Илья Стогов - Русская книга (Тринадцать песен о граде Китеже)
Я поблагодарил Андрея Евгеньевича за то, что он нашел время пообщаться, вышел на улицу и огляделся. Пора было подумать о том, где бы перекусить. Выбор в центре Ростова был невелик: либо пиццерия имени богатыря, либо ресторан, который в фильме про Ивана Васильевича играл роль московского Кремля. Я вытащил из нагрудного кармана куртки оставшиеся деньги, три раза подряд пересчитал их и сделал выбор в пользу ресторана.
Администратор, провожавший меня до столика, был немного пьян. На ногах у подошедшей официантки виднелись подзажившие синяки. Зато в меню я отыскал такой изыск, как медвежьи лапы. Правда, рядом с лапами ручкой было приписано «Временно отсутствуют», и поэтому официантку я попросил принести всего лишь окрошку, какой-нибудь салат, блины с брусникой и в самом конце — кофе.
Официантка подняла бровь:
— Водочки?
Я сказал, что, пожалуй, воздержусь. Тогда она посоветовала хотя бы попробовать знаменитую переславскую селедку. Я согласился.
Кухня ресторана позиционировалась как «русская». Русская кухня в русских палатах самого русского города России. Я курил сигареты, смотрел в окно и думал: кто бы объяснил мне, что означает это слово? Тысячу лет назад на том месте, где я сидел и ждал свою селедку, находился городок племени меря. В лесах вокруг лежало еще несколько городков, принадлежащих другим финским племенам. Где в тот момент была Россия? Или эти городки, населенные черт знает кем, и были Россией?
Каждое из местных племен говорило на собственном языке. У каждого имелись собственные вожди или князья. Столица племени эрзянь называлась Рязань, столица муромы носила имя Муром, а у большого племени меря было аж две столицы: Ростов да Суждаль. Выглядело все это неплохо, да вот беда: у племен будущего нет. Приходит момент, когда им все равно придется стать частью более могучей империи. И единственное, что от них зависит, это выбор, к какой именно империи присоединиться. Чью именно сторону принять.
Шансов на спокойную жизнь у залесских язычников было не больше, чем у каких-нибудь бедуинов, в наши дни населяющих нефтеносный район. Эти берендейские леса были слишком богаты и слишком беззащитны, чтобы не достаться более сильным соседкам. Всего соседок было две. К западу от будущей России лежала могучая Киевская Русь. К востоку — еще более могучая Волжская Булгария. Державы были похожи, как близнецы, но посматривали друг на друга безо всякой симпатии.
Ростов и пара соседних княжеств признали над собой власть далеких русских князей. Иго их было легко: раз в год из Киева или Чернигова приезжали сборщики дани, вроде богатыря Алеши Поповича, и племена сдавали им положенные меха. В остальное время в жизнь подданных никто не вмешивался. А если находились те, кто, как епископ Леонтий, решал проявить лишнюю инициативу и попробовать крестить залесских дикарей, то для такого случая у племен всегда находилось зазубренное копье.
Однако большинство племен предпочло подчиниться не Киеву, а Булгару. Тут простой уплатой дани новые хозяева не ограничивались. От вчерашних язычников требовали полного подчинения, зато и взамен давали приобщиться к наиболее свежим достижениям цивилизации. Прекрасные храмы и дворцы. Возвышенная литература. Доля от участия в прибыльной торговле. Впрочем, известно об этих племенах мало. Почти совсем ничего. Раскапывать их города толком еще никто и не начинал. Где-то около Нижнего лежит известная лишь по древним сказаниям столица языческого царя Пургаса. Ближе к Арзамасу — еще несколько ушедших под землю городков. Рядом с Пензой было открыто (и тут же зарыто обратно) громадное городище Мохша. Исследовать все это некому. И некогда. И незачем.
Странное дело: оглядываясь назад в поисках предков, современная Россия сразу же отыскивает там Киевскую Русь. Притом что то, давнее, государство на то ведь и киевское, что располагалось на территории современной Украины. Ее города лежали далеко на западе. А первым государством, сумевшим объединить земли сегодняшней России, была как раз Волжская Булгария. И если путь до Киева из современной Москвы занимает больше двадцати часов, то дорога до Булгара — всего восемь.
Осматривать древний Булгар я ездил пару лет назад. Когда-то это был самый большой и самый богатый город Восточной Европы. Но вот то, что осталось от него сегодня, можно обойти минут за пятнадцать. Руины мечети. Здоровенный восстановленный минарет. Погрызенные временем фундаменты. Два склепа, в одном из которых реставраторы грудой свалили собранные по территории надгробные плиты. Крепостные валы. Перед входом на городище стоит ларек, в котором сонная продавщица торгует выкопанными из земли булгарскими монетками восьмисотлетней давности. Покупателей нет.
