Михаил Чулаки - Борисоглеб
С общего согласия близнецы улеглись на спины. И сразу замолчали в ожидании чудесного сна.
Дверь тихо открылась и мама вошла к ним в комнату. Когда-то давно она всегда заходила поцеловать их перед сном, но потом перестала, сказала: «Хватит, вы уже взрослые». И вот – вошла.
Неслышно, как мышка, она подошла и молча погладила по головам. Оба замерли под ее рукой.
– Бедные вы, бедные, – прошептала она наконец. – Взрослые уже. Взрослые мужчины, да? А живем тут как в монастыре.
Она гладила их по головам, потом ее маленькие ладошки спустились ниже – на шеи, на плечи.
– Кто же вас выберет, кто пожалеет? Какая девушка?
Мама гладила их по плечам, по груди. Они боялись пошевелиться.
– Я во всем виновата, что родила вас такими. Я. Я и одна помочь вам могу. Кто же кроме мамы вас полюбит? Кроме мамы и помочь вам некому.
Из окна в комнату вливался слабый свет. И близнецы не отрываясь смотрели, как мама встает, медленно расстегивает халат – а под халатом она оказалась как Венера из эрмитажного альбома.
– Я ведь тоже не старая, мальчики мои. Может, понравлюсь вам.
По радио часто передают арию, которую поет сладкий тенор: «И вот она без покрывала вдруг предстала предо мной».
Но никогда Борис и Глеб не смели думать, что счастье, доступное оперному красавцу, достанется и им.
Но мама медлила.
Не мама – мышка. Женщина, прекрасная как на картине – и маленькая родная Мышка.
Она стояла со стороны Глеба. И Борис видел, как поднялась сильная правая рука брата и потянулась к Мышке. Маленькая Белая Мышка вздрогнула от прикосновения, вытянулась и сразу наклонилась, шепча:
– Мальчики мои… кто же… какая другая…
Она гладила обоих, но больше доставалось Глебу, который был ближе.
Глеб вскочил бы, чтобы обнять женщину и повалить на тахту, если бы не висел на нем гирей брат. А так оставалось принимать ласки и ждать, что быстрая Белая Мышка что-нибудь сделает сама.
А Борису сделалось страшно. Это был не сладостный страх, пережитый недавно с Леночкой, а страх панический, позорный. Тогда с Леночкой была игра, он не мог идти до конца и Леночка не ждала от него этого – и потому можно было играть роль настойчивого и страстного мужчины. А сейчас не игра, сейчас не притворишься, сейчас надо доказать свое мужество на деле… Но вдруг не получится?! Вдруг он опозорится?! Постыдный страх наростал, захотелось в уборную, немедленно в уборную! Единственное желание, единственная страсть.
– Идем скорей, – хрипло сказал он. – Дупелиться. Не могу.
– Ты чего?
– Идем, говорю, скорей! Дупель-шесть!
Борис дернулся, чтобы привстать, таща за собой Глеба.
Почти всегда подобные позывы возникают у них в резонанс, но сейчас Глеб был весь захвачен непривычными ласками и резонанс разладился.
– Лежи ты!
– Идем! Скорей!
– Ну что вы, мальчики, идите, – шепнула Белая Мышка. – Я же никуда не денусь. Подожду.
Как были, голые, они заковыляли в уборную. Глеб слегка ворчал, но скоро ощутил, что цель похода близка и ему. Но при этом первым бздуном показал себя Борька – даже и удачно получилось.
Борис же едва успел донести свой груз до цели. Но все-таки – успел. И пережил облегчение, как громадное наслаждение, почти равное предстоящему.
– Я тоже, – пришлось признаться Глебу.
И Борис с удовольствием расслышал, что брат выдал примерно такую же порцию – а притворялся, что не хочет!..
Отдупелившись, они весело пришагали назад.
Мышка лежала, натянув одеяло на самый нос.
– Все в порядке? – спросила она обыденно.
И вопросом этим сделалась еще ближе и родней: значит, между ними нет стыда, ничего не нужно скрывать, стесняться – как не стесняются друг друга поневоле Борис с Глебом.
Страх у Бориса прошел совершенно: как получится, так и получится. Перед ним была ждущая женщина – но и мама, родная Белая Мышка, которая все поймет и не станет презирать его за то, что в первый раз может получиться не так уж здорово.
– Животом – хрипло сказал Глеб.
Скомандовал.
А какое право он имеет – командовать?!
– На спину, – ответил Борис.
Они видели ночью фильм по телеку, и там мужчина лежал на спине. Можно и так, значит.
Если бы лечь животом, Мышка оказалась бы со стороны Глеба – и значит, он надвинулся бы на нее первым. А если на спине, выберет она. Кого она выберет?
– Животом давай! – повторил Глеб.
– Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Все будет хорошо. Ложитесь на спинки, очень хорошо.
