Разорвать тишину - Гаврилов Николай Петрович
Когда-то на этом месте стоял густой лес, а рядом, возле холмов, располагались трактиры и постоялые дворы. Заезжие купцы, сворачивая с Игуменского тракта, останавливали здесь свои обозы, а ночью, по тайному знаку трактирщиков, сюда приходили лихие люди. Спящих резали, а награбленное прятали в лесу, под корнями деревьев. Отсюда и название «Золотая горка». С тех пор прошли столетия и многое изменилось: город местами выгорал в пожарах и заново отстраивался. Теперь на месте расположения трактиров вырос жилой район, а его сырую, черную землю закатали асфальтом, но прежнее название сохранилось. Вместе с ним осталось еще и странное предание, которое уже несколько веков никак не предается забвению.
Говорят, в полнолуние по улицам Золотой горки ходит девушка в старинной ночной рубашке. Говорят, что это дочь одного из купцов, которую зарезали вместе с отцом, и теперь она ждет, когда ее убийцы вернутся за золотом. В свете луны она все идет по узким улочкам с почерневшей ножевой раной на животе да мертвецкими глазами заглядывает в окна близлежащих домов и никак не замечает открытую дверь в небо. Убийцы девушки давно уже истлели, но она не знает этого, потому что не встретилась с ними за гранью смерти.
Наверное, девушка очень сильно умоляла своих убийц не лишать ее жизни и потому с тех пор ничего не помнит, кроме их лиц. А еще говорят, что у нее на руках нерожденный младенец. Он не успел родиться, его зарезали вместе с матерью, и он тоже стал призраком.
Правда это или нет — никто не знает. Люди говорят разное, но почему-то до сих пор на Золотой горке находят разные клады.
Голубь сделал еще круг над холмами и быстро полетел в сторону Комаровки. Он пролетел над крышами каких-то складов, окрашенных в одинаковый выцветший зеленый цвет, повернул к солнцу и вдруг резко спланировал вниз, широко расставляя крылья. На заднем дворе серого двухэтажного здания, на мокром асфальте возле каких-то ящиков желтели рассыпанные зерна ячменя.
У голубя хватило опыта сесть чуть в стороне. Люди еще не выходили, было тихо, лишь где-то приглушенно играло радио. Зато, как нарочно, из подвала вылез худой рыжий кот и остановился, нюхая холодный воздух. Голубь замер, готовый взлететь, но кот, не обращая на птицу никакого внимания, быстро шмыгнул в открытую дверь подъезда. Опасность миновала. Голубь осторожно подошел, клюнул первое зернышко и через мгновение, уже торопясь, стал жадно клевать, задирая голову и откладывая зерна в зоб.
Но внезапно за лапу птицы что-то дернуло, мир перевернулся в ее глазах, и в следующую секунду голубь уже бился на асфальте, теряя перья. В нашей жизни все плохое приходит тоже очень быстро. Это хорошего приходится ждать годами.
— Саня, держи его, — из-за горы ящиков сразу выскочили двое мальчишек. Один подтягивал к себе конец петли из лески, другой, расставляя руки, начал бегать вокруг бьющего крыльями голубя.
— Смотри какой… Да хватай же ты его, дурак, — звонко крикнул первый и подбежал поближе. Конец петли ослаб, голубь рванулся вверх, но с размаху ударился в подмороженное белье, развешенное на проволоке посреди двора. На чьих-то мокрых парусиновых штанах остались перышки белого пуха. Затем голубя неумело схватили, зажали ему крылья, и один из мальчишек сунул его за пазуху.
— Васька, — крикнул сверху женский голос, и где-то стукнула форточка. — Зачем птицу мучаешь, ирод?.. Быстро домой!
— Бежим, — шепнул тот, кого назвали Васькой, и мальчишки выскочили со двора. Задыхаясь, они пробежали по Кропоткинской, возле магазина готового платья, проскочили в открытые чугунные ворота и сквозными дворами выбежали на небольшой пустырь за рынком, к голубятне Матроса.
Город уже окончательно проснулся. По улице, за домами, один за другим, гудя, проехали несколько автомобилей, за забором рынка бодрым голосом что-то вещал громкоговоритель. Через пустырь, не спеша, прошли к торговым рядам две старушки в пуховых платках. Несмотря на раннюю весну, по ночам еще было холодно. В тени домов лежали серые, грязные сугробы, а лужи были покрыты толстой коркой льда, с белыми пузырями замерзшего воздуха. Зато небо было летнее — светлое, чистое, ярко-голубое. Морозная дымка растворилась, и солнце поменяло свой цвет — из пугающего, красного, на теплое, золотое.
