Надежда Воронова - Предназначенная поездка (сборник)
Через некоторое время комната опять опустела. У всех дела: экскурсанты целый день ходят по острову, смотрят, слушают информацию об истории монастыря; участвуют в службах. Остальные – заняты на послушании, всем есть работа по силам их!
Дважды ударили в колокол к вечерне. Я подошла к главному храму, но на его дверях висело объявление: «В связи с реставрационными работами все непраздничные службы будут проходить в Успенской церкви.»
В небольшой церкви народу собралось много, и потому было тесно, душно, темновато. Служба длилась около двух часов. Меня сморило и почти всё время я в полудрёме просидела на стуле в углу.
После службы все пошли ужинать: монахи – в свою трапезную, работники и паломники – в другое здание. Для паломников сегодня давали гороховую кашу. Мой организм её не принимает. Съев несколько ложек, я поспешно запила их тепловатым чаем, и вышла во двор.
Трапезная для паломников располагается во внешнем дворе монастыря. Я огляделась – здания стоят в лесах, снуют рабочие в спецодежде, – 10 июля праздник святых основателей монастыря Сергия и Германа. Строители торопятся, работают по ночам, благо ночи белые.
Я обошла и внутренний двор, особое внимание обращая на надвратные иконы. А когда подняла голову выше, увидела купола и высоко-высоко в небе шпиль главного храма – Спаса-Преображенского собора. И вдруг ощутила пронзительную радость, что нахожусь на священной земле, что мне предоставлена такая возможность очиститься душой, что завтра – Родительская суббота, а послезавтра – Троица. Совсем недавно, в феврале умерла моя мама, и теперь подать записку об упокоении здесь, где о её душе будут молиться монахи – большое утешение!
Поздно вечером организованные паломники, сидя за столом, по очереди читали «Правила перед исповедью и причастием». Я хотела поучаствовать и сначала внимательно слушала их, но незаметно для себя уснула.
Утром мне было никак не проснуться. Мне снилась моя мама, впервые после её смерти. Она звала меня: «Звонят! Иди, открывай дверь! Там тебя ждут!» Я оправдывалась: «А я и не слышу!»
Проснувшись, поняла, что звонили колокола и что комната пуста. «Сейчас же вставай! Служба уже началась! Ты зачем приехала?» – клеймила я себя. Быстро собравшись, поспешила в церковь.
В этот раз можно было исповедаться. Исповедь принимали два священника. К одному из них была большая очередь. Мне он показался каким-то невзрачным и задерганным, как будто озабоченным – успеет ли исповедовать всех желающих паломников. К другому священнику очередь была меньше. Он участвовал в службе и время от времени уходил в алтарь. Этот батюшка выглядел солидным: высокий, красивый. Весь его облик, неспешные движения, мягкий тембр голоса, внушали доверие и почтение. В его манере исповедовать мне виделось сочетание доброжелательное-ти и достоинства. И чем дольше я наблюдала за ним, тем сильнее мне хотелось исповедаться именно у него. Очередь почти дошла до меня, когда с обещанием вернуться, батюшка снова отлучился. Служба закончилась, а я его так и не дождалась. В результате осталась без исповеди. Какое-то горестное разочарование нашло на меня. Я всей душой ощутила и поняла, что означает «Недостойная раба твоя». Даже исповеди не удостоилась на святой земле!
С таким настроением я шла по дороге к игуменскому кладбищу, что расположено в километре от монастыря. «А что ты хотела? – укоряла я себя. Запросто получить отпущение грехов? Заслужить надо! В «Правила» не вникала, даже уснула. В церковь примчалась впопыхах, даже крестик съехал на спину. Какое уж тут прощение! Хотя бы внешне формальности соблюла! Господи, прости и помилуй недостойную рабу твою!» Но тут же вспомнила что уныние – тяжкий грех. У меня ещё есть шанс! Сегодня будет всенощная перед Троицей и я отстою её! И завтрашнюю литургию – тоже! И может быть, сподоблюсь исповедаться.
От таких мыслей, я почувствовала прилив сил, идти стало легче. Ветер усилился, как бы подгонял меня. Он раскачивал могучие лиственницы, растущие вдоль дороги, под ноги падали шишки, похожие на диковинные цветы. Пожалуй, в другом состоянии, цветами они бы мне не показались. Вскоре я дошла до ворот старинного кладбища. Могилы Валаамских игуменов расположены возле церкви на возвышенном месте, а захоронения монахов – в низине. Ухоженный вид игуменского кладбища, старинные кресты и массивные надгробья внушали какое-то особо трепетное отношение к почившим.
