Вэй Хой - Крошка из Шанхая
Я нежно обняла Тиан-Тиана. Его слова согревали меня лучше любой ласки, ни одному мужчине до него этого не удавалось. Часто, слушая его завораживающий голос, глядя ему в глаза, любуясь его губами, я испытывала необыкновенный прилив чувственности, который подхватывал меня, словно бурный поток.
– А еще что? Продолжай. Мне нравится слушать тебя, – пробормотала я, целуя его в мочку уха.
– А еще… тебя невозможно провести или вызвать на откровенность. Наверное, у всех одаренных писателей раздвоение личности. То есть, я имею в виду, что они не очень надежные люди.
– Что тебя беспокоит? – озадаченно спросила я, отрывая губы от его уха.
Тиан-Тиан покачал головой.
– Я люблю тебя, – сказал он, легко обняв меня за талию и положив голову мне на плечо. У самой шеи я ощутила прикосновение его трепещущих ресниц. И снова теплая волна неизъяснимой нежности наполнила сердце. Наши руки сплелись, мои – скользнули на его ягодицы, его – легли мне на живот. Так мы и замерли лицом к лицу, глядя друг на друга, как на свое отражение в холодной водной глади зеркала.
***
Позже, когда он заснул, свернувшись калачиком в кровати, я еще долго лежала в задумчивости, обняв и прижавшись к его спине. Все это время его упрямство и уязвимость оставались для меня необъяснимой загадкой. Сама не знаю почему, но я считала, что отвечаю за него, и меня мучила совесть.
***
На самом деле в день рождения Паучка в «Зеленом стебле» не произошло ровным счетом ничего страшного. Не было ни профессионального вора, ни ограбления, ни хитроумного плана – даже пылинки не пропало. Все шло своим обычным чередом. Старик Янь по-прежнему спокойно и беззаботно пересчитывал выручку по вечерам, давал нагоняи персоналу, ругался по телефону и храпел в задней комнате. Сменившая меня официантка оказалась ничуть не хуже, а вскоре после этого Паучок бесследно исчез вместе со всеми своими коварными замыслами в неизвестном направлении.
***
Я всерьез засела за книгу. Ни на что другое просто не хватало времени. Мне приходилось все время подстегивать воображение и ждать, когда из этого мучительного, сводящего с ума безмолвия проступят очертания будущего сюжета и действующих лиц. Тиан-Тиан прислуживал мне, как верный раб, всеми силами пытаясь помочь мне реализовать мой волшебный дар и создать что-то подлинное и стоящее. Это стало смыслом его жизни.
У него появилась новая страсть – ходить за покупками в супермаркет. Подобно родителям, мы добросовестно посещали супермаркеты «Топс», набивая тележку всякой вкусной снедью и разными хозяйственными мелочами. И хотя медики предупреждают, что такие продукты, как шоколад и попкорн, страшно вредны для здоровья, именно они нам и нравились.
Дома я раскладывала перед собой девственно чистые листы бумаги, которым в скором времени предстояло стать рукописью, и иногда, как бы невзначай, поглядывала на себя в маленькое зеркало: проверяла, не проступает ли уже на лице выражение мудрости и знания человеческой природы, отличающее любого настоящего писателя. Тиан-Тиан неслышными шагами ступал по квартире, заботливо наливал мне содовую, готовил фруктовый салат со специальной заправкой, отламывал дольки от плитки шоколада «Дав» и кормил меня ими, чтобы лучше думалось; придирчиво выбирал музыкальные диски, чтобы они будоражили творческую фантазию, но не отвлекали, и регулировал кондиционер. Огромный письменный стол был уставлен блоками сигарет «Майлд Севен», они громоздились друг на друге подобно кирпичной кладке, завален книгами и пачками писчей бумаги. Я совсем не умела пользоваться компьютером и не собиралась учиться.
Я придумала уйму заголовков для будущих книг. По моему замыслу все произведения должны были иметь глубокое содержание и привлекательную, эротичную обложку.
Инстинкт подсказывал, что следует писать о Шанхае на рубеже веков. Об этом жизнелюбивом городе, об окружающей его ауре призрачного счастья, о новом поколении, которое он вскормил, о вульгарной, сентиментальной и таинственной атмосфере, царящей в его переулочках и аллеях. Это уникальный азиатский город. Начиная с тридцатых годов прошлого века в нем сохранялась и развивалась культура, представлявшая собой своеобразный сплав китайской и западной цивилизаций. И сейчас город захлестнула вторая волна, пришедшая с Запада. Описывая Шанхай, Тиан-Тиан как-то употребил слово «постколониальный». Разноязыкая и пестрая толпа посетителей «Зеленого стебля» напоминала мне о временах расцвета старомодных салонов с их изысканной светской болтовней. Но все меняется, и современный Шанхай похож на любой другой многонациональный город.
Написав удачный, с моей точки зрения, абзац, я обычно с чувством и выражением читала его Тиан-Тиану.
– Моя дорогая Коко, ты уловила самую суть. Своим творчеством ты способна создать вымышленный мир, гораздо реальнее того, в котором мы живем. Подожди-ка… – Он схватил мою руку и прижал ее к своей груди, поближе к сердцу. Оно билось под моей ладонью. – Гарантирую, это тебя вдохновит, – добавил он.
Часто Тиан-Тиан ни с того ни с сего покупал мне подарки, как будто ему доставляло удовольствие тратить деньги на красивые, но совершенно бесполезные вещи.
Но мне-то были нужны не подарки, а он сам. Дождусь ли я того дня, когда мы станем близки?
Чем сильнее любовь, тем острее боль плоти.
***
Однажды ночью мне приснился эротический сон. Мне привиделось, что мое обнаженное тело сплелось в какой-то дикий клубок с телом мужчины в темных очках. Наши конечности извивались как щупальца спрута, а золотистые волосы на его теле маняще щекотали кожу, от чего меня бросало в жар. Где-то вдали звучал мой любимый джаз. Потом музыка внезапно оборвалась, и я проснулась.
Воспоминания об этом сне невольно порождали угрызения совести. А затем я вдруг подумала: что занимало Тиан-Тиана в последнее время? Он был больше меня увлечен будущей книгой. Это превратилось у него в навязчивую идею. Возможно, моему творчеству суждено сыграть роль гормонального стимулятора, способного усилить связывающую нас необъяснимую и ущербную любовь? Было ли это добрым знамением, благословением свыше… или наоборот? Кто знает!…
Я не могла избавиться от этих мыслей, потом вдруг повернулась к Тиан-Тиану и заключила его в объятия. Он мгновенно проснулся, увидел следы слез у меня на лице и, не задавая вопросов, не произнося ни единого слова, начал нежно и бережно ласкать мое истомившееся тело. Никто не учил его, но он мог сделать так, что я возносилась к небесам. Не плачь. Не говори о расставании. Я просто хочу улететь с тобой по другую сторону ночи.
Бренность и горечь нашей жизни неизбывны, а от романтических грез не остается и следа.
4 Искуситель
Я из Берлина, и твоя любовь мне принадлежит. Ночь близится, сомкни, любимая, объятия, и воспарим.
Борис Брахт
Мадонна пригласила нас на тематическую вечеринку в стиле ретро под названием «Возвращение авеню Жоффр», которую устраивали на последнем этаже небоскреба на углу улиц Хуайхай и Яньдан. Авеню Жоффр, а ныне улица Хуайхай, была старинным бульваром, символом шанхайского романтического прошлого тридцатых годов. В атмосфере постколониального увлечения былыми нравами, возрождающегося интереса к старинным традиционным одеяниям, ципао [23], плакатам с изображениями волооких красавиц, рикшам и джазовым оркестрам, то есть ко всем атрибутам прежней вальяжной жизни, снова входящим в моду, этот бульвар бархатной лентой обвивал измученное ностальгией сердце Шанхая.
У Тиан-Тиана было скверное настроение, но он все-таки пошел со мной. Как я уже говорила, мы были неразлучны, тенью следуя друг за другом, как сиамские близнецы.
Я в стилизованном ципао и Тиан-Тиан в традиционной чжуншань [24] вошли в кабину лифта. «Подождите, пожалуйста!» – раздался вдруг незнакомый голос. Тиан-Тиан придержал рукой уже закрывающиеся двери лифта, и в кабину, обдав нас ароматной волной одеколона «Си-Кей», скользнул высокий мужчина, судя по внешности, приезжий из Европы.
Откуда-то сверху падал бледный, розоватый свет. Стоя между двумя мужчинами и машинально следя за почти неуловимым мельканием индикатора этажей скоростного лифта, я на мгновение утратила чувство реальности от легкого головокружения. Невольно взглянув на стоящего рядом высокого иностранца, я отметила про себя равнодушно-безразличное и одновременно чувственное выражение его лица, выдававшее опытного плейбоя.
Двери лифта неслышно разошлись в стороны, и меня оглушил шум, крепкий запах табака и человеческих тел. Высокий незнакомец улыбкой дал понять, что пропускает меня вперед. Мы с Тиан-Тианом миновали прикрепленную к стене пластмассовую вывеску «Авеню Жоффр» и, отодвинув тяжелую бархатную портьеру, вошли в зал. Нашему взору предстало море лиц. Гости танцевали под декадентскую музыку прошлых лет.
