Ядвига Войцеховская - Крестики-Нолики
— Нет, я стою тут битых полчаса и вешаю лапшу тебе на уши! — возмутился он.
— Вот уж этого я не знаю, — нагло сказала я.
— Нет. Смею тебя заверить, что я этим не страдаю, — с сарказмом ответил конь.
— Значит, устал?
— Значит, устал.
— И что с ним было дальше?
— Как что? — удивился он. — Обрёл то, что хотел — покой.
— Послушай, — осторожно спросила я, — а почему я не могу тоже обрести этот самый вечный покой — прямо сразу? Ты просто не представляешь, как устала я.
— Не можешь, — твёрдо сказал конь. — Или ты прекращаешь болтовню, и мы сей секунд уезжаем, или…
— Или что? — тут же спросила я.
— Ничего. Просто сей секунд уезжаем. Давай, садись. Верхом тебя, конечно, ездить не учили? — презрительно спросил он, но я поняла, что он что-то нагло утаивает.
— Так не пойдёт, — решительно сказала я и сделала вид, что собираюсь уходить, хотя уходить мне было ровным счётом некуда — это был блеф чистой воды.
— Ты куда это? — испугался конь.
— Да так, — уклончиво сказала я, — полно дел. Ты даже не представляешь, как много дел накопилось.
— Ну вот, — расстроился он. — Я так и знал.
— Я жду ответ, — напомнила я.
— Ну, хорошо, хорошо. Или новый круг жизни.
— Это как? — удивилась я.
— Как это — как? — грозно спросил он. — Я думал, ты и сама знаешь. Ты же только что, сию минуту сказала, что у тебя куча дел.
— Эээээ…. ну, в общем-то, да, — осторожно сказала я, уже всерьёз опасаясь, как бы он меня не лягнул — я с детства боялась лошадей, потому что ожидала от них именно чего-нибудь в этом роде.
— Значит, это был развод, да?! — воскликнул конь и притопнул — так, что на дороге взметнулось облачко пыли. — Просто наглый развод!
— Ну… я бы так не сказала, — я была сама скромность.
— Ладно. Это был развод, и я типа сам дурак, — печально сказал он. — Ты точно уверена, что тебе надоела веселуха?
— Точно, — заверила я.
— Тогда тебе предстоит совершенно новый круг, — печально сказал он. — Ты вообще понимаешь, чего ты хочешь? СОВЕРШЕННО НОВЫЙ.
— И что? — спросила я.
— Ты можешь стать кем угодно, — объяснил конь — и в его голосе появились мстительные нотки. — Тебе же не дадут каталог, чтобы выбрать: о, госпожа желает не этого, госпожа желает того. Фигушки. Такого не светит.
— Это плохо, — философски заметила я. — Но я хотя бы не стану… эээ… к примеру, конём?
— Нет. Не станешь, — с сожалением сказал он. — Ты снова станешь долбаным человеком — и, мало того, ты снова будешь таким же троллем…
— Кем-кем? — переспросила я и пожалела, что не могу как следует дать ему по рогам — хотя бы из-за отсутствия таковых.
— Ладно уж. Монстром, я хотел сказать, — поправился конь. — К НЕ монстру я бы не пришёл.
— Согласна, — сказала я. — Предлагаю сделку.
— Что ещё за сделку? — с подозрением спросил он.
— Ну, ты же, в общем-то, оказал мне услугу, — я начала издалека. — Тем, что проболтался про новый круг жизни.
— Ну да, — конь приосанился. — И что?
— Как честный человек, я скажу тебе, кто точно не откажется быть Всадником — а ты мне рассказываешь всё, что знаешь про этот новый круг. Идёт?
— Я ничего не знаю, — буркнул он. Слишком уж быстро — так, что я поняла, что хоть что-нибудь выудить да удастся. Если поднажать.
— Знаешь.
— Не знаю. Говори, что обещала, и я пошёл.
— Знаешь.
— Не знаю.
— Знаешь.
— Не знаю.
— Хорошо, не знаешь. Тогда кусок сахара из моего кармана я точно отдам другому коню. В этом моём новом и интересном круге жизни, — подначила я. — Надеюсь, этот другой конь не окажется таким стервозным.
— У тебя есть кусок сахара? — он сглотнул.
Я ничего не ответила, а только пожала плечами — пусть думает, как хочет.
— Я не стервозный, мне положено, — извиняясь, пробубнил конь и бросил на меня косой взгляд. — Хорошо. Только это лажа.
— В смысле? — удивилась я.
— В смысле, что она тебе мало поможет — ты же начнёшь с нуля. То есть, забудешь то, что я скажу.
— Пусть будет лажа, — я махнула рукой. — Считай, что мне просто до умопомрачения интересно узнать это прямо сейчас.
— Женщины, — философски вздохнул он. — Ладно, слушай. Ничего особенного. Следующий круг просто будет очень похож на этот. Вот и всё, что я знаю.
Зашибись. Значит, точно я не рожусь в семье биржевого маклера или нефтяного магната, а снова буду бить рожи в подворотнях.
— Ну, ладно. Пусть так, — грустно сказала я. — Теперь моя часть уговора. Советую тебе найти лейтенанта Хелену Берц.
— Да? — обрадовался конь. — То есть, ты за неё ручаешься?
— Однозначно, — подумав, уверенно сказала я.
— Ну, тогда пока, — весело сказал он, хрустя бонусом в виде сахара. — Я пошёл.
— Пока, — сказала я, стоя перед дорогой в Бесконечность.
Полагаю, и он, и Берц ещё не раз вспомнят обо мне — когда будут несколько веков подряд вместе веселиться…
…Я всю жизнь занималась всевозможными видами дерьма — потому что мне просто нечего было делать. Да, вот так вот банально: элементарно нечего делать. Кто-то ломился за деньгами, кто-то за славой, а я по такой дебильной причине либо сидела на жопе и плевала в потолок, либо ударялась в очередную авантюру.
Можно сказать, к тридцати годам я стала просто экспертом в области дерьма, и никак не меньше.
Дерьмо могло быть из серии серединка на половинку — или от начала и до отбоя. Для него можно было придумать целую классификацию. Я могла стать её изобретателем, если бы захотела.
Ну, правда, я помалкивала об этом — иначе меня сочли бы дурой, а то и кем-нибудь похуже. В перечень моих жизненных принципов не входил пустой трёп. Просто потому, что он не приносил наличных.
Да, я могу написать об этом самыми настоящими буквами, сложив их вот в эти настоящие слова — и мне ничуть не стыдно. Я даже могу сказать это вслух — и мне снова не будет стыдно. И — вот честно — я не знаю, почему мне вообще должно быть стыдно за то единственное, что я действительно умею делать, даже если это можно назвать только словом "дерьмо"?!
Какая разница, как и что назвать, если это что-то приносит неплохой доход? Особенно в стране, которую никто не смог расколоть ни по национальному признаку, ни по политическому, сколько ни пытался. Но которая раскололось в итоге на людей-с-деньгами и всех остальных.
И я уж точно не относилась к первым. По крайней мере, пока.
Однако я надеялась, что это хотя бы когда-нибудь случится.
Не все, однако, такие, как я. Мне достаточно сунуть два пальца в рот, — да и проблеваться так, что дым из ушей. А на следующий день я уже не помню ничего из того, что помнить не следует. Один мой друг — он когда-то служил снайпером в горячей точке, где ему напрочь отшибло мозги, и потому общение с ним было весьма своеобразным, — раз стал говорить какую-то чушь про то, что нельзя смотреть в глаза, когда знаешь, что вот этого типа надо завалить, но я не слушала. Зачем, если всё одно — у меня свой способ. Действенный, ребята, честно, я не вру. Я вообще никогда не вру.
Ну, по ходу пьесы, я немного преувеличиваю, если вдруг говорю, что мне не нужны деньги. Где вы найдёте того, кому они и вовсе не нужны? Разве только на том свете. Рабочие пахали на заводах, толпы клерков каждое утро целеустремлённо пёрли в свои офисы, торгаши вставали за прилавки, а за их спинами, где-то там, в тени легального бизнеса, маячили мы. Понятия не имею, при каком строе было бы лучше, но сейчас мне явно жилось просто зашибись, потому что всё, что я делала, оплачивалось хрустящими бумажками с надбавкой за стрём.
Конечно, а то нет, о чём разговор? Деньги были нужны и мне. Родители сподобились оставить в наследство только красивую фамилию, родословное древо — и банковские счета, превратившиеся в ничто после дефолта. Едрить твою налево, и ещё кто-то говорил, что я должна была сидеть тише воды, ниже травы и дальше трястись над кучкой медяков, что оставили мне папаша и мамаша?! Ни черта подобного. Единственное, что осталось у меня в целости и сохранности — вот эта самая кровь. Но её нельзя было ни съесть, ни превратить в наличные. Её бы даже не хватило надолго, если бы я поехала чердаком и решила торговать ею в розлив — а ни на что другое она не годилась.
Сначала я подвизалась в городе в качестве не-разбери-поймёшь-кого. Грязная халупа на окраине — да только меня это волновало мало, потому что я приходила туда только ночевать, да и то не всегда. А днями напролёт я рассекала по городу — "сотка за пакетик, чувак, и если ты попробуешь слинять, я размажу тебя по стене…", "А сейчас товар подорожал, двести — или я ухожу…"
Мы работали на пару с совершенно беспринципным кексом по имени Ник — ничего личного, всего лишь бизнес. Однажды была моя очередь разгребать дерьмо — то есть, что-то срочно делать с придурком, который был готов бежать и сдать нас властям. Завалить его не стоило ровным счётом ничего — кроме того, что после ко мне подкатил солидный дядя с предложением, от которого я по идее не могла отказаться.
