Несовершенства - Мейерсон Эми

Рука, обнимающая ее за талию, отрывает ее от размышлений. Губы целуют ее в щеку. Эшли отшатывается и тут же чувствует вину. Формальные жесты и холодная реакция на них, отвращение, затем сожаления — к этому в последнее время сводятся ее отношения с мужем.

Райан притворяется, что не замечает этого. Он отпускает жену и подходит к столу посередине кухни.

— Спят, — говорит он, опираясь на гранитную столешницу. — Они все еще немного напуганы.

Дети впервые столкнулись со смертью, если не считать умерших школьных питомцев и гибели героев в кинодрамах. Райан вырос в протестантской семье, но считал обязательным только ставить елку на Рождество и готовить ветчину на Пасху, а о посещении церкви или о загробной жизни разговоров никогда не заводил. Эшли покопалась в «Гугле», но так и не поняла, как евреи представляют существование души после смерти, поэтому они с Райаном не стали убеждать сына и дочь, что Хелен ушла в лучший мир, а просто объяснили, что их прабабушка была очень старенькой и скончалась, прожив полную жизнь. Однако Эшли и сама сомневалась в своих словах. Хелен была родом из Вены. Во время Второй мировой войны она приехала в США, одна. Вышла замуж, родила Дебору, потом ее муж умер. После этого она шила свадебные платья и деловые костюмы для богатых, не в пример ей, женщин и остаток дней провела в ветшающем доме на Эджхилл-роуд. Действительно ли это можно назвать полной жизнью?

— Как твоя шея? — спрашивает жену Райан.

Эшли рассеянно потирает шею, вспоминая столкновение. Его и аварией-то нельзя назвать — машины даже не поцарапались, — но водитель седана, пожилой мужчина, настаивал на вызове полиции. Волокита растянулась на полдня. Тайлер пропустил тренировку, Лидия — репетицию для весеннего концерта. Оба ребенка и так были растеряны и напуганы, а тут еще Эшли рассказала им о смерти Хелен.

— Нормально, — холодно произносит жена, которую так и подмывает устроить скандал. Она закрывает посудомоечную машину и поворачивается к мужу. Эшли злится на себя за то, что отшатывается от его прикосновений. Он еще привлекает ее, и все же она не может подавить гнев. На то, что он сделал. На то, что это сломало его. На то, что он показал ей эту сломленность и теперь, несмотря на его красивое лицо, несмотря на ее страстное желание не утратить к нему сексуальный интерес, она видит перед собой только слабого мужчину, которого скоро уволят, а то и что-нибудь похуже.

Райан работает юрисконсультом в международной химической компании и отвечает за патентные заявки. Из-за большого количества обращений в помощь, как это обычно делается, нанимают сторонних юристов. И вот вместо того, чтобы привлечь несколько внештатных юристов, Райан нанял одного — своего друга Гордона, адвоката, занимающегося в Лас-Вегасе делами о вождении в нетрезвом виде. Гордон не имел права браться за патентные заявки, но он был лучшим другом Райана, оказавшимся на мели. Поэтому Райан исправлял его ошибки, сдавал заявки от своего имени и давал ему следующие поручения. В итоге Райану оказалось проще полностью вести эти дела самому, и, поскольку он надрывался, каждый день задерживаясь в офисе на несколько часов после и без того ненормированного рабочего дня, ему показалось несправедливым, что Гордон получает деньги за его труд. Они договорились, что Гордон будет возвращать Райану определенный процент от выплаченного фирмой гонорара. Эшли не знала подробностей, не знала, сколько это длилось и сколько денег принесла Райану побочная работа. Но недавно руководство компании организовало выборочный внутренний аудит и узнало о несанкционированной сделке Райана с адвокатом, специализирующимся на защите пьяных водителей.

— Как продвигается аудит? Есть что-нибудь новое?

Эшли знает, что муж ничего ей не расскажет. Он и раскололся-то лишь потому, что однажды ночью она обнаружила его в ванной: он сидел на полу около унитаза, раскачивался вперед-назад и бессвязно бормотал, как он доверял Гордону, а теперь его уволят. Понадобилось накачать его двумя стаканами скотча, чтобы он смог заснуть. Утром Райан немедленно начал умалять значение истории, которую поведал ей накануне. Тогда как накануне вечером Эшли видела неподдельный страх в его глазах и отчаяние во всем дрожащем теле, когда он произнес: «Я загубил нашу жизнь». И тем воспоминаниям она доверяла больше, чем утренней браваде мужа.

