Эмиль Брагинский - Учитель пения
– Это я виноват, погубил собаку! – говорил Ефрем Николаевич.
– Да брось ты себя мучить! – возразил Дима.
– Погубил! – почти беззвучно прошептал Соломатин. – Я во всем виноват и никогда себе этого не прощу!
– Срок ордера кончается… – напомнила Клавдия Петровна.
– И нашу квартиру могут передать другим! – добавила Тамара.
Соломатин встал:
– Все очень просто: я пойду в исполком и продлю ордер!
– Правильно! – поддержала жена. – У нас уважительная причина.
– Они не продлят! – махнул рукой Дима. – Чиновники…
– Почему? – не согласился простодушный Соломатин. – Я им все толково объясню, и они продлят!
На двери было написано: «Отдел по учету и распределению жилой площади». В отделе по учету горбился за столом худой мужчина с изможденным лицом.
– Здравствуйте! – устало сказал он Соломатину. – Садитесь! Слушаю вас, товарищ! – И тоскливо взглянул на очередного посетителя.
– Я к вам с просьбой! – начал Ефрем Николаевич.
– Сюда без просьб не ходят! – вздохнул инспектор.
– О продлении ордера, мы не можем переехать…
– Изменение обстоятельств?
– Да, – признался Соломатин. – Сейчас я вам объясню. Дети подарили мне щенка. Они подобрали его на улице. Это было два года назад…
– Фамилия? – спросил инспектор.
– Соломатин.
– Слушаю вас! – Инспектор быстро достал из картотеки нужную карточку. – Вам предоставлена трехкомнатная…
– Значит, дети подарили мне щенка, он, конечно, вырос в собаку и теперь пропал… – продолжал объяснять Соломатин.
– Кто? – не понял инспектор.
– Пес.
– Какой породы?
– Это не важно.
– А при чем тут я? – Инспектор искренне недоумевал.
– Из-за этой печальной истории мы не можем переехать! – Соломатин виновато улыбнулся.
– Ясно! – сказал инспектор. – Теперь объясните, чтоб я хоть что-нибудь понял.
– Я начну сначала, – огорчился Соломатин. – Дети подарили мне щенка…
– Минутку! – Инспектор поглядел карточку. – Старшему ребенку двадцать четыре, младшему восемнадцать!
– У меня есть другие дети, – перебил Ефрем Николаевич. – Их четырнадцать! Правда, когда они подарили мне щенка, их было только семь. За два года число их возросло вдвое!
– Ясно! – Инспектор налил из графина воду в стакан и залпом выпил ее. – Все предельно ясно! Только я опять ничего не понял!
– Хорошо… – Соломатин был терпелив. – Дети подарили мне щенка…
– А если опустить в рассказе собаку? – робко намекнул инспектор.
– Как же ее опустить, если она пропала и в ней все дело? – удивился Соломатин.
– Значит, пропала шавка, и поэтому вы пришли в исполком?
– Я не могу переехать, это же очень просто! – Соломатин старался не нервничать. – Я должен подождать собаку!
– Люди годами ждут квартиру, а вы будете ждать собаку! – сделал вывод инспектор, на что Соломатин воскликнул:
– Предать собаку – значит предать детей!
– Которых двое или которых четырнадцать? – Профессия инспектора обязывала его быть дотошным.
– Сегодня их четырнадцать, – гордо сказал Ефрем Николаевич, – завтра будет больше! Музыка зовет!
– Музыка… – повторил инспектор. – У вас есть закурить?
– Я некурящий!
– Я тоже! – кивнул инспектор. – Меня били костылями, мне предлагали взятки, но никто не травил меня собакой! Не перебивайте! Дети подарили вам щенка, детей было семь, собака выросла, детей стало четырнадцать. Вы просите квартиру большей площади!
– Все неверно! – подытожил Соломатин.
– Вон! – тихо попросил инспектор.
– Вы не поняли суть вопроса! – мягко сказал Ефрем Николаевич. – Собака не знает нового адреса…
– А вы ей сообщите! – Инспектор не издевался. Он, как говорится, дошел.
– Как же я ей сообщу, если ее нет?
– Кого нет?
– Собаки.
– Оказывается, у вас нет собаки! – ахнул инспектор. – Вон!
– Значит, нельзя продлить ордер?
– Что?
– Ордер.
– Какой?
– На квартиру!
– Почему?
– Собака пропала.
– Которой нет, – прошептал инспектор. – За что?
Соломатин поднялся:
– Вы такой непонятливый, как вас на работе держат? – и ушел.
Есть такое выражение: два переезда – один пожар. Следовательно, один переезд – это полпожара, что тоже более чем достаточно. Правда, Соломатиным переезжать было несколько легче. Им помогал детский хор в полном боевом составе, внося в переезд немыслимый беспорядок, и четверо крепких молодых грузчиков. Один из них, увидев, что Ефрем Николаевич поднял тяжелую тумбу, немедленно отобрал ее у него и укоризненно покачал головой.
– Вы сами ничего не таскайте! Ваше дело – распоряжаться!
