Анна Гавальда - Просто вместе
— Насчет какого такого кресла?
— На колесиках…
— Зачем это?
— Чтобы ездить, идиот! Путешествовать по миру!
— Что еще ты, черт возьми, придумала? Бабке здесь хорошо! Зачем трясти ее, как бутылку газировки?
— Эй… Ты начинаешь меня утомлять! Давай подключайся. Подтирай ее время от времени — сразу мозги встанут на место! Мне нравится заботиться о твоей бабушке, она прелесть, а не старушка! Но я не могу жить без движения, мне нужно гулять по улицам, дышать воздухом, проветривать мозги, ясно тебе?! У тебя сейчас все классно складывается, так? Все путем, да? Вам — Филу, Полетте, тебе — хватает пространства этого дома: поели, поработали, поспали… А я — другая! Я начинаю задыхаться в четырех стенах! Кроме того, я люблю ходить, и хорошие деньки на подходе. Так вот, повторяю, мне нравится работать сиделкой, но при одном условии: я хочу путешествовать! В противном случае выкру…
— Что?
— Ничего!
— Не стоит так возбуждаться…
— Еще как стоит! Ты так эгоистичен, что, если я не буду орать как резаная, пальцем о палец не ударишь, чтобы мне помочь!
Он ушел, хлопнув дверью, она закрылась у себя, а когда вышла из комнаты, они что-то делали у входной двери. Полетта была на седьмом небе от счастья: любимый внук заботится о ней.
— Давай, девочка моя, садись. Тут ведь все как в мотоцикле: хочешь хорошо ездить — отладь его заранее…
Он сидел на корточках и дергал за ручки и рычаги.
— Ноги на месте?
— Да.
— А руки?
— Высоковато…
— Так, Камилла, иди сюда. Рикшей будешь ты, так что ручки отрегулируем по тебе…
— Отлично. Мне пора… Проводите меня до работы, проведем испытание…
— Оно помещается в лифт?
— Нет. Нужно его сложить, — занервничал он… — Ничего страшного, бабуля вроде не парализована, или я ошибаюсь?
—Тррр, тррр… Пристегни ремень, Фанжио[70], я опаздываю.
В парке они развили гоночную скорость, и, когда остановились на светофоре, волосы у Полетты растрепались, щеки раскраснелись.
— Ладно… Оставляю вас, девочки. Как доберетесь до Катманду, пришлите мне открытку…
— Эй, Камилла! Не забыла про вечер?
— Ты о чем?
— О блинах…
— Черт!
Она прикрыла рот ладошкой.
— Я забыла… Меня не будет.
По лицу Франка Камилла поняла, как он расстроился.
— Это правда важная встреча… По работе… Я не могу отменить…
— А как же Полетта?
— Я попросила Филу подменить меня…
— Ладно… Тем хуже для тебя… Съедим все сами…
Он стоически перенес удар и удалился, виляя бедрами.
Ярлык новых трусов натирал поясницу.
14
Матильда Даенс-Кесслер была самой красивой женщиной из всех, кого Камилла встречала в жизни. Очень высокая — намного выше мужа, очень худая, очень веселая и очень образованная. Она ступала по нашей маленькой планете без страха и сомнений, интересовалась всем на свете, умела удивляться самой малой малости, все ее забавляло, возмущалась она — если возмущалась! — этак походя, с ленцой, в разговоре то и дело легонько касалась рукой руки собеседника, никогда не повышала голос, в совершенстве владела четырьмя или пятью языками и более чем умело пряталась за обезоруживающей улыбкой.
Матильда была так прекрасна, что Камилле никогда не приходило в голову нарисовать ее…
Это было слишком рискованно. Матильда была слишком живой.
Впрочем, нет, рисовала — однажды, небольшой набросок. Ее профиль… Пучок и серьги… Пьер украл у нее рисунок, но это все равно была не она. Недоставало низкого голоса Матильды, ее блеска и ямочек на щеках, когда она улыбалась.
Матильда была доброжелательной, надменной и беззастенчиво-свободной — как все, кто вырос в богатых семьях. Ее отец был знаменитым коллекционером, она всегда жила среди красивых вещей и никогда ничего не считала — ни деньги, ни друзей и, уж конечно, ни врагов.
Она была богата, Пьер — предприимчив.
Она молчала, когда он говорил, и сглаживала его неловкости, стоило ему отвернуться. Пьер находил и обтесывал новичков. Этот человек никогда не ошибался — именно он раскрутил Вулиса и Баркареса, а Матильда занималась тем, что удерживала их при себе.
А удержать она могла любого.
