Людмила Стрельникова - Золотые часы
Хозяин шёл, не обращая внимания на пса, уверенный, что тот как привязанный, бежит рядом. Шли долго. На этот раз Татьяна не позволила им скрыться из виду, как это случилось в первый раз. Она то догоняла их, то, наоборот, отставала, прячась за встречные деревья, кусты, лавки и выступы в заборах. Толстые и мягкие носки позволяли скользить бесшумно.
Но хозяин привел её не куда-нибудь, а на бондарный завод, расположенный в южном районе города. Территорию его огораживал высокий деревянный забор, украшаемый в двух местах металлическими воротами. Хозяин подошёл к одним из них, внизу сплошным, вверху – решётчатым. Рядом с ними приютилась небольшая металлическая калитка, через которую и прошёл сторож с собакой. Сторожка располагалась тут же, за воротами, напоминая собой собачью будку увеличенного размера. Прямо за сторожкой начинали грудиться бочки самых разных размеров, с обручами и без обручей, рассохшиеся и новые. Территория перед заводом была пуста и просторна, образуя что-то вроде площади. По ней пролегала дорога, залитая светом фонарей и кончающаяся где-то за воротами. На некотором расстоянии от дороги лежали железобетонные кольца, приготовленные для строительства канализационного колодца. Метрах в двадцати от них в два ряда росли старые осины, обрамляющие с одной стороны площадь и соединяющие её с жилой частью города.
Не решаясь приближаться к заводу, Татьяна взобралась на одно из низкорослых деревьев и стала наблюдать за воротами. Сидеть на ветке с непривычки было крайне неудобно, но она упорно не слезала с выбранного поста, хорошо помня слово хозяина: «Послезавтра». В час ночи из калитки завода вышли сторож с собакой и куда-то направились. Спустившись с дерева, Татьяна крадучись двинулась за ними. Хозяин, несмотря на внешнюю неуклюжесть, шёл быстро, она еле поспевала, стараясь не упустить их из виду. Но вот они замедлили ход, и Татьяна поняла, что приближаются к цели. Вскоре хозяин остановился.
Они находились в восточном районе города, застроенном частными деревянными домиками. Здесь же возвышались и два пятиэтажных жилых здания.
Постояв в отдалении от них, покуривая сигарету, хозяин настороженно наблюдал за одним из пятиэтажных домов. Док смирно сидел у его ног. Наконец, бросив сигарету наземь, он что-то приказал псу, и оба быстро подошли к зданию. Улица была безлюдна. Татьяна спряталась за угол крайнего деревянного дома. Отсюда ей хорошо было видно происходящее напротив. Вот, оглядевшись по сторонам, сторож подошёл к угловому окну и, достав из-под полы какую-то тонкую железную пластину, сунул её в форточку. Через несколько секунд она открылась. Хозяин спрятал инструмент в пиджак, постоял, внимательно огляделся, затем взял Дока и помог ему пролезть в форточку.
Прошло минут десять. Хозяин ждал, хотя поза выражала непринуждённость человека, вышедшего подышать из своей квартиры свежим воздухом. Только изредка он зорко оглядывался по сторонам, в доли секунд оценивая обстановку.
Но вот в окне появился пёс. Он вспрыгнул на подоконник и, встав на задние лапы, выглянул в форточку. Чёрная фигура его почти сливалась с чернотой окна, но глаза Татьяны, настроенные именно на неё, угадывали очертания его сильного мускулистого тела. Хозяин поднял руку и что-то взял из его пасти. Затем Док опять исчез. Вторично он отсутствовал ровно столько, сколько требовалось времени, чтобы взять нужную вещь и снова вспрыгнуть на подоконник. Передав хозяину ещё что-то, он в третий раз вернулся в квартиру, но на этот раз явился без добычи, и хозяин, схватив его за передние лапы, вытащил наружу. Закрыв форточку, хозяин с Доком вернулись на бондарный завод. Татьяна отправилась домой.
Теперь стало ясно, почему Док разбирается в золоте и знает, что самый лучший подарок человеку – это золотая вещь. Встретившись с ним на следующий вечер и приведя его к себе в комнату, Татьяна грустно посмотрела на своего друга и тихо заговорила:
– Сколько проблем ты для меня поставил. Но я тебя не обвиняю, я понимаю тебя. Бедный пёс, ты любишь добро, а тебя заставляют делать зло, ты любишь ласку, а тебя заковали в цепи грубости, – она провела рукой по чёрной спине.
Док сидел у её ног, не шевелясь, и, слушая грустный голос, как бы понимая, что его винят, смотрел на неё виновато и покорно.
– По натуре своей ты – благородное животное, – продолжала рассуждать Татьяна, – намного благороднее человека. Ты рискуешь своей жизнью из преданности хозяину, который вскормил тебя. За доброе отношение к тебе ты пытаешься расплатиться золотом. Но не за всякую дружбу надо платить. Я привязалась к тебе сердцем, а не из корысти, и поверь мне – сердце связывает прочнее, чем самый дорогой металл.
Док слушал внимательно, уши его навострились, словно он боялся пропустить хотя бы одно слово и старался запомнить всё, что она говорит.
– Ты не виноват, что хозяин твой – вор. Дети не выбирают родителей, собаки – хозяев, кому что достанется. Ты понимаешь, что он плохой человек, но не знаешь, как от него избавиться. Я помогу тебе.
Избавиться от хозяина не представляло труда – достаточно было только заявить в милицию. Но Татьяна не спешила. Ночь, проведённая в доме хозяина, через неделю покрылась туманом сомнений. Золото ли видела она на столе или груду железок для какого-нибудь мотоцикла или велосипеда? Мало ли что могло ей померещиться в узкой дверной щели при тусклом свете свечи. В тот момент она была слишком напугана, чтобы реально воспринимать происходящее. Татьяна ходила мимо отделения милиции день, второй, третий, не решаясь переступить порог органов правопорядка. «Действительно ли Док передавал через форточку золотые вещи? А если не их, так что же тогда? Как в чужой квартире собака могла разыскать их?» Татьяна мучилась сомнениями и ещё больше запутывалась в своих домыслах.
«Надо проследить за хозяином ещё раз, – решила она. – Если всё повторится, значит, сомнений больше не может быть. Останется только обо всём рассказать в милиции. К тому же, за две кражи у него соберётся несколько золотых вещей. При обыске это будет серьёзная улика».
С этого дня, как только Док убегал от неё, она быстро переодевалась в обычный свой костюм; рубаху, брюки, носки – и спешила к старому деревянному дому. Две недели ей не удавалось заметить в поведении Лапина ничего предосудительного. Он ходил с псом на работу и вёл себя ничем не хуже обычного сторожа. Татьяна измучилась, не досыпая по ночам, но упорно продолжала вести наблюдения.
Никаких гостей больше в доме Лапина не появлялось. Только однажды, отправившись по делам службы в южный микрорайон города, она неожиданно столкнулась с матерью хозяина. Не узнать её было невозможно: сын являл собой вылитый портрет матери. Старуха казалась только пошире и посутулее, даже в походке их было что-то общее. Она шла по улице прямо на Татьяну, и в первую минуту той захотелось свернуть за угол или перейти на противоположную сторону улицы. Но в следующий момент она взяла себя в руки, вспомнив, что ни Лапин, ни его мать никогда её не видели, и пошла навстречу. Старуха была одета в тёмно-коричневое с жёлтыми цветочками платье, спускавшееся ниже колен. Из-под него выглядывали ноги в простых коричневых чулках и обычных домашних тапочках. Поверх платья была накинута серая шерстяная кофта, на голове повязан платок.
Татьяна поравнялась с ней и, набравшись смелости, взглянула на неё в упор. Но Лапина не обратила на молодую женщину никакого внимания, прошаркав с безразличием мимо, и вскоре свернула во двор одного из многоэтажных жилых домов. Что-то мрачное, зловещее почудилось Татьяне в глазах старухи, и она невольно повернула за ней.
И тут вдруг в памяти Татьяны всплыла цветастая тряпка на спинке стула в доме Лапина. Да, это было платье. Теперь она отчётливо вспомнила эти мелкие жёлтые цветы по коричневому полю. Значит, мать посещала сына уже после её прихода.
Татьяна свернула в тот же двор, что и мать хозяина, и вскоре увидела её рядом с двумя пенсионерками на скамейке возле одного из подъездов. В отличие от той характеристики, которую дала Лапиной соседка, она выглядела, наоборот, словоохотливой и вела оживлённый разговор со своими сверстницами. Усевшись на скамейке возле противоположного дома так, чтобы не попадать в поле зрения беседующих, Татьяна стала наблюдать за матерью Лапина. Но та была увлечена разговором и не обращала внимания на окружающих. Проболтав с пенионерками целый час и вдоволь насытившись разговором, она, наконец, встала, но направилась не в подъезд, как ожидала Татьяна, а дальше по улице. Татьяна собралась было последовать за ней, но передумала, решив: старуха от нечего делать болтается по всему городу, и за ней не угнаться. Вскоре она забыла о Лапиной, продолжив свои наблюдения за ее сыном.
Третья неделя прошла так же безрезультатно. Но в начале четвёртой недели, во вторник, как только хозяин вышел из калитки своего дома, она почувствовала каким-то шестым чувством, что сегодня он собирается «на дело». Лапин шёл спокойно, вразвалку, но Татьяне казалось, что в его обрюзгшей фигуре есть особая звериная настороженность, предрешённость.
