Марина Аромштан - Жена декабриста
У разных людей бывают разные судьбы. Бывает злая судьба, бывает судьба счастливая, судьба необычная. А у Леши судьба милая. Краснощекая такая, с целым подносом сладких булочек. Она ему: «Отведай, Лешенька, с повидлом!» Он — хрум-хрум — съел булочку и доволен жизнью. Но однажды судьба его обманула — подсунула булочку в виде меня. И начинка в ней оказалась из лебеды. Эта трава съедобная, но горькая. Бабушка с мамой ели в эвакуации щи с лебедой — во время «настоящей войны». Но тут нужно закалку иметь — чтобы не подавиться. И к тому же знать, как вымачивать. А Леша не знал, и непривычная горечь его поразила.
***Он хотел бы меня утешить: я все утрирую. Мне пора перестать быть такой романтичной. Я не умею считаться с реальностью, не понимаю простых вещей. Журнал — финансовый документ. Как можно относиться к нему так небрежно? И по поводу праздника я не совсем права. Если какие-то стихи показались мне не совсем уместными, их следовало заменить, а не устраивать вялый саботаж! (Леша доволен найденным определением.) Что в результате изменилось? Только создала себе лишние сложности. И эта впечатлительность, по поводу цинковых гробов… Ужасно, конечно, что погиб мой одноклассник. Но он не был мне близким человеком, ведь так? (А что, если соврать? Сказать, что Женька учил меня целоваться?) Да, сложная штука жизнь. И интересы страны порой требуют человеческих жертв. Иногда больших жертв! (Он вздыхает.) Но — ничего не поделаешь! И не надо так много думать о смерти.
Леша очень заботливый, очень внимательный. Надо предложить ему тему для обсуждения: он в виде потенциальной жертвы во имя интересов страны. (Я невольно прикидываю размеры цинкового гроба.) Какие такие интересы? Да найдутся — были бы жертвы!
— Ася, тебе надо развеяться. У меня есть подарок. — Он делает хитрые глаза — как фокусник с отклеившимися усами. — Коллектив аспирантов нашего института едет на экскурсию в Звездный городок. Мне разрешили взять тебя.
***— По-моему, этот Леша — очень положительный. — Мама садится рядом и гладит меня по руке. — И симпатичный такой. Рост у него… подходящий. И глаза такие красивые. Голубые.
— Мама, я не люблю голубые глаза.
— Ты не права, Асенька, не права.
Что случилось с моей мамой? Может, ее подменили? Инопланетяне? Вживили ей в мозг секретный электродик? И она теперь ведет такие странные беседы:
— Мне лично всегда нравились голубые глаза. У нас в институте на другом курсе учился один молодой человек — такой высокий, белокурый. С голубыми глазами.
Леша должен был ей заплатить — как Фауст той старухе, что сводила с ним Маргариту.
— Этот молодой человек, — у мамы делается озорное лицо, — он начал за мной ухаживать. Но однажды пришел к нам домой, — мама вздыхает, — а там бабушка. Как принялась у него выпытывать, кто он, да откуда. Будто он на допрос попал.
— И что? — я уже догадалась, «что».
— Ну, ему это очень не понравилось. И он исчез. Перестал звонить.
Вот бы Леша, встретившись с моей мамой, перестал звонить! А мама? Как она может вздыхать, когда у нее был отец? Но это — запретная тема.
— Ася, нужно думать о будущем. Ты не ходишь никуда, кроме школы. У тебя нет компании. Где ты можешь познакомиться с будущим мужем? Леша — просто подарок судьбы. (Я вздыхаю, представляя Лешу в коробке из-под торта с ленточкой.) Ты ведь не хочешь остаться старой девой?
Что я слышу?
— Мама, где ж ты была раньше? Ты приложила к этому столько усилий! Я целиком продукт твоего воспитания — твоих пуританских взглядов на жизнь. Мне даже не претит мысль о железных трусах, запирающихся на замок. В лучших традициях рыцарских отношений.
— Перестань ерничать. Я просто думаю, что со временем ты могла бы выйти замуж, создать семью, родить ребенка…
— За Лешу, что ли?
— Ну, не обязательно, — мама лукавит. — И, конечно, я не призываю тебя бросаться на шею первому встречному. Я считала и считаю, что нужно выходить замуж девушкой. Это важно…
— Что важно? Ну, скажи, скажи.
Мама краснеет, однако она способна быть решительной.
— Для мужчины важно самому нарушить девственность своей жены. Так считается.
— Господи, мама! Даже в жутком Средневековье многие обходились без этого. Им мешало право первой ночи.
— Это лишь подтверждает мои слова. Господин отбирал у вассала лакомый кусочек. Лишать девушку девственности считалось особым наслаждением.
— Делать женщине больно — это особое наслаждение? Я начинаю думать, что садизм и склонность к насилию — видовое качество мужчин.
Мама смущается.
