потом отдает распоряжение ученице:
– Даниэль, продолжай работать, а вы, девочки, наблюдайте, и если Пишутер снова расслабится и начнет капризничать, постарайтесь определить причину. Но Даниэль ничего не говорите, потому что вы можете и ошибиться. Обсудим теоретические вопросы, когда она закончит занятие. Идемте, – обращается она уже ко мне и направляется в комнату отдыха. У бачка с водой стоят четыре девочки, и при виде меня их глаза округляются.
– Выйдите! – распоряжается Натали, указывая рукой на дверь.
Девочки послушно удаляются. Дверь за ними закрывается, и в комнате повисает тишина. Не знаю, чего я ожидала, но только не молчания.
– Итак, в чем дело? – спрашивает наконец Натали, усаживаясь на древнюю кушетку, обитую коричневой тканью с оранжевыми цветами. Я тоже устраиваюсь в кресле и сразу приступаю к делу.
– Хочу знать, не согласитесь ли вы снова взять Еву в свою школу.
– Не знаю, что и ответить. А Ева все еще дуется?
Скрипнув зубами, сдерживаю гнев, хотя прекрасно понимаю, что злиться на Натали глупо. Она ведь не знает об обрушившейся на нас трагедии. Ну, и сказать по совести, при их последней встрече с Евой моя дочь в полной мере продемонстрировала строптивый характер и вела себя не лучшим образом.
– Простите, если обидела, – разводит руки в стороны Натали. – Но я привыкла называть вещи своими именами. К ученицам это тоже относится. И теперь я вовсе не так уверена, что Ева обладает нужными для спортсмена качествами. Спасовала после первой же неудачи. Взяла и сбежала.
– Неправда, вы сами сняли ее с соревнований, – напоминаю я.
– Верно, это совершенно разные вещи, – наклоняется ко мне Натали. – И вы, черт возьми, правы: я не позволила Еве завершить выступление. А как вы бы поступили на моем месте? Отправили бы после неудачи обратно на скользкий маршрут и подвергли риску и наездницу, и свою лучшую лошадь? При том, что надежды на призовое место все равно уже не было?
С виноватым видом слушаю Натали, а она не унимается:
– И потом Ева действительно сбежала и подвела всех нас. Я ясно дала понять, что, если она не придет на следующий день поддержать подруг, в школе ей не место. И что вы думаете? Не пришла!
Терпеть несправедливые обвинения в адрес дочери больше невозможно, и я взрываюсь:
– Послушайте, Натали! Ева никого не подводила. – Моя дерзость удивляет Натали. Впервые за время нашего знакомства чувствую свое превосходство над этой женщиной. – И не убегала. На следующий день она не пришла на соревнования, потому что узнала о гибели отца и его жены. Они попали в ужасную автокатастрофу. Нам пришлось срочно выехать в больницу в Лебаноне. Жена Роджера погибла на месте, а отец Евы находился в тяжелейшем состоянии и вскоре тоже умер.
Лицо Натали меняется на глазах, а меня начинают терзать угрызения совести. Ведь на самом деле мы узнали об аварии уже после бегства Евы с соревнований. Но я хватаюсь за возможность обезоружить Натали и, образно выражаясь, смыть все ее аргументы в унитаз. В подобной ситуации любая мать на моем месте поступила бы точно так же. Да, я нарушила одну из заповедей, но надеюсь, Господь не сочтет мой грех слишком тяжким и простит.
Натали откидывается на спинку кушетки и долго молчит.
– Примите мои искренние соболезнования. А как себя чувствует Ева? – наконец нарушает она молчание.
– А как чувствует себя человек в таких обстоятельствах? Да я и сама не пойму, что с ней творится.
Натали сидит, обхватив руками голову, а потом вдруг встает и направляется к кофеварке. Налив в пластиковую чашку субстанцию, по внешнему виду похожую скорее на жидкий деготь, поднимает кофейник и предлагает мне.
Я вежливо отказываюсь.
Натали подходит к окну комнаты отдыха и следит за работой Даниэль на манеже. Наездница и лошадь наконец достигли взаимопонимания. Вид у Пишутера царственный, но его не сравнить с Восторгом, а уж о Джо и говорить не приходится.
