Леонид Сергеев - Летние сумерки
Положив трубку, Ирина закрыла глаза и долго сидела неподвижно, встревоженная, смущенно-радостная.
Весь следующий день Ирина была необычно возбуждена, несколько раз про себя проговаривала телефонный разговор, вспоминала не совсем твердый, но приятный и спокойный голос, пыталась представить этого, так неожиданно появившегося мужчину. Галя заметила состояние подруги, а узнав в чем дело, потребовала подробно пересказать разговор.
— Навряд ли он позвонит, — охладила она Ирину. — Налил глаза, и ему все равно, с кем встречаться. А на утро все позабыл.
Но он позвонил.
— Ира. Это Володя. Я звоню вам с работы. У меня ночное дежурство, так что сегодня не буду уговаривать вас встретиться.
Ирина облегченно вздохнула.
— Давайте просто поболтаем, если не возражаете, — продолжал он. — Сейчас только закурю.
— А что за дежурство? — поинтересовалась Ирина.
Он рассказал, что работал шофером на бензовозе, но на кольцевой дороге попал в аварию, потерял сознание, горел, на руках остались следы ожога, от того сотрясения иногда побаливает голова; врачи не разрешили сидеть за баранкой, с тех пор работает сторожем на автобазе.
Ирина искренне пожалела о случившемся, но втайне подумала, что это судьба посылает их друг другу и что теперь ему, не совсем здоровому, будет легче понять ее, ущербную.
— Вот сижу здесь в сторожке, собираю один приемничек, — продолжал он. — Вон мой пес Тарзан на полу похрапывает… Ну что еще сказать о себе, чтобы вы уж все знали? Мне тридцать лет. Внешне я ничего особенного. Характер, говорят, покладистый… Живу один. Женат не был. Так все сложилось. Весь мой скарб: стол, тахта да шкаф… Увлекаюсь радиоприемниками. Собираю разные схемы, так что если вам что нужно починить, пожалуйста… А вы, вы какая?
— Внешне?
— И внешне, и вообще…
— Мы как в бюро знакомств, — проговорила Ирина. — Внешне я не очень, даже хуже… А как человек… находят милой, впечатлительной… А вот работа у меня замечательная.
Ирина рассказала про оранжерею, про Галю, про выставку. Они проговорили до полуночи. Прощаясь, он сказала:
— Ира! Ничего, если я вам и завтра позвоню! Я всю эту неделю заступаю в ночь.
— Конечно, Володя, звоните, — с радостной готовностью отозвалась Ирина. — С вами интересно разговаривать. Мы оба собачники, и вообще оба… — она чуть на сказала «неудачники», но вовремя осеклась.
Он звонил каждый вечер. У них оказалось много общего: им нравились одни и те же фильмы и телевизионная передача «В мире животных», одно и то же время года — осень, оба давно мечтали съездить в Крым, оба собирали пластинки, обоим нравился стиль ретро. За неделю Ирина настолько привыкла к его голосу, что для нее стали необходимостью эти вечерние разговоры.
Теперь с работы она спешила домой; меньше, чем раньше, выгуливала Фейри, поминутно посматривала на будильник, дожидаясь девяти часов, когда он заступал на работу, вскакивала на каждый телефонный звонок и огорчалась, если звонили соседям. Теперь и с Галей по телефону они только перекидывалась несколькими словами:
— Звонил?
— Нет, еще.
— Если назначит свидание, пойдешь?
— Ни за что!
— Ну и дура! Иди, не бойся! Может, он вообще дефективный.
— Нет, что ты! Он умный, скромный и, я уверена, симпатичный.
— Тогда все поймет, роман с тобой закрутит. Может недолгий, но все же.
— А если повернется и уйдет? Или останется из жалости? А мне жалость не нужна.
— Чего гадать! Иди, и все. Как будет, так и будет.
— Нет, не пойду. Так лучше. Так у меня хоть есть поклонник. Хоть невидимый, ну и пусть… Представляешь, он, как и я, хранит старые пластинки. И любит цветы. Комнатные. У него есть кактус, а ведь кактус, сама знаешь, это цветок холостяков. Смешно, да?.. Конечно, рано или поздно он перестанет звонить. Ну и пусть. Ладно, Галь, пока, он уже должен звонить. Я тебе потом перезвоню.
Теперь, засыпая, Ирина уже не представляла себя фигуристкой и лыжницей, она оставалась цветочницей, и ее окружали не киногерои — с ней был только один человек — Володя; они жили в ее комнате, по вечерам вместе гуляли с Фейри, смотрели телевизор или Володя собирал радиоприемник, а она, Ирина, вязала ему свитер; а летом они отправлялись в Крым, к морю.