— Это не всегда бывает больно. Может обойтись и без боли. Если мужчина не будет торопиться. Если он будет осторожен, умел, ласков.
— Ой, слушай! — мое лицо озаряется светом. — Давай, я позову Лешу в гости. И ты прочитаешь ему лекцию о первой ночи. Вдруг он не знает? Кстати, нужно выяснить, достаточно ли у него практического опыта. Может, он не подойдет нам по этому параметру?
Мама уже устала, но не хочет сдаваться.
— Между прочим, он вчера звонил. И сегодня будет звонить.
— Меня нет дома.
— Не отталкивай человека понапрасну. Знаешь поговорку: «Не плюй в колодец, пригодится — воды напиться»? Потом будешь жалеть. Сидеть в одиночестве и жалеть.
Какая же все-таки эта мама! И как она умудряется всегда настаивать на своем?
***Леша встречал-провожал и дарил цветочки. А я ходила с ним в Малый театр и позволяла себя целовать. В Малом театре было неинтересно и плохо слышно. К тому же не получалось целоваться в губы. Слишком близко чужое лицо. Слишком близко чужое дыхание. Пусть лучше в шею. Он как-то потянулся, а я откинула голову и слегка подтолкнула его вниз, вниз — так что губы соскользнули к открытому вороту. И он совсем обалдел — от запаха кожи, духов и близости груди. Я подумала: так ничего. Даже приятно. И он довольно смешной, когда сопит. Может, что-нибудь и получится. Не буду плевать в колодец. И как теперь плюнешь, если он уже приручился? Он все спрашивал, одурев от поцелуев: «Ну, скажи, девчонка, скажи: любишь?» Пестовал свои деревенские ухватки — считал их отличительной особенностью, этаким «личностным стилем». Мне приходилось отшучиваться: я должна подумать. А он мне мешает: навалился, прижал к перилам, заслонил свет.
Может, эта бодяга так и тянулась бы, так и тянулась, если б не поездка в Звездный городок. Очень не вовремя она случилась, совсем не вовремя. Вместе с образцово-показательными аспирантами меня удостоили чести посетить Музей подарков космонавтам, и это совершенно не помогло мне развеяться. Я смотрела на лакированный сноп с ленточкой в серпах и молотах, на портреты вождей из кукурузных хлопьев и на горстку земли с родного болота не помню кого, которую чуть не развеяли в космосе, — на все невероятные дары, которые рабочие и крестьяне неизвестно зачем преподнесли космонавтам. Смотрела и думала: какое мне до этого дело?
А Леша вдохновился необычайно. По дороге домой он все повторял: «О! Ты видела часы, побывавшие в космосе! Они тикали на запястье Германа Титова!» И еще, и еще. Если б не это его вдохновение, не восторженный блеск в глазах, мы бы потыкались друг в друга и разошлись. А здесь на меня накатила волна раздражения, смешавшая все водно — недавние похороны, детский праздник, недорисованный снег, Галину Васильевну — и Лешу. Он вдруг вписался в ряд — инородного, чуждого, неприятного.
И когда стал дышать в волосы и вопрошать свое обычное, ритуальное, доведенное до автоматизма: «Эх, девчонка, девчонка! Какая же ты глупая! А мне нужно, чтобы ты меня любила. Ну, скажи: любишь?», я отстранилась и сказала — спокойно и твердо:
— Нет, Леша. Я тебя не люблю.
Плюнула в колодец.
Вода на дне сморщилась, удивляясь, сопротивляясь услышанному.
— Ася! Что ты говоришь? Что ты такое говоришь, Ася?
Я не хотела его обижать, делать больно.
И если сейчас, вот прямо сейчас пожалеть, запустить пальцы в волосы, притянуть к себе, подставить шею, — еще можно все исправить.
Но у меня плохо получается быть сладкой булочкой. И, видимо, что-то отражается на моем лице — долго оно будет так себя вести, это лицо? — что-то такое, отчего Леша, взглянув на меня, резко поворачивается, бросается прямо к открытому окну и перемахивает через край.
Это ужасный поступок, и надо бы содрогнуться.
А я — ничего. Мне даже не страшно. Ведь у Леши милая судьба. Она подвела всего один раз. Но — не сейчас: мы с мамой живем на первом этаже. На низком первом этаже. Вряд ли Леша об этом забыл. Он не хотел рассчитаться с жизнью. Просто так — разыгрались нервы. Скоро он обойдет дом кругом и позвонит в дверь — чтобы взять свою сумку, с проездным билетом. У него льготный, и он не захочет тратить на метро лишние деньги.
Глава 3
Я сижу в кресле, завернувшись в плед. Мне тихо и плохо. Хорошо, что сейчас выходные. А с понедельника— каникулы. Можно придумать болезнь и не ходить в школу. Чтобы никого не видеть. Чтобы нечаянно не столкнуться с Галиной Васильевной.