Упершись рукой в бок, Натали пьет кофе и смотрит на манеж, а мне кажется, что она стоит в этой позе целую вечность. Наконец она отходит от окна и, возвратившись на кушетку, кладет ногу на ближайший стул.
– А вы уверены, что сейчас Еву нужно вернуть в мою школу? То есть не лучше ли ей какое-то время побыть с родными?
– Сама не знаю, что правильно, а что нет. Но вчера вечером она горько рыдала на конюшне и винила себя. Ева страшно скучает по Джо, но ей кажется, что сейчас можно думать только о смерти отца.
– Господи, бедная девочка!
– И еще она говорит, что если не поедет верхом на Джо, то уже никогда в жизни не сядет на другую лошадь.
Натали снова умолкает и допивает кофе.
– Ну, если вас это утешит, то Джо в полной мере разделяет чувства Евы. После ее отъезда с ним нет сладу. Перепрыгивает через все, что попадается на пути. Например, через ограждение на леваде. Понятно, что никто другой не может на него сесть.
– Даже вы?
– Аннемари, Джо сбросил бы даже вас, не сомневайтесь.
– Послушайте, Натали, можете заткнуть мне рот, но я все же спрошу. Если вы не можете ездить верхом на Джо, зачем понадобилось его покупать?
– Я купила Джо, потому что до него не встречала лошади-семилетки, способной делать такую красивую смену ног в галопе. Кроме того, для Джо не существует непреодолимых препятствий, он возьмет любое. В Фейрхилле я наблюдала, как на нем выступает Ивонн Ричардс, и сразу же купила Джо. Иногда вдруг проникаешься к лошади неким особым чувством, именно так и было в случае с Джо. Я купила его, не колеблясь ни секунды.
– А почему Ивонн его продала?
– Причина простая. Джо, конечно, позволял Ивонн сесть на себя верхом, но при этом ясно давал понять, что терпит ее скрепя сердце. А когда терпение лопалось, Джо сбрасывал ее, как и всех остальных. Ивонн ведь уже за пятьдесят, и ей порядком поднадоело грохаться на землю. Думаю, у нее взыграла гордость. Мы с Ивонн знакомы много лет, но я не поверила, когда она стала утверждать, что Джо никого к себе не подпустит. Однако она оказалась права. Не подпустил.
– До появления Евы.
– Да, до появления Евы, – эхом откликается Натали.
– А вы не продадите его нам?
Натали подпрыгивает как ужаленная.
– Мне послышалось, Ева хочет вернуться в проект.
– Я только спросила. Может, вы рассмотрите такой вариант? – В моем голосе слышится мольба. – Я действительно оказалась в очень сложном положении.
Натали с отвращением отворачивается от меня.
Господи, ну что я такого сказала? Какую глупость сморозила? И вдруг до меня доходит.
– Не подумайте ничего плохого, в моем предложении нет никакой задней мысли. Поверьте, сама не знаю, как лучше поступить. Просто стараюсь продумать все варианты. Я ведь еще не рассказала, что Евин сводный брат, которому всего четыре месяца, остался круглым сиротой и теперь живет с нами. Ева обожает малыша, и по-моему, ей будет трудно шесть дней находиться вдали от брата. С другой стороны, если она не вернется в вашу школу – а на другую лошадь она ни за что не сядет, – будет просто слоняться без дела, пока не попадет в очередную беду. А это непременно случится. Вот я и подумала, что единственный выход – купить Джо.
– Нет, это невозможно, – качает головой Натали. – Джо не продается.
– Но, может, вы все-таки подумаете? Ева получит солидную сумму денег. Конечно, они будут находиться в доверительной собственности. Мне еще предстоит уточнить все подробности. Но вы уже сейчас можете назвать свою цену.
– Дело не в деньгах. Такой лошади, как Джо, я не встречала со времен Щеголя, а ему уже семнадцать лет, и пора уходить на покой. Джо – моя самая большая надежда, возможно, мой очередной олимпийский чемпион. Думаю, Аннемари, вы меня понимаете.
– Разумеется, и все же… – Со страхом вижу, как гаснет последняя искра надежды, и встаю с места. Колени сорокалетней женщины издают противный хруст.
– Погодите, – останавливает меня Натали. – Куда вы сейчас направляетесь?
– Домой.
– Не хотите кое-что обсудить?
