Алексей Кирносов - Простое море
— Да, — кивает головой Игорь. — «Аэгна» просит помощи. В час ночи выход.
— Да, пора идти. Я сейчас соберусь. Сядьте так, чтобы ко мне спиной. — Вера Владимировна указывает ему стул. Старушка, собрав со стола посуду, выходит из комнаты. Игорь садится и смотрит на детскую кроватку. Наверное, Аленка родилась уже после того, как тот погиб... А что это за старушка?
— Это ваша мама? — спрашивает Игорь.
— Нет, это его мать. Дочке здесь удобнее. Я ведь плаваю... Как вам удалось уйти с судна? Ведь вы на вахте.
— Да ерунда. Отпросился.
Скосив глаза, он видит, как Вера Владимировна натягивает длинный теплый чулок. Сердце начинает проделывать в груди какие-то не предусмотренные медициной кривые. Он никогда не мог подумать, что человеческая нога — это так прекрасно. Наверное, это совершенно особенная нога. Конечно, особенная, раз от такой красоты захватывает дыхание... Вера Владимировна замечает его взгляд, хмурится и показывает кончик языка. Игорь заставляет себя отвернуться, но это ему удается не сразу. Наконец она надевает пальто и говорит:
— Ну пойдем, штурман.
Игорь встает и, избегая глядеть на нее, выходит вслед за ней на лестницу.
— Как же все-таки вы удрали? — улыбаясь, спрашивает Вера Владимировна. — Может быть, без разрешения?
— С разрешения, — вздыхает Игорь. — Капитан влепил мне выговор за то, что я не хотел дать ваш адрес, но все-таки разрешил пойти самому. Он же не выйдет в море без радиста. Расчет!
— Ну разве можно так, Игорь Петрович. Ведь вы знаете, что Каховский ничего не забывает. Это мальчишество с вашей стороны.
Она хочет сказать еще что-то столь же укоризненное, но Игорь смотрит на нее такими ясными, влюбленными глазами, что Вера Владимировна останавливается и опускает руки. Он целует ее, не в силах оторваться и перевести дыхание, забыв о том, что она старше его на десять лет, забыв о ней, о себе и чувствуя только горячую силу, клокочущую в тесном для нее теле. И Вера тоже забывает о нем, о себе, о лестнице, потому что это ее первый поцелуй за три года. Думать можно будет потом... Наконец она отталкивает Игоря и шепчет:
— Сумасшедшие. Ведь нас ждут!
Они выбегают на улицу, в пургу, в перехлест вихрей, и даже всей силы стихии не хватает на то, чтобы охладить им лица.
18Ровно в час ночи «Нептун» отходит от причала и медленно движется к выходу из порта, осторожно раздвигая тупым носом плоские овальные льдины. Красный и зеленый огоньки, обозначающие концы входных молов, проплывают вдоль бортов судна. Капитан Каховский резко опускает вниз ручку машинного телеграфа.
Старший помощник капитана Михаил Васильевич Гулин включает щелевую лампу над прокладочным столом и записывает время поворота. Капитан подходит к столу. Набросав несколько строк на листке бумаги, он отдает листок помощнику.
— Отнесите радистке. Пусть передаст Демидову.
В радиорубке тепло и по-домашнему уютно. Пахнет мандаринами, изоляцией, духами. Не убирая руку с ключа, Вера Владимировна оборачивается к старпому, на секунду замешкавшемуся у двери.
— Проходите, Михаил Васильевич. Все равно здесь уже напачкано.
Старпом протягивает ей листок.
— Есть связь? Надо передать Демидову.
— Пока есть. Они уже на камнях. Тише.
Гулин ждет, пока она кончит прием радиограммы.
— Они затопили трюм, — говорит наконец радистка, пишет несколько слов на бланке и протягивает его старпому. — Тут их координаты.
Старпом читает и кривит губы.
— Плохо. Нам туда никак не подойти. Ну, я пошел наверх.
— Как вы думаете, долго они еще продержатся?
— Трудно сказать. Смотря как сели. В конце концов «Аэгну» разобьет. Это вопрос времени.
— Как это ужасно, — вздрагивает Вера Владимировна. — Такое в двадцатом веке!
— Добавьте: во второй половине. Но двадцатый век, голубушка, наступил еще далеко не везде и не для всех, — криво усмехается старпом. — Ну, мне пора.
Он надвигает шапку и выходит из радиорубки.
19Демидов почувствовал первый толчок ровно в полночь. «Аэгна» налетела кормой на камень. Ее подбросило, протащило днищем по грунту и стало бить бортом. Все произошло в одно мгновение. Демидов медленно перевел ручку телеграфа на «стоп». Теперь, когда потеряны оба якоря и судно сидит на камнях, машина уже не нужна.
