Михаил Климов - Старый дом
А женщина эта, неведомо чья жена или подруга – Надин…
С этим он и проснулся.
Не пошел ни умываться, ни даже в туалет…
Сел на постели, подтянул к животу колени и задумался, вспоминая вчерашний день…
По всему он должен быть в печали: ребята ему, похоже, так и не поверили. Выглядели они несколько испуганными после того, что он им рассказал. И даже когда предъявил им фотографию Надежды Михайловны и Володи в современной Москве на фоне автомобилей и Москвы-Сити (производства «Лужков и компания»), сомнения на мордочках остались. Джон признал своего прапрадеда, Надин – свою прапрабабку и, хотя оба согласились, что никаким другим образом, кроме рассказанного Славой, ни тот, ни другая не могли оказаться в этом месте – поверили не до конца.
Ушли в тихом ужасе, договорились встретиться завтра, то есть сегодня. Прохоров хотел забрать у Матвеича бабочку и самолично приколоть ее на грудь Надин, где этой брошке и место. А потом показать ребятам Москву, а у них было желание – убить время до отъезда, который намечался на послезавтра. Но это все во второй половине дня, а с утра оформлять приглашение и визу в американском посольстве.
Всю ночь промучившись, Слава с утра все же решил ехать в Штаты.
И не в том дело, что Джон сказал, «что его там, в Бостоне все ждут», хотя весьма любопытно, кто это и зачем его там ждет.
И не в том, что Прохоров никогда не был в Америке, Бог с ней с Америкой, он и в Сомали никогда не был, не повод же это, чтобы туда ехать, тем более, что он наездился уже с Варварой по самую завязку…
И не в том, что он надеялся на роман с Надин. Ничего подобного: по зрелом одиноком размышлении, Прохоров решил, что как раз история его праправнука и праправнучки Надежды Михайловны – это и есть реализация того, несостоявшегося романа. Решать было непросто, даже больно, но необходимо…
И сил хватило, решение было принято с вечера, а с утра, проснувшись, наш герой скорее грустил по своей несостоявшейся новой любви, чем страдал и мучился…
А ехал он в Америку, потому что нужно же было с чего-то начинать новую жизнь. Чем Штаты – не начало? Многие именно с них что-то новое и начинали…
Поздно в шестьдесят?
А почему?
Он сидел на постели, смотрел на тусклый отблеск бронзовых фигур на Храме Христа Спасителя и пытался найти аргументы, почему нельзя в его возрасте начинать новую жизнь.
Возраст, это конечно. Помереть можно завтра, особенно с его инфарктами и прочими болячками.
Но ведь помереть можно и в шесть лет и даже в шесть месяцев, это совсем не аргумент…
Он стал тяжел на подъем?
Так ведь это в той, прошлой жизни…
Вот и сон в руку: сегодня ночью он умер, значит, тот, кто принимает решение ехать – новый, другой человек…
И на подъем – легкий…
Там он будет один?
А здесь его много?
Приличные люди есть, взять хотя бы тех же Упыря или Матвеича, на фоне Поганки, Сибирской Язвы или Васеньки – просто золотые. Но ведь это просто хорошие люди, а не близкие. Пообщаться, потрепаться, что-то вспомнить – это да. Но ведь нужно же за кем-то ухаживать, кому-то помогать, иначе зачем все? А представить себе, что он поддерживает кого-то из старых дилеров или коллекционеров, Прохоров никак не мог.
Все они – одинокие волки, нет, скорее, одинокие коты, привыкли к самостоятельности и фактически одиночеству в делах. Разовая сделка, какое-то партнерство в чем-то конкретном – может быть. Но вот два старика, которые вдруг вступают в союз? Зачем? И для чего?
Заработать денег? А для чего? Надо же иметь в жизни людей, на которых ты заработанное с удовольствием тратишь… И это только в профессии так не просто, а что говорить о личных отношениях?
Приехать к Упырю и предложить: «Давай дружить?» Он же чумовозку вызовет…
И правильно сделает…
А в Америке у него как минимум восемь прямых наследников. Уж хотя бы одному из них может понадобиться человек из России?
Гулять по улицам с маленькими детьми, водить в музей тех, что постарше, составить кому-нибудь из взрослых компанию, если соберется куда-то ехать…
Воспитывать детей Джона и Надин, наконец…
А может, если Бог даст, и его знания по антикварной части пригодятся, профессию свою Прохоров бросать не собирался, собирался перестать от нее зависеть…
Собирался сделать ее чем-то вроде хобби…
А еще доказательством его нового жизненного статуса стало для Прохорова то, то он легко решил задачку «Вадик и Горох». «Бычара» ведь не пил? Не пил. Что ему, Славе, мешает сказать, что от Вадика пахло водкой? Кто проверит? Ведь Гороху главное не найти бойца, а объяснить, что произошло. Исчез пехотинец – тревожная весть, напился и исчез – почти норма.
Слава опять глянул в окно.
С утра, с того самого момента, как он проснулся, крутилась в его голове какая-то мелодия не мелодия, скорей что-то ритмическое, что-то привычное и известное…
И сейчас вдруг оно просочилось из подсознания и оказалось несколькими строками из раннего Маяковского:
И все ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
И то, что рифма на «стоило» была «встала в стойло…», Прохорову оказалось глубоко фиолетово…
КОНЕЦ
1.07.2013 – 1.10.2013.Москва – Евпатория – Москва
