Юрий Морозов - Если бы я не был русским
В политику он не суётся, да в неё, после того, как к власти пришёл «Русский союз», безнаказанно и не сунешься. Тотальная мобилизация, которая, как гром с неба, грянула неделю назад, ему ничем не грозит, ибо бывшему пациенту психолечебницы в армии делать нечего. Но это пока. Посмотрим, как будут развиваться события. Наверное, некоторые хотят знать, что с Линой? А с ней всё нормально. Живёт с дочерью одна, так как Аверьянов после восхождения его на Олимп политической карьеры нашёл себе более подходящую спутницу — «моложе и нравственней», как выразился он в прощальном монологе. Деньги на девочку переводит исправно и в общем упорядочил в этом вопросе всё так же разумно и аккуратно, как и всё в стране, с тех пор как его партия расселась по министерским кабинетам. Некоторым, наверное, странно, что такой проходим… пардон, человек не очень чётких нравственных принципов, как Аверьянов, подобрался к святая святых государственной власти. А что тут такого удивительного? Софья Власьевна и не таким давала, побалует и Жорку.
А помните Нону? Она отлежалась в больнице, ничего серьёзного с ней не случилось — небольшое сотрясение мозга, и вскоре выехала за границу по израильской визе вместе с выпущенным на свободу Вадиком в неизвестном направлении.
1984–1989
Налево от вечности
Министр госбезопасности Александр Исаевич проснулся не в духе. Сегодня опять была суббота, а по субботам он играл в проклятые нарды с ном. 1 — так значился в особом списке спец. досье тов. Иосиф Виссарионович. Ничего плохого в игре с самим ном. 1 как будто бы не было, но каждый раз, когда Сам начинал выигрывать он приговаривал:
— Значыт глуп Сталин, ишак старый, нычаво нэ панимаэт в стратэгии и в тактики.
И всякий раз со слезами на глазах Александр Исаич умоляюще восклицал:
— Иосиф Виссарионыч! Ну как вы можете по прошествии стольких лет! Лучше бы вы расстреляли меня тогда или сейчас же, чем напоминать мне об этом идиотском письме!
Это злополучное письмо, писанное заносчивым 25-летним капитаном (тогда еще Сашкой, а не А. Исаичем) своему другу во время второй мировой войны с западного фронта на южный, попало в органы, а затем и на стол самому Иосифу Виссарионычу. Дело в том, что тогдашний министр госбезопасности Лаврентий Палыч Берия, сам немало повидавший разного на своем веку, прямо-таки оторопел от качества и насыщенности бранных эпитетов в адрес т. Сталина. И что глуп он гораздо более ишачьего, и полководец такой, что только бордели ему осаждать и все в таком духе. Даже состряпанные умелыми руками энкаведистов специальные компрометирующие письма и то не достигали нужного эффекта, который произвел сопливый капитанишка. Думая состряпать большое дело на основе этого бандитского наговора и тем самым продвинуться глубже в своих отношениях со Сталиным, Берия положил письмо на стол Самому в срочном порядке. Выхваченного смершевцами прямо из дымящегося окопа под Кенигсбергом дерзкого холопа доставили в Кремль, где он и ожидал приговора ни жив, ни мёртв в приемной кабинета т. Сталина. Часы на стене страшно обрубали скачками минутной стрелки последние мгновения жизни, а Сам все медлил. И вдруг его, придумавшего замысловатую казнь на страх всем возможным последователям этого новоявленного декабриста, поразила парадоксальная мысль: «Если человека, стоящего на краю дымящейся преисподней, внезапно одарить раем, он вряд ли останется прежним, а его новая сущность, возможно, будет гораздо более преданной, чем сущности его так называемых друзей и соратников». И выпихнутому на персидский ковер кабинета вшивому полумертвецу он внезапно пожал руку и поблагодарил ошалевшего Сашку за конструктивную критику.
— Мала мэня крытикуют, Александр Исаич, мала. Всэ болшэ врут да похваливают. А ты кацо, маладец. Будиш у мена геняралом.
Так и стал Ал. Исаич генералом и не простым пехотным или там артиллерийским, а войск НКВД, а также до гробовой доски верным другом т. Сталина. А того приятеля, которому он письмо написал, посадили в лагерь на 25 лет, где он потом и вовсе сгинул. Но Ал. Исаичу было уже не до старых приятелей. Новые друзья и новые жизненные горизонты разворачивались перед его тщеславными устремлениями. Но ежесубботнее напоминание о неразумном юношеском грешке больно ранило тонкую душу нынешнего министра.
И в эту субботу все обстояло как обычно. Не успели бросить кости и войти в особое напряжение игры, как Сам завел привычную шарманку:
— Значыт глуп Сталин, ышак старый.
…Но фраза о стратегии и тактике застряла у него на одном плече томительной паузы, а готового на расстрел Ал. Исаича он огорошил совсем не субботним вопросом:
— А шта у тэбэ там с трудящими проысходит? Куда эта аны праваливатыся стали? То аны у тэбэ летали как птицы, а тэпэр в зэмлу уходят.
Интонации голоса номера первого обозначились не шутливыми, субботними обертонами, а непривычно цепкими и даже, кажется, угрозными нотками.
«Все уже знает, Франкенштейн чертов», — молнией мелькнуло в голове Ал. Исаича, но он тут же ужаснулся своей циничной метафоричности. «Как бы не прочел по глазам», — думал министр, пряча забегавшие зерцала души под насупленные брови.
— Иосиф Виссарионыч! Я не знаю, кто вас так информировал в обход моего ведомства, но несколько единичных и очень разных по своему происхождению случаев он суммировал и превратил в широкомасштабное явление. На самом деле все обстоит совсем иначе…
А дело действительно выглядело несколько по-другому, чем та версия, которую поведал т. Сталину министр госбезопасности. С подрастающим поколением было трудно всегда, во все времена, но в эпоху строительства Великой Русской Стены стало особенно невмоготу. Молодежь, отбившаяся от рук в прошлые либеральные эпохи, поначалу не слишком дружно маршировала в военизированных колоннах и спецбатальонах. Но затем за дело взялись настоящие профессионалы дрессировки (кстати, одним из начальников Школы особого режима стал наследник династии Дуровых, бывший укротитель тигров), и дело пошло как по маслу. Специально обученные демонтажники по кирпичику, по болтику разбирали «Великие стройки» прошлого, все эти Днепрогэсы, Магнитки, БАМы и Комсомольски на Амурах. Распевая лихую песню:
Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений больших нет, как нет,
Мы демонтажники, мы гопники
И шлем кувалдой вам привет,
народ, вошедший в раж, трамбовал в землю все, что создавали поколения, жившие до них. Сам однажды решил, что чрезмерное скопление пролетариата в ограниченных точках пространства грозит беспорядками и бунтами, и поставил задачу рассредоточения мегаполисов, а заодно и любых крупных жилых и промышленных объектов в кратчайшие сроки. И рассредоточение пошло настолько успешно, что пыль над территорией СССР стояла столбом месяцами. Иностранцы недоумевали, что бы это могло быть, и в процессе мелькали сообщения о чудовищных пылевых бурях за ВРС (Великой Русской Стеной). За последние пять лет было снесено с лица земли всё, превышающее высоту 2 м. Ударники труда за день разбирали стены 20-метровой высоты, а бывшие шахтеры засыпали шахты со скоростью в 1000 раз превышающей скорость их прокладки. Единственным нетронутым местом остался центр Москвы с доминантой Кремля и то, надолго ли? Что могло еще взбрести в помятую кавказскую голову Иосифа Виссарионыча — никто не знал, но ожидать можно было чего угодно, хоть разведения саранчи, хоть еще одного поворота рек с возможностью востечения их на горы и долы силой разума т. Сталина. Энтузиазм трудящихся грамотно организовывал т. Хрущев, заведовавший строительством 1500-метровой статуи вождя народов на уральской гряде имени 20-го съезда КПСС. Макет статуи по проекту Эрнста Неизвестного стоял во дворе Кремля и пугал всех проходивших мимо ястребиной зоркостью абречьих глаз и крючковатой судорогой пальцев вождя на скипетре и державе. Создаваемый из обломков разобранных фабрик и заводов монумент стал единственным местом скопления трудящихся в критических масштабах, и ведомство Ал. Исаича прилагало много сил и умения, чтобы там было все в порядке. И все было бы замечательно, и жить бы Ал. Исаичу да звезды на погоны наживать, но с некоторых пор в недрах пролетариата, особенно юношеского возраста, начались странные явления.
А надо сказать, что жизнь и здоровье столетнего вождя народов поддерживались не совсем обычным способом, кстати сказать, не имевшим аналогов в мировой практике, что наглядно демонстрирует неограниченные возможности загадочного славянского гения. Когда в 1953 году произошел кризис здоровья т. Сталина, тогдашний министр госбезопасности т. Берия буквально со дна морского (а точнее, из забоя радиоактивного рудника) достал одного сумасшедшего профессора, использовавшего неадекватные способы лечения, якобы широко применявшиеся ранее в русской народной медицине, конечно, также не имеющей аналогов в мировой науке о здоровье.