— Осмотреть трюм! — кричит он беспорядочно движущимся огонькам на палубе. Огоньки — это фонари в руках матросов. Они собираются к середине судна. Демидов жадно ловит звуки, стараясь по ним определить, что происходит впереди. Он слышит грохот уключин, злые окрики боцмана, тяжелую божбу матросов. Он слышит зловещий скрип досок обшивки, стоны и бормотание радиста, сломленного морем. Только рев ветра проходит мимо его сознания. Демидов не слышит ветра. «Аэгна» стучит днищем о камни каждый раз, когда ее подбрасывает волна. Демидов уже вошел в ритм ударов, и перед толчком все его тело напрягается, как бы готовясь к прыжку, а сердце останавливается, будто ждет удара о камень, после которого оно или разорвется, или снова начнет лихорадочно биться. После удара Демидов расслабляет мускулы и несколько секунд, которые отпускает ему неумолимый ритм моря, смотрит во тьму невидящими и осыпаемыми водяной пылью глазами. В эти секунды он рычит зверем от обиды за бессилие человека перед слепой силой стихии. Пятнадцать человек, работая без минуты отдыха, могут только ненадолго отсрочить гибель судна и свою гибель. Здесь невозможно даже спастись на шлюпках. Их немедленно расколотит о камни вместе с людьми. Единственный шанс на спасение — спасение судна. Впрочем, это старый закон моря...
На мостик забирается боцман.
— Капитан, на тридцатом шпангоуте лопнула обшивка, — кричит боцман. — Мы ее кое-как подкрепили и заткнули щели ветошью. Еще такой удар — и все полетит к чертям!
«И так уже полетело все к чертям», — думает Демидов.
— Как там спасатель? Все еще чешется?
— Вышел! — кричит Демидов в ухо боцману. — Только это — обезьянский труд. Ему не подойти. Он здесь сядет!
— Капитан! — кричит боцман. — Затопи трюм!
Еще удар потрясает судно. Капитан и боцман хватаются за поручни.
— Затопи трюм! — повторяет боцман. — Сядем на камни, и нас не будет так колотить!
— Уже думал! — кричит Демидов. — А если тут яма? Утонем сразу!
— Сразу — лучше! — кричит боцман и долго в полный голос ругает ветер, его бабушку, мать и шестнадцать колен потомства.
— Зови механика! — кричит Демидов, напрягаясь при очередном ударе. — Но если утопим людей... — Он подносит кулак к носу боцмана.
— Все равно нехорошо! — орет боцман и скатывается с мостика.
Не оборачиваясь, Демидов чувствует, что сзади подошел механик.
— Будем притапливаться, — говорит Демидов. — Сейчас я уберу людей из трюма, а ты открывай кингстоны на оба борта.
— Ты в уме, капитан? — громко интересуется механик. Ветер срывает с него фуражку и уносит в темноту. Механик хватается за голову. — Хорошая была фуражка, — говорит он.
— Не будешь форсить в следующий раз. Шапку надо надевать в такую погоду. Открывай кингстоны. Сядем на камни и переждем ветер. А там нас снимет Каховский.
— Думаешь, поможет? А ты все взвесил?
У механика — высшее образование.
— Какое твое собачье дело, о чем я думаю! — орет Демидов. — Открывай кингстоны!
Слышно, как трещит обшивка. Или это только кажется? Разве услышишь что при таком ветре?
Через три минуты «Аэгна» начинает медленно погружаться. Удары о камни становятся чаще и резче. Вдруг шхуна стремительно валится на левый борт и, проскрежетав по камням, застывает накренившись, с задранным носом. Демидов в изнеможении приваливается к поручням. Ударов больше нет.
Демидов слышит рев ветра и чувствует, как смертельно устал. Липкая одежда давит на плечи и сковывает движения. Он спускается в каюту и сдирает с себя мокрые тряпки. Без стука заходит радист. Увидев голого капитана, останавливается у двери.
— Входи. Чего принес?
— «Нептун» прошел Сарген. Запрашивает координаты.
Демидов молчит.
— Запрашивает координаты и состояние судна, — повторяет радист.
— Каховский сюда подходить не станет... Впрочем, ладно, передай, что сидим на камнях. Пеленг на Койракаллио сто шестьдесят градусов. Дистанция — миль пять. Пусть попробует, если ему не хватает приключений.
20Проспав два с половиной часа и выпив полчайника крепкого до горечи чая, Август Лееман отправляется стоять вахту.
Все та же чернильная тьма. Тот же колючий снег. Только ветер стал тише. Море уже не треплет «Нептуна», как злой пацан малого щенка. Он методически кладет его по два раза в минуту на каждый борт.