Две женщины рассаживали цветы возле церкви. В полутемном притворе на лесах работал мужчина, пожилая женщина домывала пол. Вытерев ноги, я не без волнения вошла в центральную часть почти отремонтированной церкви. Там никого не было.
Всё пространство было залито солнечным светом, бьющим через высокие окна. Он отражался и сверкал на белых оштукатуренных стенах и на влажном, ещё не просохшем полу. Всё это вызвало у меня ощущение ЧИСТОТЫ, абсолютной, вселенской. На мгновение я растворилась в нём, а потом не спеша стала разглядывать пока небогатое убранство, останавливаясь перед иконами и крестясь. Откуда-то пришла мысль, что соборная молитва именно в этой церкви скорее принесет упокоение моим почившим родственникам, к тому же, сегодня – Родительская суббота. Я подала записку, подумав, что надо бы тут же почитать какие-то особые молитвы, и потому с чувством только частично выполненного долга, вернулась в гостиницу.
Хотелось сразу записать свои впечатления, чтобы не потерять свежесть их красок. После прогулки ноги гудели, и я с удовольствием села за стол. Скрипнула дверь, – вошла соседка по комнате.
Меня всегда интересуют люди и судьбы, а в этой женщине, казалось, была какая-то тайна. Мы с ней уже перебрасывались двумя-тремя фразами по поводу бытовых проблем, и она явно не торопилась раскрываться передо мной. Сейчас мы были одни, и я решила этим воспользоваться.
Без видимой охоты женщина скупо рассказала: работает врачом-гинекологом в Рыбинске; бывала с экскурсиями во многих монастырях и даже в Иерусалиме. Когда она впервые исповедалась, услышала от батюшки: «Езжай в монастырь работать и грехи отмаливать, а не то в геенне огненной гореть будешь!» И вот уже третий отпуск она проводит на Валааме, выполняя послушание.
– А меня благословили написать о своей поездке! – поделилась я и услышала отповедь:
– Писать очерки для привлечения людей на Валаам – бесполезно! Надо только работать и молиться! Если Богу угодно, то человек сам сюда попадет, а попав, многие возвращаются вновь и вновь!
Категоричность такого заявления слегка покоробила меня, но я поняла, что у неё своя правда, своя боль и потому возражать ей не стала, а о себе подумала: «Если игумен дал мне благословение писать, значит, не считает моё дело пустым!» На этом наш разговор закончился.
Мне подумалось, что люди, приезжающие сюда работать, с большим доверием относятся в Богу, серьёзнее к церкви, к исполнению её канонов, чем те, что приезжают на один день организованной группой, пытаясь на скорую руку вымолить прощение у Господа, не имея возможности или желания дома ни помолиться толком, ни в церковь почаще ходить.
Я решила поразмышлять на эту тему в одиночестве и долго бродила по острову, привычно восхищаясь северной природой. Какая величественная гармония в мире Божьем! А в душах людей зачастую хаос и смятение. ЗДЕСЬ я почувствовала это особенно остро.
Памятуя о том, что собиралась отстоять всенощную, вернувшись, села читать молитвы, а услышав колокольный звон, отправилась в храм.
Главный храм Валаамского монастыря к Троице был украшен не как привычно, ветками берёзы, а прямо целыми деревцами. Мне показалось, что отчасти это было вызвано желанием закрыть ими ремонтные леса. Из-за них не видны были росписи на стенах, зато алтарь особо выделялся своей красочностью. Ближе к алтарю белели платки истовых богомолок, а у входа толпились те, кто, похоже, впервые зашел в церковь.
Началась праздничная служба. Всё происходящее завораживало: одеяние священников из зелёной парчи, чтение и пение псалмов, свет свечей, то усиливающийся, то убывающий. А когда во время службы мужчина в чёрном, поднявшись на стремянку с шестом, на конце которого была зажжённая свеча, медленно поворачивал трёх-ярусную люстру, зажигая на ней свечи, то я не могла глаз отвести от этого зрелища.
Служба длилась более пяти часов, к тому же пол был ледяной, – и мне, конечно, было трудновато отстоять её. Но ведь я дала себе слово и – выдержала! Меня знобило, может быть, не только от того, что замёрзла, но и от нервного напряжения. Вернувшись в гостиницу, долго пыталась согреться; спать легла, не снимая платка с головы.
Спала недолго, но проснулась бодрой и на литургию пришла почти за полчаса до начала. Несколько человек уверенно, как мне показалось, обходили храм, прикладываясь к иконам, шепча молитвы. Я присоединилась к ним и тоже постояла перед каждой иконой, вглядываясь в лики святых, крестясь и кланяясь. Во время литургии всё думала, будет ли сегодня исповедь, уж очень хотелось исповедаться и причаститься в этом древнейшем храме.