Их первая встреча — Камилла прекрасно помнила тот день — произошла в Школе изящных искусств, на выставке курсовых работ. Матильду и Пьера окружала особая аура. Грозный торговец и дочь Витольда Даенса… На их приход надеялись, их побаивались, с тревогой ждали их реакции. Она почувствовала себя жалкой букашкой, когда они подошли поздороваться с ней и ее убогими дружками… Она опустила голову, пожимая им руки, прошептала несколько восторженных слов и при этом судорожно искала взглядом, куда бы спрятаться.
Это случилось в июне, почти десять лет назад… Ласточки устроили концерт во дворе школы, а они пили дрянной пунш, благоговейно внимая речам Кесслера. Камилла не слышала ни единого слова. Она смотрела на его жену. В тот день на той была синяя туника, подхваченная широким серебряным поясом: стоило Матильде шевельнуться, и крошечные бубенчики начинали звенеть, как безумные.
Любовь с первого взгляда…
Потом они пригласили их в ресторан на улице Дофин, и в самом конце обеда с обильными возлияниями один приятель начал приставать к Камилле, уговаривая показать им свой альбом. Она наотрез отказалась.
Несколько месяцев спустя она снова пришла на встречу с ними. Одна.
У Пьера и Матильды были рисунки Тьеполо, Дега и Кандинского, но у них не было детей. Камилла так никогда и не осмелилась спросить почему и без раздумий кинулась в расставленные силки. Но она разочаровала охотников, и петля удавки ослабла.
— Что ты творишь? Ну что ты творишь? — орал Пьер.
— Почему ты так себя не любишь? Ну почему? — мягко вторила мужу Матильда.
И она перестала ходить на их вернисажи.
Когда супруги оставались одни, Пьер в отчаянии
вопрошал:
— Почему?
— Она обделена любовью, — отвечала его жена.
— Это мы виноваты?
— Все…
Он стенал, положив голову ей на плечо:
— Боже… Матильда… Раскрасавица моя… Почему ты позволила ей ускользнуть?
— Она вернется…
— Нет. Она все испортит…
— Она вернется.
Она вернулась.
— Пьера нет?
— Он обедает со своими англичанами, я не сказала, что ты придешь, мне хотелось спокойно с тобой поговорить… Скажи-ка… Ты… ты что-то принесла? — она наконец заметила ее папку.
— Нннет, пустяки… Кое-что, ерунда… Я ему обещала…
— Можно посмотреть? Камилла ничего не ответила.
— Я хочу его дождаться…
— Это твое?
— Ну-у-у…
— Господи! Когда он узнает, что ты приходила не с пустыми руками, то просто взвоет от отчаяния… Пожалуй, я ему все-таки позвоню…
— Ни в коем случае! — вскинулась Камилла. — Не стоит! Говорю вам, это пустяк, вроде квитанции об оплате жилья…
— Прекрасно. Ладно, идем к столу.
Все в их доме было красивым — вид из окна, мебель, ковры, картины, посуда и тостер — все! Даже сортир у них был дивной красоты. Висевший на стене гипсовый слепок украшало четверостишие Малларме, которое поэт сочинил, сидя в своем туалете:
Облегчая свое нутро,
Ты не смотришь в окно,
Но можешь петь и покуривать трубочку,
Не хватаясь за тумбочку.
В самый первый раз она чуть не рухнула от изумления:
— Вы… Выкупили кусок уборной Малларме?!
— Да нет же… — рассмеялся Пьер, — просто я знаком с парнем, делавшим отливку… Ты была в его доме?
В Вюлене?
— Нет.
— Надо будет как-нибудь съездить туда вместе… Ты влюбишься в это место… Влю-бишь-ся…
Даже пипифакс в доме Матильды и Пьера был мягче и нежнее, чем в любом другом месте…
— До чего же ты хороша! — радовалась Матильда.
— Прекрасно выглядишь! Как тебе идет короткая стрижка! Ты поправилась или мне только кажется? Как я за тебя рада! Я так по тебе скучала… Если бы ты только знала, как они меня подчас утомляют, все эти гении… Чем меньше таланта, тем больше гонора… Пьеру на это наплевать, он в своей стихии, но я, Камилла, я… Как же мне скучно… Иди сюда, сядь рядом, расскажи мне…
— Я не умею рассказывать… Лучше покажу тебе наброски…
Матильда переворачивала страницы, а Камилла комментировала.
Вот так, представляя свой маленький мирок, Камилла вдруг отчетливо поняла, как дорожит им.
Филибер, Франк и Полетта стали самыми важными в ее жизни, и она именно сейчас осознала это, сидя на диване, в персидских подушках XVII века. Она была взволнована.
Между первым и последним по времени рисунком — сияющая Полетта в кресле перед Эйфелевой башней — прошло всего несколько месяцев, но манера изменилась… Карандаш держала другая рука… Она встряхнулась, сменила кожу, взорвала гранитные блоки, которые столько лет мешали ей двигаться вперед…