— Аудит — обычное дело, — произносит он. — Не волнуйся, все обойдется.

— Ты говорил с Гордоном?

— Я не хочу посвящать тебя в подробности.

— Я имею право знать. Это может отразиться не только на тебе.

Райан подходит и обнимает ее. Она его не отталкивает, но и не обнимает в ответ.

— Очень приятно, что ты беспокоишься. Я преувеличил опасность. Мне просто нужно объяснить происхождение некоторых документов — я справлюсь.

— А что, если мне вернуться на работу? — спрашивает Эшли как ни в чем не бывало, но голос выдает ее.

Она уволилась по своему желанию. Хотя ей нравился коллектив и она ладила с клиентами, но при первом приступе тошноты она поняла, что не хочет разрываться между семьей и карьерой. В первые несколько лет, пока Лидия была маленькой, а потом появился и Тайлер, она с увлечением проводила целые дни в парке, зоосаде, детских музеях. Когда дочь и сын чуть подросли и пошли в школу, они уже не нуждались в ней так остро, и ее обязанности быстро перешли с заботы о детях на хлопоты по дому. Эшли всегда ненавидела стирку и готовку, и в ее стройном теле никогда не было хозяйственной жилки.

— У тебя уже есть работа, — говорит Райан, целуя ее в макушку. — Самая трудная в мире. — Он еще раз крепко обнимает ее и выходит из кухни.

Они не всегда так общались. Когда будущие супруги познакомились, Эшли зарабатывала больше него, и ее привлекло в нем в том числе отсутствие страха перед ее успехом. Наоборот, он ее поддерживал, закупал продукты, если у нее был аврал, чтобы она лишний раз не волновалась, оставлял ей любовные записочки или рисуночки, если уходил на работу, когда она еще спала. Постепенно забота о жене так поглотила Райана, что сейчас упоминание о ее возвращении на работу он воспринял как оскорбление. Такое отношение к своим обязанностям главы семьи проистекало из любви к ней и к детям, но делало ее чересчур зависимой от него — и это тяготило Эшли еще до того, как она нашла его скорчившимся на полу.

Эшли снова смотрит в письмо от Бек. «Похороны в воскресенье… Трехдневная шива». Она уже договорилась с Райаном, что поедет на один день, но отвечает сестре: «Я останусь на шиву». Пусть Райан попляшет тут с детьми, пока она будет в Филадельфии. Путь сам почувствует, насколько тяжела самая трудная работа в мире.

Сигнал телефона будит Дебору. Сначала она не может понять, где находится. Ей снился такой явственный сон, словно она и не спала вовсе. Видение унесло ее в детство, в то время, когда Хелен и двенадцатилетняя Дебора поехали на каникулы. Они сели в старый «шевроле» Хелен и отправились в Портленд. Дебора до сих пор помнила, как высунула голову в окно и ветер приятно обвевал лицо, пока мать не сказала ей: «Ты же не собака, а потому сядь по-человечески». С закрытыми окнами в салоне было душно, и, чтобы отвлечься, Дебора включила радио. Хелен тут же его выключила. Это превратилось в игру — по крайней мере, Деборе было весело: включать приемник каждые несколько минут, чтобы мать снова его выключила. Потом Хелен прикрикнула на нее:

— Ты мешаешь мне сосредоточиться.

Остаток пути до Мэна они проехали молча.

В гостиничном номере Дебора надулась. Хелен, не обращая на нее внимания, стояла перед зеркалом и красила губы ярко-розовой помадой, которую так и не поменяла на протяжении следующих пятидесяти лет.

— Завтра мы поедем в Бар-Харбор есть омара. А если хочешь, пойдем на рыбалку.

— Ненавижу рыбалку, — заявила Дебора, хотя никогда в жизни не ходила удить рыбу.

Хелен отложила помаду и внимательно посмотрела на дочь.

— Это, знаешь ли, привилегия. Не у всех есть возможность поехать в отпуск.