Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах
Но сгинет идиллия быстро, Быстрей, чем желтеет печать, И кто-то другого министра Поставит твой сон охранять.
И в час, когда жизнь измочалит Мечты и надежды мои, Я буду министром Печали, Ты будешь министром Любви…
Ты будешь при гимнах и флагах, При птицах, слетевших на юг, И как-нибудь роясь в бумагах, Найдешь писанину мою.
И глядя на строки поэта, Как небо на листья глядит, Ты скажешь: «Кончается лето, Как время, однако, летит».
Грустная это была любовь — поэт и молоденькая журналистка, которой только-только открывался большой мир необычайных возможностей. Но, несмотря ни на что, он все время участвовал в моей жизни или хотя бы был в курсе моих злоключений…
Да, и еще один — Димка Кнуров. Тоже мой бывший босс. У него я училась по профессии «политтехнолог» — митинги проводить, забастовки в аэропортах и прочие массовые мероприятия. Он учил меня писать депутатские запросы и публичные речи, допускать в правильном месте нецензурное словцо и заставлять толпу обращаться к поиску великой национальной идеи. Я быстро натаскалась составлять тексты, которые могли пробирать аудиторию до костей, и сама готова была рыдать, когда вытаскивала из принтера горячую отпечатанную листовку.
С ним мы гоняли по ночной Москве, пили «напалм», мешая самбуку и абсент, думали о смысле и бессмысленности бытия, танцевали под экстази, обсуждали несбыточные мечты и хоронили любовь. Его — к какой-нибудь очередной южноафриканской фотомодели, или мою — к очередному подонку распространенного в средней полосе славянского типа.
Мы не спали с ним, хотя провели много ночей напролет вдвоем. Мы пили виски, курили, обсуждали его очередной любовный нокаут и мою отправленную в шредер страсть… И опять пили виски со льдом.
У нас был общий друг Кир. Или Кирилл. Известнейший журналист Кирилл Дамаданов. Когда мы собирались втроем, мы входили в резонанс со всей Вселенной, вернее, с самыми разрушительными ее силами.
Пару лет назад, в феврале, когда Димка вернулся из Непала, мы решили произвести ритуал воскурения благовоний у подножия статуи Шивы. В роли статуи — сувенирный формат индусского бога Шивы, не больше ладони. В роли благовоний — темный катышек гашиша на фольге… После ритуала мы отправились в «Этаж» на Тверской, где началось нереальное разрушение основ. Официанты не могли донести напитки до клиентов, опрокидывая на пол подносы с наполненными бокалами. В уборной дрались проститутки, вырывая друг у друга крашеные волосы. Мы пили виски прямо из горла, не рискуя обращаться к бармену и официантам, которые, как фигуристы на льду, скользили на мокром от крепкого алкоголя паркете…
Кирилл только что устроился спецкором в газету «Новый Телеграф» и циклился на своих производственных планах. Я пыталась «халявить» и не пить, поскольку была за рулем. И вообще я тщетно собиралась домой: «Уже три часа ночи, завтра совещание в девять, а у меня будет опухшая рожа…».
— Да пусть сгорит твой «Телеграф»! — воскликнул Димка. — И ты, — он обратился ко мне, — иди на хер!
Хотя я просилась только на совещание.
Этой ночью сгорела редакция газеты «Новый Телеграф», причем вместе с издательским комплексом. А меня избили и ограбили у подъезда, пытаясь, помимо сумки, отнять и новую норковую шубу. Бить человека ногами, лежащего на земле и одновременно снимать с него шубу — стратегическая ошибка. Избиваемый сворачивается в позу эмбриона, защищаясь от ударов, а снятие с эмбриона шкурки становится поистине невыполнимой задачей. Оторвали рукав и воротник. «Телеграф» быстро отстроили, шубу я починила.
