Виктория Токарева - Мужская верность
Поношенные лица, поношенные одежды. На фоне яркого неба и снега они выглядели как кучка человеческого хлама. Но глаза – молодые. Они, наверное, не заметили, что постарели.
Ко мне приблизилась одна из них, в джинсах. Студентка, пожилой курс.
– Меня зовут Света, – представилась она. Я ждала отчества, но его не последовало. – Я работаю с Денисом в одной лаборатории.
У Дениса, между прочим, тоже есть отчество. Ну да ладно.
– Мы знаем, что Денис разговаривал с вами по телефону…
Я кивнула. Значит, приходил и докладывал. Делал достоянием общественности.
– Вы знаете, он просто расцветал после ваших бесед… Он становился совершенно другим… Вы ему очень помогали. Спасибо вам от нас всех.
– Пожалуйста…
Мы замолчали. Свете что-то мешало.
– Извините… – решилась она. – Но вы не могли бы и дальше разговаривать с нашим Денисом?
Я сделала плавный жест в сторону Карины. Карина стояла в трех шагах, подставив лицо солнцу. Южные люди особенно скучают по теплу.
Света посмотрела в сторону Карины, подумала и сказала:
– Это совсем не то…
– Ну почему же? – спокойно возразила я. – Она может дать гораздо больше.
– Вы меня не поняли.
– Поняла.
Химия и физика. Интеллект – это химия. Химические процессы в мозгу. А тело – физика. Ее груди как тугие шары. Она может родить ему ребенка, и Деничка познает чудо отцовства.
А поговорить… Подумаешь… Можно и не говорить.
Подошла наша очередь. Точнее, очередь Нади.Зал крематория с высокими потолками, наподобие церковных. Женщина – ритуальный работник, тактично руководила прощанием.
Света подошла к гробу, наклонилась к уху Нади и стала что-то нашептывать. Что она говорила? Может быть, успокаивала: все проходит хорошо, много цветов и людей, Надя в гробу выглядит замечательно… Может быть, убеждала Надю не волноваться за оставшихся. Денис ухожен и присмотрен. Не пропадет.
А может быть, Света советовала Наде быть эгоисткой: сбросить все земное, приготовиться к трудностям нового пути и выдержать их.
Света шептала, шептала, и я видела: лицо Нади становилось светлее, спокойнее, как будто она все слышит и приемлет.
Света отошла. Створки под гробом раздвинулись, пахнуло жаром.
Гроб стал медленно опускаться в адскую топку.
Деничка качнулся, как будто хотел упасть на гроб. Я инстинктивно схватила его за руку. Рука крупно дрожала. Казалось, Деничка был подключен к высокому напряжению. Это и было ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ. Я посмотрела в его лицо. На нем было такое горе, из которого не всплыть.
Я заразилась его горем и заплакала. Все стояли и плакали по Наде, по Деничке и по себе. * * *Когда я вернулась домой, муж уже спал. Я раздевалась в прихожей и слышала, как он ворочается. Скрип пружин был недовольным, как ворчание…
Муж повертелся, потом встал. Нарисовался в дверях.
– Надю похоронили, – объяснила я свой поздний приход.
Муж промолчал. Причина была уважительной.
– И чего? – спросил он.
– Мы думали, ее муж помрет от горя, а он все это время спал с медсестрой.
– Ну и что? – спокойно отреагировал муж. – Можно умирать от горя и спать с медсестрой. Одно другому не мешает.
– Мешает, – не согласилась я. – Взаимоисключает.
Я вспомнила два лица Денички. Одно – возле Карины, светящееся счастьем, другое – у гроба, под высоким напряжением горя. Деничка был подлинным тут и там. Одно другому действительно не мешало, как будто находилось на разных сторонах одной монеты. Денис действительно умирал от горя, но живой в могилу не полезешь, и он спал с медсестрой. Он так выживал. А еще ему нужен был человек, с которым можно было бы все озвучить и осмыслить. И все его преданное окружение заботилось, чтобы у Денички была физика и химия. Можно понять…
Понять можно, а принять нельзя.
– Тебе звонили, – сказал муж.
– Кто?
– Клиенты. Кто же еще…
Действительно. Кто же еще? Но ничего, я буду тщательно расследовать каждое дело и восстанавливать справедливость. А из многих маленьких справедливостей складывается одна большая.
Я скинула с себя всю одежду и отправилась в ванную. Встала под горячую струю. Вода омывала мое поднятое лицо, плечи, руки, стекала к ногам и уходила в маленькое отверстие, в черную дыру. Как в преисподнюю.
Я грохнулась в постель и заснула еще до того, как голова коснулась подушки. Мне не снилось ничего.
Я проснулась от запаха кофе. Муж варил кофе. Нездешний аромат плыл к моему лицу. Это был запах Бразилии, кофейных плантаций, испанского языка. У языка – тоже есть свой запах: английский пахнет туманами, финский – молоком, а испанский – кофе. «Из Ливерпульской гавани всегда по четвергам, суда уходят в плаванье к далеким берегам, плывут они в Бразилию, Бразилию, Бразилию, и я хочу в Бразилию к далеким берегам…» Как хорошо эту песню пел Деничка, высоковатым голосом, а Надя вторила низким, а Надька стучала ладонями по столу, а я танцевала – пластично, как кошка, а Ромео с гитарой в обнимку чесал струны в определенном ритме. Это был ритм молодости, надежд на счастье. Казалось, что счастье – вот оно, надо только дотянуться рукой… «Только Дон и Магдалина, только Дон и Магдалина, только Дон и Магдалина ходят по морю туда».
