Эйфель (СИ) - Д'
Эйфель, погруженный в размышления, положив перед собой лист бумаги, чертит на нем какие-то фигуры и линии.
— Жесток не я — жестоко наше время. Конкуренция безжалостна, так что сейчас главное — не дать оттеснить себя на обочину. Мечтателям здесь не место!
Компаньон слушает вполуха: он прекрасно знает, что хозяин кривит душой. Без своих грёз, без своих видений тот никогда не смог бы создать столько прекрасных мостов. Не зря же его прозвали поэтом железа! Но сейчас Гюстав отметает поэтические слюни:
— Хороший проект — это реальный проект, который ты способен осуществить, нечто полезное, демократическое…
— …то, что останется после нас… — договаривает Компаньон, наизусть знающий девиз своего друга. — Я помню.
Эйфель понимает, что тот подшучивает над ним, и снисходит до улыбки. Что делать: такие дискуссии — единственный возможный способ освоить новую идею, припаяв ее к доводам разума, как припаивают одну железную деталь к другой.
— Ты уже разузнал что-нибудь? — спрашивает инженер.
— Насчет чего?
Эйфель терпеть не может собеседников, которые не улавливают ход его мыслей, даже если он и не высказывает их вслух.
— Насчет метро, Жан! Я говорил с тобой о метро…
— Это сложный вопрос. Парижская мэрия и правительство никак не придут к соглашению. Каждая сторона держится своего, и в результате проект заморожен…
Ну, это для Гюстава не препятствие. Ему приходилось покорять и не такие бури, ураганы и неприступные вершины; неужели какая-то жалкая административная возня помешает ему достичь цели?!
— От какого органа это зависит? Кто руководит проектом Всемирной выставки?
— Министерство промышленности и торговли.
— То есть Эдуард Локруа! Ну что ж, значит, нужно как-то подобраться к нему.
Иногда Гюстав ведет себя как малый ребенок. Он давно привык к тому, что Компаньон расчищает ему дорогу…
Эйфель встает и направляется к вешалке в дальнем углу кабинета. Попутно он бросает взгляд на помещения за стеклом. Несмотря на дождь, в его маленьком улье кипит работа. Подсобники таскают металлические брусья, архитекторы бегают из комнаты в комнату, поставщики подъезжают, один за другим, в конных фургонах, и все они как будто спешат наверстать потерянное время. «Спешите опередить время хотя бы на долю секунды, даже когда спите», — твердит он своим людям. «Не позволяйте никому опередить себя», — это второй девиз, а сколько еще у него в запасе!.. Бедные дети Гюстава уже изнемогают под этим потоком изречений.
«Папа, дай нам дух перевести!» — частенько просит его Клер, на самом деле не сердясь на отца. Она знает, что мягкость ему несвойственна, но он преданно любит свою семью, — это его опора и защита. Однако Эйфель — человек требовательный и строже всего спрашивает с самого себя. И никогда не дает себе поблажки. Добиться встречи с министром торговли? Пара пустяков!
Вытащив из кармана пальто газету, он разворачивает ее, раскладывает на большом столе и указывает на подпись под одной из статей.
— Это он?
Компаньон надевает пенсне. Статья повествует о Всемирной выставке, и автор, похоже, прекрасно знает материал.
— Кто — он?
— Тебе эта фамилия известна?
Компаньон наклоняется пониже.
— Антуан де Рестак? Да, это один из самых известных репортеров последних лет.
— Так вот: мы с ним учились вместе на подготовительном, в Сент-Барб [15].
Компаньон крайне удивлен.
— Стало быть, ты с ним знаком?
— Ну, я не знаю, тот ли это Рестак, но этот тип, похоже, очень близок к министру.
Жан кивает и берет газеты, чтобы внимательней ознакомиться со статьей.
— Это я тебе точно говорю. Рестак всё узнаёт раньше всех. Проныра, каких мало. Его побаиваются даже в верхних эшелонах власти. Похоже, он разнюхал много чего интересного о многих людях…
Компаньон чувствует, как в нем просыпается смутный страх; он аккуратно складывает газету и снова садится.
— Вы были хорошо знакомы? Я хочу сказать: дружили?
