Успеть. Поэма о живых душах - Слаповский Алексей Иванович
И все же Галатин, как ни горько это осознавать, был готов к такому повороту. Потому что Настя — совсем другая. С отличием закончила экономический университет, защитила кандидатскую диссертацию, стала преподавателем в этом самом университете, но для ее честолюбия и запросов этого было мало, она рассылала резюме по солидным московским компаниям и фирмам, и ее пригласили куда-то в «РосНефть» или «РосГаз», или «РосТранс» или «РосПил» (это — шутка Галатина), молодая семья тут же переехала в Москву, Настя вскоре перешла в серьезную государственную структуру, где зарплата была средняя, зато имелись перспективы роста, и она уже выросла на две или три административные ступеньки, возглавляла какой-то отдел. Дома не строила из себя начальницу, но была, несомненно, главной.
Вот пример из прежней жизни: Алиса просится погулять, отец не против, но ставит условие: собрать раскиданные по полу игрушки. Алиса не собирает, обращается насчет погулять к Дедасе. Дедася тоже не против, но воспитание есть воспитание, и у него то же условие: собрать игрушки. Алиса не собирает. Приходит Настя, Алиса жалуется, что с ней не гуляют, а дед и отец жалуются, что она не хочет собирать игрушки.
«Девочка моя, — говорит Настя, — тут так: или ты собираешь и идешь гулять, или остаешься дома на всю неделю. Без вариантов».
Отец и дед тоже грозили чем-то подобным, на Алису не действовало, а теперь, нахмурившись и пыхтя, она начинает ползать по полу и собирать игрушки. Медленно, нехотя, страдая. И убрала все до одной. Разгадка нехитрая: строгости отца и деда она не верила, а строгости матери верила, потому что та была настоящей.
Галатин удивлялся, какими холодными становились небесно-голубые глаза Насти, когда она что-то приказывала Алисе — будто не на дочь смотрела, а на раздражающую помеху, будто проглядывала здесь, дома, та Настя, какой она была во внешнем мире, где никому нельзя давать спуску, где все жестко и где ситуацию надо всегда держать под контролем.
«Настасья Филипповна», называл ее иногда Галатин, шутливо намекая на мятущуюся и злодейски прекрасную героиню Достоевского, мощно мучавшуюся трагической придурью, и Настя улыбалась, польщенная. Она читала «Идиот» и могла бы оскорбиться, если бы главной чертой Настасьи Филипповны считала ее сладострастную подлость, но, конечно, видела лишь то, что и положено видеть женщине-читательнице — роковую красотку.
Ее родители, автослесарь Филипп Вадимович и продавщица Роза Степановна, называя так дочь, Достоевского не имели в виду, оба его сроду не читали, а когда люди более грамотные указали им на совпадение, то ли Филипп Вадимович, то ли Роза Степановна, а может, оба сразу хладнокровно ответили: «Идите вы со своим Достоевским, мало ли кто с кем совпадает, у Забоевых сын вообще Владимир Ильич — и чего?» Галатин, кстати, давно уже с родителями Насти не общается: нет у них ни о чем общих слов, поэтому позвонить им насчет Насти даже мысли не возникло.
Тут поневоле вспоминается, что и дети Галатина, Антон и Нина, тоже не великие читатели. И с общим кругозором у них так себе. У Галатина на этот счет есть теория перемежающихся поколений. Мы, говорил он, уроженцы пятидесятых-шестидесятых, если взять нас в целом, — самая образованная и разносторонне развитая генерация в истории России, мы, поднявшись на плечи отцов, оказались выше их, а вот наши дети на наши плечи карабкаться не захотели, теперешние сорокалетние (плюс-минус десять лет) — народ скучно практичный, без широкого кругозора, а главное — это поколение, оставшееся без больших дел: шестидесяти-семидесятилетние отцы крепко сидят на главных местах, правят страной, сорокалетние пацаны у них на побегушках…
Правда, исходя из этой теории, поколение next, двадцатилетние, должны быть опять умнее и развитее, но, увы, это не бросается в глаза, скорее наоборот, они еще проще, не сказать примитивнее. Но перемежение не обязательно должно быть в музыкальном размере двух четвертей — и раз, и два, и раз, и два, может начаться долбление по одной ноте или синкопа — растягивание одного поколения на несколько временных тактов, то есть двадцатилетние то же самое, что и сорокалетние.