– Кто раздобыл таких уникальных грузчиков? – узнавал у жены Ефрем Николаевич. Клавдия Петровна держала в руках маленькую плетеную корзиночку, аккуратно прикрытую шерстяной тряпкой.
– Тамара…
– Сколько им заплатить?
– У нее и спроси!
– Эти грузчики такие старательные, такие вежливые… Наверное, сдерут втридорога!
Когда четверо грузчиков закончили свою творческую деятельность, Соломатин подошел к ним и виновато сказал:
– Не знаю, сколько вам обещали… по пятерке на брата, больше у меня нету…
Грузчики замялись, а Тамара отобрала у отца деньги.
– Баловать их не надо! Толик, Вова, Сева, спасибо – и по домам! Лева остается вешать люстру.
Лева счастливо улыбнулся. Соломатин захохотал и протянул Тамаре руку, явно надеясь получить двадцатку обратно.
– Зря смеешься, – сверкнула глазами Тамара, – эти деньги я откладываю на сапоги! Лева, что ты тут застрял, иди вешай!
И когда Лева вышел, объяснила:
– С «Лакокраспокрытаем» я уже рассталась!
– Почему?
– Я вся пропахла краской! И лаком тоже! Я стала не женщина, а хозяйственный магазин!
– Где же ты будешь работать? – устало вздохнул Соломатин.
– Лева – спелеолог. Специалист по пещерам. Он берет меня в спелеологическую экспедицию. Я начинаю новую, пещерную жизнь. А кем я, по-твоему, должна стать?
– Человеком! – ответил Соломатин. – Надо вещи разбирать, идем!
Лева стоял на столе посередине большой комнаты новой квартиры Соломатиных и пытался повесить старинную хрустальную люстру – самый ценный предмет в семье. Люстра была тяжелая, и Лева держал ее обеими руками.
– Только осторожно! – умолял Ефрем Николаевич.
– Дайте мне шнур, что ли, или здоровенный гвоздь, – обратился к нему Лева. – Боюсь, этот крюк слабоват, не выдержит…
– Клава! – Соломатин безнадежно оглядывался по сторонам. – Где в этом бедламе можно найти шнур или гвоздь, обязательно большой?
Клавдия Петровна сидела на чемодане в маленькой комнате и держала на коленях плетеную корзинку, прикрытую шерстяной тряпкой.
– Я здесь!
Соломатин направился к жене и прежде всего заметил странное выражение ее лица: по лицу плыла загадочная улыбка.
– Что с тобой, Клава?
– Вот, я принесла…
– Что ты принесла?
– Как бы тебе объяснить… В общем, ты можешь взглянуть…
Ефрем Николаевич откинул тряпку и увидел щенка, который безмятежно спал. Точно такой же щенок, каким был когда-то Тинг.
– Какая прелесть! – воскликнула Тамара, она стояла в двери. – Это вместо Тинга, да?
У Ефрема Николаевича перехватило дыхание, и он коротко распорядился:
– Перейдем в ванную!
– Подождите! – испугался Лева. – Я уже начал закреплять люстру, мне нужен гвоздь срочно и шнур, мне тяжело держать.
– Поговорите с Тамарой! – сказал Соломатин. – Я сейчас!
– Но как же я буду вот так стоять…
Тамара захохотала, а Соломатин, держась за сердце, уже спешил в ванную.
Там он вовсю отвернул кран, чтобы вода лилась с шумом и Лева не мог услышать, о чем здесь говорят.
– Это настоящий жесткошерстный! – оправдывалась Клавдия Петровна. – У него родословная… вот такая… – Клавдия Петровна показала, какая огромная родословная у этого крохотного щенка. – У него в роду сплошные золотые медалисты. Мне его по дешевке уступили, за двадцать рублей!
– Эх ты! – сказал Ефрем Николаевич. – Тинг ведь член семьи и член детского хора, а ты за двадцать рублей хочешь купить нового члена семьи!
– Тинга так давно уже нет… – слабо сопротивлялась Клавдия Петровна. – Нового тоже можно Тингом назвать… И он такой породистый!
– А почему ты считаешь, – возвысил голос Соломатин, – что собака с родословной лучше собаки с плохой анкетой?
Клавдия Петровна робко посетовала:
– Нет, я, конечно, не жалуюсь, хотя мне тащиться Бог весть куда и я не знаю, вернут ли двадцать рублей…
– Тот, кто сегодня может предать собаку, завтра… – Соломатин не закончил фразы, потому что в ванной возникла Тамара.
– Лева предупреждает, что он больше не может, что сейчас он свалится вместе с люстрой!
– До чего ж эта молодежь хлипкая! – возмутился Ефрем Николаевич, а Клавдия Петровна выставила дочь за дверь. – Найди ему все, что ему нужно!
– Где?
– Понятия не имею! Ищи. – И когда Тамара вышла, накинулась на мужа: – Ты все знаешь, как надо. Ты образцовый, непогрешимый, ты даже рояль перевез, вместо того чтобы продать его и купить порядочную мебель.
