Анатолий Отян - Добро Наказуемо
Соседка, всё знающая, что и с кем происходит в доме, рассказала, что Эфрони женился и даже собирается переехать жить к жене, у которой где-то есть свой дом. Эфрони купил же новый "Мерседес", которым очень гордился, буквально каждый раз сдувал с него пыль и чистил пылесосом, наверное, шерсть сыпавшуюся с собаки. А затем ни
Эфрони, ни женщины с собакой не стало видно, и Семён понял, что он сменил место жительства. И только недавно та же соседка рассказала
Вере следующую историю.
Ещё задолго до женитьбы, Эфрони, которому уже тогда было за семьдесят, оставил доверенность на всё своё имущество и деньги, лежащие в швейцарском банке, своему единственному сыну, живущему в
Израиле. Между отцом и сыном (и святым духом) были нормальные отношения, пока отец не женился. Но после женитьбы, Эфрони обнаружил на своём счёте в Швейцарии всего пять Швейцарских Франков, и, наведя справки, узнал, что остальные и немалые деньги переведены на счёт сына в Израиль. Эфрони стало плохо с сердцем, но через несколько дней ему полегчало, и он, просмотрев бумаги, не обнаружил "Большой бриф" на новый "Мерседес", документ, определяющий владельца автомобиля, несмотря на кого произведена регистрация. Он догадался, что документ забрал сын, недавно приезжавший с женой и детьми в гости к отцу. Эфрони не мог поверить, что его сын, которого он любил как любят еврейские отцы своих единственных сынов, которому он дал всё – высшее образование, купил дом, помог организовать своё дело, попросту обворовал отца. Отношения между отцом и сыном (и святым духом) испортились и даже стали враждебными.
Соседка не знала, общался ли Эфрони с сыном после того, но зала, что он подал в суд и по всем пунктам проиграл. Сын воспользовался доверенностью на право пользования деньгами, а "Большой бриф" он не украл, а взял, как берут свою вещь. Эфрони не выдержал предательства и вскоре умер. Соседка, рассказав об этом, жалела Эфрони, но рассуждала, что можно понять и сына. Если бы отец умер раньше, чем сын успел завладеть деньгами и машиной, то большая часть его состояния досталась бы чужой женщине, хотя она, якобы утверждала, что ни на что не претендовала бы.
Когда хоронили Соколова, Семён увидел могилу Деборы Эфрони
(Debora Efroni), где на красивом полированном красном граните золотом блестели недавно выбитые свежие буквы – Moshe Efroni (Мойше
Эфрони).
Подобные ассоциации приходили на мысль Котику, но ничего лучшего, чем предложение своих работяг, оказавшихся не глупее его, он придумать не мог.
Все сомнения у него отпали после разговора с Верой, которая, как и все жёны, сказала ему, что она и сама об этом думала, но боялась, что раз предложит она, то Семён, как и все мужчины, сделает наоборот.
На следующий день Семён сообщил о своём решении бригаде, и начал бегать по инстанциям, оформляя всё документально. Оформление стоило дополнительных расходов, но экономить на них, Котику не приходило в голову.
За день до процесса Семён сказал Вере, чтобы она не приходила на заседание суда, но она расплакалась и ответила ему, что не может не придти, она и так боится, что его в наручниках уведут от неё и Риты на целых пять лет. Семён согласился, но просил её держать себя в руках при любом исходе процесса. Утром, в назначенное время, он пришёл в городской суд и увидел свою бригаду в полном составе. Он спросил их почему они не работают, на что ему ответили, что его дело касается их не в меньшей степени, чем его самого. Семёну была приятна такая поддержка и он вошёл в здание суда.
Марина приехала к себе в санаторий и её не покидали мысли о дальнейшей своей судьбе и будущем дочери. Она работала, двигалась, выполняла все свои обязанности, но назойливое состояние отвлечённой задумчивости не проходило. Она вспоминала последнее свидание с шефом и автоматически начинала переставлять буквы и цифры кода, данного им, и злилась на себя, что ничего с собой поделать не может. Она иногда в разговоре с Ядвигой переспрашивала сказанную той фразу и ловила на себе её вопросительный взгляд. Как-то Марина, будучи у
Ядвиги дома, спросила её, что такое зомбирование, чем и как оно может быть вызвано, и Ядвига, понимая откуда возник этот вопрос, долго и доходчиво объясняла, что это явление придуманное когда-то фантастами, на самом деле имеет место, но ещё недостаточно изучено, а исследования, которые проводятся по этой теме в некоторых странах засекречены, и в серьёзной научной литературе не публикуются. Такое воздействие на человека могут производить психотропные аппараты, но их производство или засекречено, или не существует в природе, а жёлтая пресса в погоне за количеством тиража газет и журналов каждый раз подпитывает интерес читателей очередными сенсациями, якобы разоблачающими КГБ, ЦРУ, МОССАД и другие организации плаща и кинжала.
– Скажи, Ядвига, а можно загипнотизировать человека в течении двух-трёх часов так, чтобы он неотступно думал об одном и том же.
– Нет, Мариночка. Гипноз может длиться непродолжительное время и одним сеансом его невозможно оставить в мозгу надолго. Другое дело – длительное внушение, как это делается в некоторых запрещённых сектах типа, забыла название, да вот в Швейцарии совершили массовое самоубийство, и в Японии есть нечто подобное. А за два-три часа можно человеку сообщить некоторые сведения, которые будут волновать его некоторое время и даже привести к психическому расстройству.
Если тебя что-то подобное волнует, я могу предложить тебе хороший, новейший препарат, снимающий напряжение, не имеющий побочных эффектов и не вызывающий привыкания. И принимать его надо только раз в сутки.
Ядвига встала, взяла из серванта коробочку с медикаментом и протянула Марине.
– Возьми, я для себя на всякий случай приготовила.
– Хитрюга, ты, Ядвига, – засмеялась Марина, – я же вижу, что ты за мной наблюдаешь, как за подопытным кроликом, и только ждёшь минуту, когда мне можно его дать.
– Хорошо иметь умную подругу. Я знаю, что ты сильный человек, и преодолела бы свои треволнения и без лекарств, только несколько дольше.
Марина несколько стала успокаиваться, но размышляя о том, что говорил ей шеф, вспомнила, как он сказал о своём уходе из общественной памяти, подумала: "Лучше бы ты действительно ушёл из жизни – своей и моей", – и испугалась своей мысли. Она даже оглянулась, не стоит ли сзади неё кто-то и не слышит что она подумала. Это произошло ночью, когда она читала при свете настольной лампы, но она увидела только шевелящуюся занавеску у раскрытого настежь окна. Ей померещилось, что за занавеской кто-то стоит, и она встала на полусогнутых дрожащих ногах, отдёрнула занавеску и убедилась, что там никого нет. Марина посмотрела в окно и увидела, что по асфальтированной тропинке при тусклом фонарном свете женщина прогуливает небольшую породистую собачку. Напротив окна дикий кролик щипал травку. Заслышав приближающуюся собаку, кролик привстал, насторожился, собачка, увидев кролика, приостановилась, но, видимо, вспомнив о своём благородном породистом происхождении и соответствующем воспитании, всем своим видом показала, что животное с длинными ушами и белым задом, не годятся ей в соперники или напарники для игры, пошла дальше.
Марину эта сценка рассмешила, и она уже спокойно подумала: "Боже, до чего же я дошла, что стала пугаться своих собственных мыслей.
Хотя, наверное, и стоит. Ведь я раньше никому и никогда не желала смерти. Но в который раз я себя спрашиваю и не нахожу ответа, а кто же на самом деле человек, которого я называю своим шефом или Юрой? Я даже не знаю его настоящего имени!"
Как могла Марина знать настоящее имя человека, который и сам мог его забыть, так как давно ним не пользовался, а записано оно было 45 лет тому назад в записях актов гражданского состояния (ЗАГСе) г.
Комсомольска на Амуре. Отец там работал начальником особого отдела при воинской части, а мать врачом в местной тюрьме, и опекала политических заключённых из которых дознаватели выбивали признания в грехах, которых они не совершали. Когда в этой семье родился мальчик, назвали его Феликсом, но, к сожалению, имя отца не совсем совпадало с именем чекиста N1, а совпадала только первая буква, а вот фамилия вообще подкачала. И хотя отец – Эдуард Резник был записан в паспорте русским, тем не мене при всех проверках и аттестациях, положенных в его ведомстве, говорили:
– Наверное, этот Резник жид. Ну и что, что не похож. Слишком заумен для нашего брата.
Не удивительно, что Феликс Эдуардович Резник пошёл по стопам своих родителей. Его в органах заметили рано, ещё в школе и через родителей направляли действия Феликса. Так, родители в восьмом классе, якобы наняли сыну опытного репетитора по иностранному языку, а на самом деле знаток английского работал в тех же самых органах.
Феликс много читал, хорошо учился по всем предметам, но его физическое состояние желало быть лучшим и ему посоветовали поступить на экономическое отделение "плехановки". Надо отметить, что Феликс тоже понял, что его опекают органы: преподаватель английского не был похож на учителя, за которого себя выдавал. Его рассказы о