Эйфель опять смотрит в окно. В извивах облаков ему чудятся образы давно прошедших юных лет. Хорошо ли он знал Рестака? Да, можно сказать, хорошо. Так же хорошо, как молодежные гулянки, веселые выходки школяров, бессонные ночи…
— Если говорить о девчонках и пиве, то мы с ним сходились во вкусах. — Он насмешливо щурит глаза и облизывается, как сытый кот. — Мы даже ухитрялись развлекаться прямо в интернате…
— Что — с девицами?!.
Эйфель разражается смехом.
— Нет, с девицами мы имели дело за его стенами…
Компаньон его уже не слушает. Чем бы там ни занимались в юности эти два весельчака, их обязательно нужно свести вместе. И сегодня это важно как никогда.
— Ладно, я организую тебе эту встречу…
ГЛАВА 6
Бордо, 1859
Обед был прекрасный; вдобавок за столом царило приятное непринужденное веселье. Густаву вспомнились вечерние трапезы в Дижоне, у местных богатых буржуа, куда его приводили родители. Это было тяжкой повинностью для юноши; он с трудом сдерживал зевоту, вынужденный слушать нудных жеманных дам, беседующих о вышивании и садоводстве. Здесь ничего такого и в помине не было. Луи Бурже нравилось окружать себя молодежью, от которой веяло радостью жизни; Гюстав понял со слов гостей, что эти обеды устраивались ежедневно для друзей и близких родственников хозяина. Гости — а их было около дюжины, — расположились за столом, со вкусом украшенным цветами. Бурже восседал на хозяйском месте, величественный, как римский сенатор. Его супруга, сидевшая напротив, поглядывала на собравшихся со сдержанной благожелательностью. Темноволосая, одетая с изысканным вкусом, она выглядела моложе своих лет, но держалась чопорно, как все покорные супруги, хотя ее зоркий хозяйский глаз не упускал ни одной мелочи. Присутствующие, видимо, были здесь частыми гостями и держались свободно, как у себя дома. Но, главное, здесь была Адриенна — фея с кошачьими глазами…
Она сидела как раз напротив Гюстава, но поскольку стол был очень широк, беседовала только со своими соседями. Он пытался привлечь к себе внимание девушки, а она с легким злорадством притворялась, будто не замечает этого. Тем временем патриарх направлял беседу в нужное русло, подбрасывая гостям темы для разговора, как вбрасывают фишки на игровое поле при игре в гусёк.
— Браво, Эйфель, вы геройски вели себя нынче утром! — торжественно объявил он, когда подали спаржу. — Прыгнуть в Гаронну, при таком течении!
Сосед Адриенны, молоденький хлыщ, каких Эйфель часто встречал на улицах Бордо, пренебрежительно хмыкнул:
— Не стоит преувеличивать. В это время года течение не такое уж сильное.
— Хотел бы я поглядеть, Эдмон, что сталось бы в этом течении с вашими зализанными волосами, — усмехнулся Бурже. — Вот Эйфель бросился в воду, ни секунды не раздумывая!
Уязвленный Эдмон покраснел и только было собрался ответить, как его опередила Адриенна:
— Неужели вы действительно бросились в Гаронну? — спросила она, глядя в упор на инженера. — Оказывается, здесь все в курсе, и только я одна ничего не знаю… — Девушка на миг умолкла, потом с жадным интересом попросила: — Расскажите же нам!
«Новый экзамен», — подумал Эйфель и весь сжался. Сейчас ему казалось, что вытащить человека из ледяной воды куда проще, чем выставлять себя героем перед публикой, ожидавшей нового развлечения. А главное, он чувствовал необъяснимую робость перед этой юной женщиной, которая не спускала с него глаз.
— На стройке, — начал он, откашлявшись, — нам не хватает леса для мостков. Представьте себе, что там больше рабочих, чем досок, по которым они ходят; мостки слишком узки для них. Так вот, сегодня утром один из моих людей упал в воду.
— Один из ваших людей? — переспросила Адриенна.
Эйфель объяснил — тоном, который и сам посчитал самодовольным, — что он инженер, ответственный за сооружение металлического моста.