Позже я узнала, что это была особенная ночь. Именно в то воскресенье мы разделили ритуал курения со ста пятьюдесятью тысячами индусскими брахманами и приверженцами культа Шивы. Ритуал сей проводился под кронами деревьев, рядом с храмом Пашупаинат в столице Непала, на восточной окраине Катманду, одном из самых святых мест для всех индусов. Вот что значит, по-моему, «входить в резонанс со Вселенной»…
Когда мы работали в паре, не было нам равных. Он всегда был стратегом, я тактиком. То есть он головой, а я шеей. Он говорил ЧТО делать, а я говорила КАК делать. Я была реализатором его гениальных идей. А он знал, что можно только придумать эту самую идею и назавтра она станет реальностью, потому что рядом была я. Собираясь к очередному спонсору для кампании какого-нибудь кандидата или партии, мы как пароль говорили: «Ну что, идем грабить банки?» Нам давали деньги на избирательные кампании прямо из сейфа — потому что с той минуты, как он появлялся в высоком кабинете какого-нибудь банкира, любой «денежный мешок» начинал безоговорочно верить Димкиной харизме. Бонн и Клайд. Я была Бони Паркер при своем Клайде Барроу. Но мы не были аферистами — мы отвечали за свои слова, и наши заказчики-кандидаты если и не приходили к финишу первыми, то их выборные кампании оставались в народной памяти как самые остросюжетные блокбастеры политического «Голливуда» России…
…Димка сейчас очень болен, и я переживаю за него. Несколько месяцев его лечат лучшие доктора, в том числе нетрадиционные… Но ничего не помогает. У меня с собой всегда его диск — он когда-то записал альбом. Одна из моих любимых песен — «Следы на песке»… «Я молился богам, что не стоили свеч. Я молился богам, приносящим беду». Поклонение Шиве, все эти вудуистские ритуалы… А может, в этом причина его болезни?».
— «Я оставлю тебе лишь следы на песке…» Такие слова этой песни. Значит, НИЧЕГО…
Я замолчала, листая список значимых людей в своей жизни, но он почему-то закончился…
— И это все? — прервал мои размышления Ян.
— Да, больше не могу никого вспомнить. Даже странно… Значимый… Это те двое, которые повлияли на развитие и становление моей личности… Которые как бы чему-то научили… Которые были своего рода «суфиями» рядом со мной. А я прилежной ученицей.
— Как бы… чему-то… своего рода… Опять возвращаешься к категориям неопределенности.
Я не совсем понимала, где «точка сборки» нашей встречи в формате платной психотерапии. Или, может, речь идет уже о психиатрии? Может, я категорически и неизлечима больна? Даст ли он мне ключ, или мне, как и раньше, придется в одиночку бродить в потемках моей кромешной и раздвоенной личности, которая мечется между белым и черным?
— Хочешь обратную связь? Когда я увидел тебя впервые, подумал — выжженная пустыня. Непотому, что в тебе нет жизни, а где-то внутри — пустота, аж ветер завывает. Ты боишься одиночества, тебе скучно с самой собой. Ты прибегаешь к сотне уловок, чтобы быть в постоянном движении — вечеринки, командировки, встречи у камина, забастовки на заводах, семинары о секретах женской привлекательности и истоках мужской неверности — такое ощущение, что ты уже перепутала, где жизнь, а где работа. Ты устраиваешь эту круговерть с одной-единственной целью — не оставаться наедине с собой. Да, ты пытаешься постоянно менять окраску, быть разной, играешь разные роли. То вздыхаешь, как Рената Литвинова, то перекидываешь ногу на ногу, как Шарон Стоун, то выступаешь, как Ильич на броневике — и это только узнаваемые образы. Перепрыгиваешь с одной темы на другую в разговоре, меняешь тембр голоса, пытаешься оказаться в центре внимания или, наоборот, выключаешься из общего разговора, погружаясь в философическое настроение… Но где ты — настоящая?..
Да, похоже, все мои уловки раскрыты. А я думала еще побыть в образе «привлекательной блондинки»…
— Ян, у меня довольно тонкая психическая конструкция. Я — лунная женщина Рак, у меня настроение меняется не только в зависимости от фаз Луны в течение месяца, но и в течение одного дня или часа — я могу несколько раз переходить из одного состояния в другое. Кроме того, я — самонастраивающаяся система, которая приспосабливается к изменяющимся условиям, автоматически меняя параметры настройки в зависимости от реакции собеседника, каких-то внешних обстоятельств…
— Если ты не управляешь этим процессом, а ты говоришь про «автоматический поиск», то это — аномалия.
— Я всегда была геомагнитной аномалией, Бермудским треугольником, где вечно штормит… Я искренне пытаюсь жить как люди, но я другая. Сколько еще мне предстоит обманывать себя и окружающих?…Ты знаешь, в детстве, когда меня отвозили в деревню, я уже тогда испытывала это странное беспокойство — меня тянуло куда-то, словно звал голос, но не могла понять, куда. Иногда ночью я убегала в поле, к большому камню, и ждала, когда за мной прилетят. Я очень четко это чувствовала — меня должны забрать отсюда. Мне очень неуютно было в этом мире, я знала, что где-то есть другой мой мир, моя планета… Я оставляла записку, кажется, в книжке по астрономии: «НЕ ИЩИТЕ, МЕНЯ ЗАБРАЛИ К СВОИМ…» Но каждый раз возвращалась, потому что встреча, которую я ждала, не назначая, так и не происходила. И постепенно терялась надежда, моя уверенность в том, что спасение где-то очень-очень близко…