У них-то, раскормленных, «спинки»!
Маму они слушаются, и Глеб больше не спорил. Дружно спиной вперед близнецы вползли на тахту. И Мышка оказалась со стороны Бориса.
Он потянулся к ней, в первый раз робко погладил такую белую, такую нежную кожу. Мышка выпрямилась, стоя на коленях. И руки, и щупальца приподнялись к ней навстречу. А ее ласкающие ладони спускались от головы, от шеи – ниже… ниже…
Глеб попытался приподняться правым боком вслед за своей рукой, но большего он сделать не мог, прикованный к борькиной туше.
А Борис – Борис еще был не совсем готов, и Мышка это увидела, ощутила. Она поцеловала Бориса и, стоя на коленях, перешагнула к Глебу.
Вот она – столько лет запретная зона! И наконец Глеб оказался в ней законно. Зона ждала его, устроена для него… Все чувства сосредоточились в одной точке, как в боеголовке стартующей ракеты.
Дерганья Глеба напрягали и Бориса. Теперь и он был готов, совершенно готов.
Глебу казалось, он несется в каком-то неведомом пространстве, ускоряется – и головка взорвалась мягким сладким взрывом.
Нетерпение Бориса стремительно возрастало, пьяная от наслаждения кровь брата туманила голову, и Борис тоже взорвал свой заряд – из солидарности.
Но взрыв произошел далеко от цели.
Глеб лежал в блаженном изнеможении. Вместе с наслаждением он испытал и полное моральное удовлетворение: ну вот он и настоящий мужчина.
А Борису сделалось стыдно. Чем они занимаются! то-есть – с кем!.. И к тому же – без толку. Не донес. А Глеб – Глеб все сделал по-настоящему, по-мужски…
Мышка гладила Глеба.
– Вот и хорошо, вот и умница… А ты, Боренька?
Ее рука протянулась – и нащупала последствия катастрофы.
– Не вытерпел. Конечно, куда ж вытерпеть, когда рядом такое. Ну ничего, ты тоже молодец. В следующий раз ты – первый.
Борис почти утешился. Успокоился. С кем они занимались? Да с Мышкой же, с Белой Мышкой. И больше никого здесь нет. Мышка вся своя, стыдиться ее не нужно…
– Спите теперь, мальчики, – Мышка поцеловала обоих особенными мягкими губами. – Спите…
И исчезла.
Привычные слова просились на язык.
«Во дает, – чуть не сказал Глеб. – Дала!»
И не сказал.
«Лучше, чем с девчонками в школе, – чуть не сказал Борис.
– Те сами не умеют, а Мышка научит».
И тоже не сказал.
Не нужно было говорить.
Нужно было оставаться в новом незнакомом мире, в котором не говорят простых слов. Как во сне…
Наутро они завтракали как обычно. И никто не напоминал о том, что случилось ночью. Ни она, ни они.
Глеб усмехался про себя, но виду не показывал. Он чувствовал себя хозяином дома, повелителем. Еще вчера он был мальчиком, который должен слушаться маму. А сегодня он мужчина – и пусть женщина знает свое место.
А Борис думал, что если бы кто-то посмотрел сейчас на их семью со стороны, то никогда бы не догадался, что за столом сидит не мать со своими близнецами, а любовница с любовниками. А может быть, и про многих других – не догадываются? Живет себе одинокая мать с сыном, или отец с дочерью, или брат с сестрой – и кто знает, чем они занимаются по ночам?.. То есть с ними за столом не мама, с ними их Белая Мышка, но ведь и в других странных семьях найдется Кошечка или Курочка.
Потом Мышка ушла в свою комнату и уселась за машинку, а Борис с Глебом старались учить уроки, но у них не очень получалось. Они ведь стали совсем другими, случилось то, о чем они мечтали как о недостижимом счастьи, предаваясь жалким детским наслаждениям – случилось, вопреки их уродству! И после этого учить уроки, как вчера или позавчера? Мир изменился, а уроки остались?
День рассеял чары. Братья больше не пребывали в незнакомом мире – не во сне, но как бы за гранью яви и сна. Они сидели в своей надоевшей зеленой комнате, и слова просились наружу.
– А интересно бы сюда какую-нибудь отличницу! – предположил Глеб. – Урок анатомии и физиологии провести.
– Или училку молодую. Светлану Иванну лучше всего. – храбрясь подхватил Борис.
– Светочку-Котлеточку.
Светлана Ивановна как раз и преподавала анатомию и физиологию.
– Интересно, она ученикам своим дает? – уже уверенно продолжил дискуссию Борис.
– Отличникам.
– Или наоборот: объясняет на опыте тем, кто плохо понимает.
– Тогда все скажут, что плохо понимают.
– А мы бы ей сами урок анатомии устроили! – догадался Борис. – Такой анатомии она больше нигде не увидит!