Не стерпев, Галатин опять позвонил Алисе.
Получил сообщение из готовых шаблонов:
«Извините, не могу говорить. Оставьте, пожалуйста, сообщение».
Галатин написал:
«Только один вопрос».
«давай»
«Когда будет развод?»
«беспонятия»
«Без понятия!»
«без понятия»
«А без развода никак? Пожить отдельно и подумать? Они об этом говорили?» — Галатин стыдился, но продолжал спрашивать.
«без развода нельщя за муж» — ответила Алиса.
Тут же исправила опечатку:
«нельзя»
«Мама собирается замуж?» — не отставал несчастный Дедася.
«типа того»
«За кого?»
«спроси сам у нее все мне некокда»
Пришлось Галатину все-таки звонить сыну. Сказав, что он из Алисы обманом вытащил информацию и попросив не упрекать ее за это, потребовал прояснить ситуацию.
— А чего тут прояснять?
— Как чего? За кого она выходит? Почему развод?
— Ее дело, — ответил Антон.
— Может, она ребенка ждет от него?
— Не волнует, — ответил Антон.
— А сколько ему лет? Кто он?
— Не интересовался, — ответил Антон.
— Олигарх, что ли?
— Пофиг, — ответил Антон.
— Тебе, что ли, вообще все это пофиг?
— Абсолютно, — ответил Антон. — Она хочет развестись, я ее за попу удерживать не буду. И за другие части тела.
— А как же Алиса?
— Будем видеться.
— У отца и матери равные права. Ты можешь оставить Алису у себя. Если захочешь. И если она согласится. Ты пробовал с ней говорить?
— Нет. Я вообще не собираюсь это ни с кем обсуждать. С тобой тоже, не обижайся.
— Я не хочу обсуждать, я понять хочу! Может, вас бытовые проблемы заели? Ипотеку выплачиваете, получается?
— Получается, хотя немного в долги залезли.
— Сколько?
— Пап, не надо, ты все равно не сможешь…
— Смогу, не смогу, мое дело! Сколько?
— Четыреста. Но это все решаемо, и она не из-за этого.
— Вот что, давай я приеду. Вмешиваться не буду, просто — поговорим.
— Нет смысла. Да не бойся, я не пропаду, не одна Настя на свете.
— У тебя тоже кто-то есть?
— У нас у всех кто-то есть. Я у тебя, ты у меня. И так далее.
— Антош, не морочь мне голову. Я чувствую, тут не только Настя замешана.
— Само собой. Развод всех касается.
— Антон, в виде исключения скажи серьезно. Только серьезно, ладно? Развод — ее инициатива? Или твоя? Или оба решили?
Антон после паузы сказал:
— Ее.
Сказал без выражения, а у Галатина ком встал в горле.
— Я приеду, — сказал он. — Завтра же поеду поездом.
— Не надо, пап. Опасно в твоем возрасте сейчас путешествовать. И деда куда денешь?
— Нина присмотрит.
— Дело твое, но — не надо. Давай, пока, не хворай.
Галатин хорошо знал сына, он понял: тот не против приезда. Похоже, Антон в растерянности, в отчаянии, не знает, что делать, но не хочет в этом признаваться. Это — гордость мягкого человека, имеющего стержневое чувство собственного достоинства, Галатин и сам вел бы себя так же. Но сейчас не в Насте дело, а в Алисе. Галатин представил: Алиса живет где-то с чужим дядькой. Возможно, деду не разрешат даже приехать, повидаться. А ведь у него давно зрело в планах не просто приехать и повидаться, а переехать в Москву, продав квартиру, взяв с собой отца и сняв какое-нибудь недорогое жилье — на покупку квартиры в Москве денег не хватит. С одной целью — чаще видеть Алису, без которой для него нет теперь жизни, которую он любит так, как никого никогда не любил.
Через полчаса после разговора с Антоном он не сдержался, написал с телефона Насте:
«Дражайшая Настасья Филипповна, ничего не хотите рассказать?»
Получил ответ:
«Нет».
И тут же вопрос:
«Кто проболтался?»
«Неважно, я сам узнал. Рано или поздно это все равно стало бы известно», — написал Галатин. И тут же добавил:
