Ивлин Во - Мерзкая плоть
Кроме Доджа, там имеются несчетные старые горничные, которые с утра до ночи трусят взад-вперед с кувшинами горячей воды и чистыми полотенцами. Имеется там и молодой итальянец, который выполняет почти всю работу и выслушивает оскорбительную ругань Лотти — она как-то застала его в ту минуту, когда он пудрил себе нос, и не дает ему об этом забыть. Это чуть ли не единственный эпизод из ее личной жизни, который она предала широкой гласности.
В гостиной Лотти, этом главном средоточии жизни «Шепарда», размещается богатое собрание снимков мужской половины едва ли не всех царствующих фамилий Европы (кроме бывшего германского императора, так и оставшегося в изгнании, несмотря на то, что в связи с его вторым браком отношение к нему заметно потеплело). Здесь запечатлены на фотографиях молодые мужчины, верхом берущие барьеры, пожилые мужчины — победители на «классических» скачках, отдельно лошади и отдельно молодые мужчины в тесных белых воротничках и в гвардейских мундирах. Есть карикатуры работы «Шпиона» и снимки, вырезанные из иллюстрированных журналов, многие с кратким некрологом «Пал на поле боя». Есть снимки яхт с распущенными парусами и пожилых мужчин в яхтсменских кепи; есть несколько забавнейших снимков автомобилей первых марок. Есть считанное число писателей и художников, и нет ни одного актера, ибо Лотти, как истинный сноб старого закала, превыше всего ценит деньги и титулы.
Когда Адам вошел в гостиницу, Лотти стояла в холле и ругала лакея-итальянца.
— Совсем нас забыли, — сказала она. — Входите, входите. Мы тут как раз собрались выпить. Встретите многих старых знакомых.
Она повела Адама в гостиную, где сидело несколько мужчин — ни одного из них Адам раньше не видел.
— С лордом Какбишьего вы, конечно, все знакомы? — спросила Лотти.
— Мистер Саймз, — поправил Адам.
— Да, голубчик, я так и говорю. Ведь я вас знала, когда вас еще на свете не было. Как ваш батюшка, жив-здоров?
— Нет, к сожалению, умер.
— Подумать только. Я бы вам могла кое-что о нем порассказать. Ну а пока знакомьтесь. Это мистер Забылафамилию, вы его, наверно, помните. А вон тот в углу — майор, а это мистер Нукакего, а это американец, а вот король Руритании.
— Увы, бывший, — сказал печальный мужчина с бородой.
— Бедненький, — сказала Лотти, питавшая слабость к коронованным особам, даже свергнутым с престола. — Такое, право, безобразие. После войны взяли и выгнали в шею. И ни гроша в кармане. Много-то у него никогда не было. А теперь и жену его упрятали в желтый дом.
— Бедная Мария-Христина. Это правда, что миссис Крамп сказал. У нее мозги совсем нет. Она думает, все люди — бомба.
— Что правда, то правда, — горячо подхватила Лотти. — Я в субботу возила короля к ней на свидание (не хочу, чтобы он ездил третьим классом). Жалко ее до слез. Все время подпрыгивает, дрожит. Ей мерещится, что в нее что-то бросают.
— И одна вещь странная, — сказал король. — Во всех моих родных бросали бомбы, а в королева никогда. Мой бедный дядя Иосиф, его разорвало на куски в опере, моя сестра нашла три бомба в своей постели. А моя жена — никогда. Но один день горничная причесывала ее перед обедом и говорит: «Ваше величество, повар брал урок от повара французской миссии…» Еда в моем доме не была, как вы говорите, шик. Баранина горячая, завтра баранина холодная, потом та же баранина опять горячая, но вкус хуже, не шик, вы понимаете… «Он брал урок от французского повара, — говорит горничная, — и приготовил одна большая бомба. Это сюрприз к обеду сегодня, для шведский посланник». Тогда бедная королева сказал «ах», вот так, и теперь ее бедные мозги перепутался.
Бывший король Руритании тяжело вздохнул и закурил сигару.
— Ну что ж, — сказала Лотти, смахнув слезу, — давайте выпьем. Вот вы, ваша честь, судья Каквастам, может, угостите общество?
Американец, которого, как и остальных слушателей, рассказ экс-короля взволновал до глубины души, ответил с поклоном:
— Я почту за большую честь, если его величество, и вы, миссис Крамп, и все присутствующие джентльмены…
— Вот и молодец, — сказала Лотти. — Эй, где там мой сказочный принц? Опять небось пудрится. Ну-ка, Нэнси, отложи косметику и иди сюда.
Итальянец появился на пороге.