В конце недели он сообщил, что у него будет два выходных и что они должны наконец повидаться. У Ирины похолодело в горле, торжество и страх охватили ее; много часов она пребывала в тревожной растерянности, провела бессонную ночь и была готова отдать всю оставшуюся жизнь, чтобы только несколько деньков быть здоровой чтобы Володя влюбился в нее…
Субботу и воскресенье Ирина провела у родителей, один раз не вытерпела, позвонила соседям узнать, кто ее спрашивал. Дора сообщила, что несколько раз звонил «какой-то очень вежливый мужчина», но скрыла, что сказала ему то, чего не решалась сказать сама Ирина.
В понедельник в оранжерею пришло указание: «срочно восстановить газон на таком-то объекте» — оказалось, к школе подводили новые коммуникации и строители, как это обычно бывает, перепахали не только газон, но и подпортили кустарник и деревья: вдоль наспех засыпанной траншеи валялись раздавленные бульдозером кирпичи, обрезки труб, куски битума. До обеда девушки за рабочих убирали территорию, после обеда за группу озеленения подправляли кустарник, обвязывали и ставили в распорки изуродованные деревья и только к вечеру занялись газоном. Домой Ирина приехала поздно; только вошла, раздался звонок.
— Ира, куда же вы пропали? Были у родителей?! И даже ничего не сказали, не предупредили. А я скучал… Эту неделю я работаю с утра, так что все вечера свободен. Назначайте любой день, и мы наконец повидаемся. Мы уже столько времени перезваниваемся… Это, конечно, романтично, но…
— Нет, нет, — испуганно проговорила Ирина, и слезы навернулись на ее глаза. — Простите меня, Володя, но я не смогу. Давайте все оставим как есть. Так лучше, поверьте… Останемся просто друзьями… по телефону… Позвоните мне, пожалуйста, завтра, я вам все объясню.
Ирина решила все рассказать, во всем признаться; усталая, расстроенная, она легла на тахту и долго беззвучно плакала. Ей приснился страшный сон — ее цветы в оранжерее завяли и лежат, словно скошенные, на земле, а домашние, комнатные, поникли и с них один за другим опадают лепестки; впервые во сне она не улыбалась.
И все-таки признаться у нее не хватило духа. Когда на следующий день он позвонил, она долго молчала.
— В чем дело, Ира? — растерянно спрашивал он. — Почему вы молчите?
— Я плачу… разве вы не слышите?.. Не нужно было всего этого начинать. Я гадкая. Я должна была вам сразу сказать, что мы никогда не встретимся.
— Но почему, Ира? По-моему, вы очень хорошая… Знаете, я все время о вас думаю, мне все время вас не хватает.
— Прошу вас… не нужно… пожалуйста, — сбивчиво взмолилась сквозь плач Ирина и положила трубку.
Но он позвонил снова.
— Ира, я все решил. Я сейчас к вам приеду!
— Нет! — чуть не крикнула Ирина и в смятении бросила трубку.
Но тут же опять раздался звонок.
— Ира! Я все равно сейчас приеду, так и знайте! Я человек отчаянный!
— Подождите! — Ирина уже хотела все сказать, но в трубке послышались короткие гудки.
«Как он узнает адрес? А если уже узнал в оранжерее или через милицию?» — с паническим ужасом Ирина беспомощно металась по комнате.
…Ему открыла Дора и расплывшись в улыбке, заговорщически проговорила: «Дома, дома», — и кивнула на дверь, из-за которой доносилась музыка.
Он постучал, но никто не отозвался; приоткрыв дверь, заглянул во внутрь — к нему подбежала Фейри, отчаянно завиляла хвостом, заскулила и бросилась к тахте, на которой лежала ее хозяйка — лежала на спине, вытянувшись, в легком платье, с обнаженными ногами, ее глаза были закрыты, она улыбалась; на столе стоял включенный проигрыватель, звучала мелодия в стиле ретро.
— Здравствуйте, Ира! — сказал он, но она не ответила.
Он подошел ближе и увидел на полу рассыпанные таблетки и записку: «Дорогой Володя! Спасибо Вам за все. За то немногое счастье, которое Вы мне дали».
Он бросился к Ирине, стал ее тормошить.
«Скорая помощь» приехала через пятнадцать минут. Врачи поставили диагноз «острое отравление».
…Ирину выписали через неделю. Он приехал за ней на такси с букетом ее любимых белых роз. Ирина увидела его еще издали сквозь стекло вестибюля — он был именно таким, каким ей и представлялся — светловолосым, крепким, чуть сутуловатым молодым мужчиной в кожаной куртке. Разволновавшись, Ирина решила пойти без палки и, собрав все силы, стараясь скрыть хромоту, направилась к выходу. Она вышла и тревожно заглянула ему в глаза, а он улыбнулся, протянул цветы и просто сказал:
— Здравствуй, Иришка!
Они сели на заднее сиденье такси, он обнял ее и шепнул:
