Джоан Роулинг - Случайная вакансия
Кулак Саймона рассадил ему губу, и Эндрю упал прямо на мать, растянувшуюся поверх клавиатуры; Саймон продолжал сыпать ударами, которые попадали Эндрю по рукам, закрывавшим лицо; Эндрю пытался подняться со своей несчастной, скорчившейся матери, но Саймон, как бешеный, снова и снова колотил обоих, не оставляя живого места.
— Будешь знать, как меня учить… будешь знать, трусливый щенок, засранец прыщавый…
Упав на колени, Эндрю попытался отползти, но Саймон стал бить его ногами по рёбрам. До слуха Эндрю донеслась мольба Пола:
— Не надо!
Саймон снова нацелился под рёбра Эндрю, но тот сумел увернуться, и Саймон, ударившись ногой о кирпичный камин, неожиданно взвыл от боли как юродивый.
Пока Саймон, схватившись за стопу, прыгал на месте и визгливо матерился, Эндрю откатился в сторону, а Рут, приглушённо рыдая, сползла на вращающееся кресло. Чувствуя вкус собственной крови, Эндрю поднялся с пола.
— Кто угодно мог разболтать про компьютер, — с трудом выговорил он, не теряя бдительности; от побоев он расхрабрился: лучше уж так, чем трястись и смотреть, как Саймон выпячивает челюсть и накачивает себя злобой. — Ты же сам сказал: охранника вырубили. Кто угодно мог разболтать. Не мы это…
— Ах ты… щенок вонючий… я из-за тебя палец сломал! — задохнулся Саймон, повалившись в кресло и не отпуская стопу. Он, видимо, ждал сочувствия.
Эндрю представил, как берёт ружьё и стреляет Саймону в голову — только мозги по комнате разлетаются.
— А девочка Полина-то у нас опять потекла! — издевательски бросил Саймон младшему сыну, который пытался унять капающую сквозь пальцы кровь. — Пшёл вон с ковра! Пшёл вон, сопляк!
Пол шмыгнул за дверь. Эндрю прижал край футболки к разбитой губе.
— А твоя халтура? — всхлипнула Рут, у которой от удара горела щека, а по лицу текли слёзы. Эндрю невыносимо было видеть её унижение, но в нём закипала неприязнь оттого, что она сама напросилась, хотя ежу было ясно… — Там про левые заказы написано. Ширли не могла о них знать, правда же? Это кто-то из типографских. А ведь я тебе говорила, Сай, я тебе говорила, чтобы ты не связывался с этими делами, я места себе не находила…
— Да заткнись ты! Блеешь, как коза, а денежки-то любишь тратить! — завопил Саймон, снова выпячивая челюсть.
Эндрю хотелось прикрикнуть на мать, чтобы та не распускала язык: любой дурак бы допёр, когда нужно говорить, а ко гда помалкивать, но эта за свою жизнь ничему не научилась — до сих пор дальше своего носа не видит.
Некоторое время все трое молчали. Рут хлюпала и вытирала глаза тыльной стороной ладони. Саймон, пыхтя, сжимал стопу. Эндрю слизывал кровь и чувствовал, как разбухает губа.
— Попрут меня с работы, к едрёной матери. — Саймон обшаривал гостиную диким взглядом, словно высматривая, кого бы ещё поколотить. — И так все бздят, как бы под сокращение не попасть. К бабке не ходи… Эх…
Он смахнул настольную лампу, но она не разбилась, а только покатилась по полу. Саймон подхватил её и, выдернув из розетки, запустил в Эндрю; тот увернулся.
— Кто меня сдал? — заорал Саймон, когда подставка лампы разлетелась при ударе о стену. — Какая сволочь язык распустила?
— Да это козёл какой-нибудь из типографии! — заорал в ответ Эндрю; его губа, вздувшаяся, как долька мандарина, сочилась кровью. — Ты что думаешь, мы… думаешь, мы до сих пор не научились помалкивать в тряпочку?
Эндрю словно пытался читать мысли дикого зверя: у отца на скулах перекатывались желваки, но видно было, что он обдумывает услышанное.
— Когда это прислали? — прорычал он жене. — Посмотри! Какая там дата?
Всхлипывая, она уставилась на экран, но без очков ей пришлось водить носом по строчкам.
— Пятнадцатое, — прошептала она.
— Пятнадцатое… воскресенье, — сказал Саймон. — Это ведь воскресенье было?
Никто ему не ответил. Эндрю не мог поверить их удаче, но сомневался, что на этом всё закончится.
— Воскресенье, — повторил Саймон. — Значит, кто угодно мог… Ах, чёрт, палец! — завопил он, поднявшись с кресла, и старательно захромал в сторону Рут. — Пошла отсюда!
Она отскочила и стала с расстояния наблюдать, как он перечитывает текст. Саймон по-звериному захрипел, прочищая горло. Эндрю подумал: окажись под рукой кусок проволоки, он бы задушил отца прямо здесь, перед компьютером.
— Как пить дать кто-то с работы пронюхал, — сказал Саймон, будто его только что осенило. Положив руки на клавиатуру, он обернулся к Эндрю. — Как это похерить?
— Что?
— Ты ж на информатику ходишь, дебил! Как это удалить?
— Никак… самому не удалить, — сказал Эндрю. — Только администратор может.
— Вот и стань администратором, — распорядился Саймон, вскакивая и указывая Эндрю на вращающееся кресло.
— Я не могу стать администратором. — Эндрю боялся, что Саймон снова набросится на него с кулаками. — Нужно знать имя пользователя и пароль.
— Тупица, пустое место!
Прохромав мимо, он пнул сына в грудь так, что тот отлетел к камину.
— Дай сюда телефон, — рявкнул Саймон жене, усаживаясь в кресло.
Рут взяла телефон и поднесла его мужу, хотя тот мог легко дотянуться сам. Он выхватил аппарат у неё из рук и набрал номер.
Эндрю и Рут молча ждали, пока Саймон звонил сначала Джиму, потом Томми, с которыми проворачивал свои дела. На его дружков обрушились злобствования и обвинения, выраженные обрывками фраз и бранью.
Пол так и не вернулся. Возможно, он пытался остановить кровотечение или — что более вероятно — обмирал от страха. Эндрю подумал, что брат делает себе только хуже. Уходить без разрешения Саймона было опасно.
Завершив переговоры, Саймон молча протянул телефон Рут, которая поспешила вернуть его на место.
Саймон, весь потный от каминного жара, охваченный бессильной яростью, предавался своим мыслям. В сломанном пальце пульсировала боль, а побои, нанесённые жене и сыну, его не волновали — не велика важность; он влип в историю и сорвался на тех, кто попал под горячую руку; это жизнь. А кроме всего прочего, Рут — вот ведь овца тупая — сама призналась, что выболтала Ширли…
У него в мозгу выстраивалась логическая цепочка. Какой-то пидор (не тот ли сопляк — водитель погрузчика? уж больно он окрысился, когда Саймон бросил его в Полях) настучал Моллисонам (отчего-то признание Рут, что она сболтнула Ширли про компьютер, делало эту версию ещё более правдоподобной), и они (Моллисоны, власть имущие, льстивые и высокомерные, охраняющие подступы к власти) отправили сообщение на сайт (сайтом управляла старая корова Ширли, что окончательно подтверждало его теорию).
— Это всё подружка твоя грёбаная, — бросил Саймон жене, которая сидела с трясущимися губами и глотала слёзы. — Ширли. Это всё она. Накопала на меня грязи, чтоб сыночку дорогу дать. Она, кто ж ещё.
— Но, Сай…
«Заткнись, заткнись же, дура», — твердил про себя Эндрю.
— Опять её защищаешь? — проревел Саймон, поднимаясь.
— Нет! — взвизгнула Рут, и он снова погрузился в кресло, щадя больную ногу.
«Задолбает меня начальство за эти сверхурочные, — размышлял Саймон. — Да ещё, не ровен час, полиция нагрянет за компьютером поганым». Его охватила жажда немедленных действий.
— Ты, — он ткнул пальцем в Эндрю, — выдерни компьютер из розетки. Кабели там и всё прочее. Со мной поедешь.
VI
Отрицать, помалкивать, прятать, маскировать.
Мутные воды реки Орр сомкнулись над обломками краденого компьютера, сброшенного в полночь со старого каменного моста. Саймон, хромая, приплёлся на работу и объявил, что поскользнулся на садовой дорожке. Рут приложила к своим синякам лёд и неумело замазала их полузасохшим тональным кремом; губа Эндрю покрылась коркой, как у Дейна Талли, а у Пола в школьном автобусе снова пошла носом кровь, и вместо первого урока ему пришлось бежать в медицинский кабинет.
Ширли Моллисон ездила за покупками в Ярвил — напрасно Рут снова и снова набирала её номер; ближе к вечеру, когда Ширли взяла наконец трубку, сыновья Рут уже вернулись из школы. Эндрю с лестницы подслушивал односторонние реплики. Он не сомневался, что Рут постарается уладить проблему до прихода отца — тому ничего не стоило выхватить трубку и осыпать бранью её приятельницу.
— …Просто глупые выдумки, — угодничала мать, — но мы будем очень благодарны, Ширли, если вы их удалите.
Он хмурился; опухшая разбитая губа вот-вот могла начать кровить. Его мутило от униженных просьб матери. Теперь он и сам злился, что пост не удалили сразу же. А потом вспомнил, что сочинил его сам и может винить только себя — за кровоподтёки на лице матери, за свою разбитую губу и за ужас, окутавший их дом в преддверии возвращения Саймона.
— Я понимаю, у вас масса дел, — егозила Рут, — но, если люди поверят, у Саймона могут быть большие…