— Бутылку вина, — сказала Лотти. — Запишешь на судью Какего. (В гостиной у Лотти «вино», если сорт не оговорен особо, означает шампанское. Еще там процветает таинственная игра в кости, где каждая партия кончается тем, что кто-нибудь преподносит по бутылке вина каждому из участников. Впрочем, Лотти — справедливая душа: выписывая счета своим постояльцам, она обычно устраивает так, что за все платят самые богатые.)
После третьей или четвертой бутылки Лотти сказала:
— А знаете, кто сегодня обедает у нас наверху? Премьер-министр.
— Я никогда не любил премьер-министры. Они все говорят, говорят, говорят. «Сэр, вам надо подписать вот это». «Сэр, вам надо поехать сюда и туда». «Сэр, вам надо застегнуть эту пуговицу, прежде чем дать аудиенция черному послу из Либерии». Ха! После войны мой народ дал мне по шапке, но моего премьер-министра они выбросили из окна, прямо бух — и на землю. Ха-ха.
— Причем обедает не один, — сказала Лотти, очень хитро подмигнув.
— Кто, сэр Джеймс Браун? — спросил майор, шокированный, несмотря ни на что. — Быть не может.
— Нет, фамилия ему Фрабник.
— Он не премьер-министр.
— Нет, премьер. Я в газете читала.
— Нет, не премьер. Он ушел с поста на прошлой неделе.
— Ну и чудеса. Все время они меняются. Просто сладу с ними нет. Додж! Додж! Как зовут премьер-министра?
— Простите, мэм, не расслышал.
— Как зовут премьер-министра?
— Нет, мэм, нынче не ожидается. Мне, во всяком случае, ничего не сообщали.
— Невозможный старик. Как зовут премьер-министра?
— О, прошу прощения, мэм, я вас не понял. Сэр Джеймс Браун, мэм, баронет. Очень приятный человек, так мне говорили. Консерватор, если не ошибаюсь. Они из Глостершира, как будто так.
— Ну, что я говорила? — торжествующе воскликнула Лотти.
— Это очень удивительная вещь, ваш конституция, — сказал бывший король Руритании. — В детстве меня все время обучали только британская конституция. Мой домашний учитель был раньше учитель в вашей школе Итон. А теперь, когда я приехал в Англию, тут все время новый премьер-министр, и никто не знает, который какой.
— Понимаете, сэр, — сказал майор, — это все по вине либералов.
— Либералы? Да. У нас тоже были либералы. Я вам расскажу. Я имел одна золотая вечная ручка. Мой крестный, добрый эрцгерцог Австрийский, подарил мне одна золотая вечная ручка с орлами. Я любил моя золотая вечная ручка. — Король прослезился. Ему теперь не часто доводилось пить шампанское. — Я очень любил моя золотая вечная ручка с маленькими орлами. И один день у нас стал министр-либерал. Граф Тампен, человек чрезвычайной скверности, миссис Крамп. Он пришел ко мне говорить, и стоял около моего секретера, и говорил слишком много — про что, я не понимал. А когда он ушел — где моя золотая вечная ручка с орлами? Тоже ушла.
— Бедный король, — сказала Лотти. — Вы не унывайте, лучше выпейте еще бокал.
— … Почту за большую честь, — сказал американец, — если ваше величество, и эти джентльмены, и миссис Крамп…
— Додж, пришлите-ка сюда моего херувимчика… Эй ты, судья просит еще бутылку вина.
— Зачту по большую честь… почту за большую честь, если миссис величество, и эти джентльмены, и его Крамп…
— Молодец, судья. Сейчас принесут еще бутылку.
— Почту за большую Крамп, если его джентльмены, и эти величества, и миссис честь…
— Да-да, судья, все правильно. Вы там смотрите, друзья, как бы он не свалился. И пьют же эти американцы.
— … Почту за величество Крамп, если миссис джентльмен…
И его честь судья Скимп из федерального верховного суда залился громким смехом. (В оправдание всех этих людей следует напомнить, что никто из них еще не обедал.)
В комнате, между прочим, находился также некий молодой человек с усами, на вид очень тихий и корректный. До сих пор он молча пил в своем уголке, лишь изредка бросая судье Скимпу короткое «за ваше», а теперь вдруг поднялся и сказал:
— Держу пари, что вам этого не сделать.
Он выложил на стол три монеты по полпенса и не спеша подвигал их, после чего гордо вскинул голову.
— К каждой монете я прикоснулся всего пять раз, — сказал он, — и два раза поменял их местами. Ну-ка, кто так сумеет?
— Вот это ловкость рук! — сказала Лотти. — И где только вас такому обучили?
— Один тип в поезде показал.
— Мне кажется, это нетрудно, — сказал Адам.
— А вы попробуйте. Не выйдет. Держу пари на что хотите.
— На сколько, например? — Лотти сияла, такие вещи были в ее вкусе.
— На сколько хотите. На пятьсот фунтов?