Легенда района Костя Матрос сидел на корточках возле раскрытой голубятни и с удовольствием курил первую утреннюю папиросу. Рядом с ним стоял какой-то небритый мужчина в потертой кожаной куртке. Подталкивая друг друга, мальчишки нерешительно подошли к взрослым.
— Дядя Костя, — робко начал тот, которого звали Васькой. И, чтобы перейти к делу, полез за пазуху вязаной кофты, доставая оттуда взъерошенного голубя. Голубь сразу забил одним крылом
— Ну и чё вы мне принесли, пацаны? — снисходительно и благодушно спросил Матрос, с прищуром разглядывая друзей. Похоже, у него было хорошее настроение.
— Голубя, — немного удивленно ответил Васька, пытаясь удержать птицу в руках.
— А на кой он мне?
— Нам ребята с нашего двора говорили, что вы тому, кто голубя принесет, разрешите на велосипеде покататься, — предчувствуя неудачу, тихо сказал второй, Санька, и уже с затухающей надеждой посмотрел на голубятника.
— А… Так то за настоящую, породистую птицу, — усмехнулся Матрос. Незнакомый мужчина тоже усмехнулся, правда, только губами. — Вон туда посмотрите, — Матрос показал дымящейся папиросой куда-то вверх.
Мальчишки, как по команде, задрали головы. Высоко-высоко в синеве неба виделись чуть заметные черные точки. Казалось, они совсем не двигались.
— Вот это голуби. Курские — порода такая. Целый день так будут стоять над голубятней, пока корм не посыплешь. А у вас обычный сизарь. Цена — копейка. Дай-ка сюда… — Матрос достал из широких штанов складной нож, оттянул поджатую розовую лапу и осторожно перерезал узелок петли. Васька мгновенно разжал пальцы, голубь с шумом взлетел и исчез за домами.
Говорить больше было не о чем. Матрос курил, щурясь на ярком солнце. Незнакомый мужчина равнодушно смотрел в сторону. Не сговариваясь, мальчишки еще раз посмотрели в небо, на загадочных курских, повернулись и побрели к дому. Настроение было испорчено.
— Эй, пацаны! — вдруг раздался позади голос Матроса. — Ладно. Приходите завтра с утра. Так и быть, дам немного покататься.
— Честное слово? — выдохнул Васька.
— Честное слово, — серьезно подтвердил голубятник.
В детстве эмоции еще исполнены свежести, а не затерты, как в зрелые годы. В надежде еще нет сомнений, а обычные обещания, которые взрослые раздают налево и направо, кажутся уже исполненными.
Сашка вдруг возле самого дома резко остановился и растерянно посмотрел на товарища.
— Как же мы завтра утром придем? В понедельник?.. Школа же…
— Плевать, — коротко ответил Васька. В отличие от друга он не забыл о школе и уже принял решение.
— Родители узнают… И в школе… — Саша представил растерянное лицо мамы. — Влетит нам…
Васька насмешливо посмотрел на приятеля.
— Может, ты девочка Оля? Может, тебе бантик повязать?
Саша мгновенно покрылся румянцем.
— Это ты девочка Оля, — тихо начал он, сжимая кулаки. Но Васька, не слушая, открыл обитую ватином дверь и исчез в темноте подъезда. Настроение было снова испорчено, на этот раз безнадежно.
На Кропоткинской, в сером двухэтажном доме, вверх по деревянной лестнице, направо, за белой филенчатой дверью, в отдельной квартире номер пять, воскресное утро началось с уборки.
Вера, — так звали хозяйку, распахнула светлые кремовые шторы, впуская в квартиру яркий солнечный свет. Затем она смахнула несуществующую пыль с такого же кремового, в рюшках, абажура над обеденным столом и открыла стеклянные дверцы шкафа с книгами. Отражаясь от стекла, на черной полировке пианино и лаковой поверхности старенькой мебели, обитой зеленым плюшем, весело заиграли солнечные блики.
Повязав косынку, женщина тщательно протерла влажной тряпкой корешки старых книг, помнивших на своих страницах прикосновения нескольких поколений предков, полила цветы, переставила фарфоровых слоников, символ семейного счастья, на другую полку и постелила на круглый обеденный стол белую накрахмаленную скатерть. Затем пришла очередь буфета.