По винтовой лестнице я забрался на самый верх минарета и просидел там несколько часов, просто любуясь на окрестности и иногда украдкой выкуривая еще одну сигарету. В те годы, когда в Киеве жило двадцать пять тысяч человек, а в Суздале полторы тысячи, здесь, говорят, жило целых пятьдесят тысяч. Вон там стоял громадный дворец правителя. За ним начинался бесконечный торговый квартал. Восемьсот лет назад в Булгаре имелось несколько дюжин бань и полтора десятка учебных заведений. Сегодня от всего этого остался пустырь и пасущиеся на пустыре гуси.
Я прикуривал еще одну сигарету. Когда-то в этом городе жил поэт Кул Гали. На Руси собственных поэтов никогда не было, а в Булгарии — пожалуйста. Этот Кул Гали написал поэму о библейском красавце Иосифе, который всегда помнил: как бы прекрасна ни была жизнь, за ней обязательно последует смерть. В этой поэме девушка говорит Иосифу, что у него красивые глаза. «Глаза — это первое, что сгнивает после смерти», — отвечает Иосиф. Она восторгается его волосами, но Иосиф в ответ сообщает, что в могиле волосы не разлагаются, так и лежат поверх пустых черепов. Она говорит, что его лицо — будто лицо ангела.
— Через три дня после того, как я умру, открой мой гроб, — говорит возлюбленной Иосиф. — И с отвращением взгляни на то, что казалось тебе таким красивым.
Мораль: ничто не вечно под луной. Волжская Булгария блестяще подтвердила мысль своего уроженца. Это государство было богатым, но при этом мирным. Как вы понимаете: не самое выгодное сочетание. Полтысячелетия подряд Булгарию грабили все кому не лень. И даже после того, как ее столица наконец опустела, этот уже мертвый город еще долго разбирали на стройматериалы. Так что в наши дни от Булгара остался лишь пустырь размером в четыреста гектар. Но главное даже не это, а то, что сегодня никто уже и не понимает, почему от этого города вообще должно было хоть что-то остаться? Какое отношение он имеет к нашему с вами прошлому?
Официантка, наконец, принесла мне обещанную селедку. Та оказалась, и вправду, ничего. Я расплатился и вышел из ресторана. Мой поезд уходил через сорок минут, а нужно было еще успеть дойти до вокзала и забрать из камеры хранения рюкзак.
4
Из Ростова я двинул еще дальше на восток. Там, под Саранском, на этой неделе проводился праздник, который его организаторы позиционировали как главное событие года в календаре каждого уважающего себя язычника. Несколько дней назад я звонил из Петербурга в головной офис приволжского язычества и пытался выяснить, какова будет программа. Жрец, или кто уж там взял трубку, неразборчиво бубнил и не понимал, чего я от него хочу.
— Что значит «программа»?.. Ну, у нас ведь это каждый раз одинаково… Чего?.. Нет, человеческих жертвоприношений не будет… Ну, потому что у нас так не принято… Чего?.. Ну там, древние обряды, моления, прыжки через костер… Разврат с деревенскими девками?.. Ну, это уж как договоритесь.
Кондиционер в вагоне, как обычно, не работал. Дышать было нечем. Соседями по купе были какие-то неприятные люди. Мне будет трудно объяснить, в чем именно состояла их неприятность, но поверьте, вам бы они тоже не понравились. Вместо того чтобы валяться в купе, я стоял в тамбуре, прикуривал одну сигарету от другой и просто смотрел в окно. Там мелькала моя страна. С людьми в купе у меня был общий язык. И паспорт одного и того же цвета. И даже похожая форма носа. Но считать их «своими» было выше моих сил. Почему — пытался понять я.
Из Саранска до места, где язычники устраивали свои камлания, нужно было еще довольно долго ехать на машине. Дорога была чудовищная. Я сидел спереди, рядом с водителем. В одном месте вылетевший из под колес встречного грузовика камешек ударил нам в лобовое стекло. По стеклу поползла причудливая трещина. Водитель негромко матюгнулся, но руль из рук не выпустил и даже не стал останавливаться.
Сам праздник проводился на берегу озера. Оно было необыкновенно красивым. На такой декорации хотелось снять какое-нибудь дорогое кино. Язычников было от силы человек тридцать. Ну, может быть, пятьдесят. Сначала все долго готовили угощение и обнимались с прибывающими на «жигулях» единоверцами. Женщины рубили курам головы. Куры принимали смерть безропотно. Кто-то наперегонки лазал по вкопанному в землю бревну, кто-то кричал, что пора идти искать цветок папоротника. Я сидел в стороне и пытался угадать, дойдет ли дело до обещанного разврата или не дойдет? Шансов, что дойдет, было немного: молодежи на праздник прибыло мало. Подрастающее поколение язычников осталось в самом Саранске, потому что там в ту же ночь проходила дискотека с участием модного столичного DJ. Вот где, наверное, било настоящее веселье.
