Энни Прул - Корабельные новости
— Я не верю во всякие дурацкие предрассудки, — сказал он. — Похороны! У нас в ЦМЛ устраивают вечеринку с коктейлем. Потом, где ты найдешь священника, который согласится сказать прощальное слово над самоубийцей?
— Преподобный Стейн состоит в их Обществе Достойного Ухода. Тебе бы следовало приехать. Помоги мне хотя бы убрать в подвале. Отец оставил там около четырех тонн разных журналов. Слушай, неужели ты не считаешь, что должен увидеть, как их выносят из дома? — Он почти всхлипывал.
— Эй, свиное рыло, они нам что-нибудь оставили?
Куойл понимал, что имел в виду его брат.
— Нет. Большой долг по выплате за дом. Они потратили все свои сбережения. Мне кажется, что именно поэтому они решились на такой шаг. То есть, я хочу сказать, они считали, что человек имеет право уйти из жизни достойно, к тому же они потратили все свои деньги. Сеть универсамов обанкротилась, и отцу перестали платить пенсию. Если бы они были живы, им пришлось бы устраиваться на работу. Клерками в «Севен-Элевен»1, или что-нибудь в этом духе. Я думал, что у матери тоже была пенсия, но я ошибался.
— Ты шутишь? Да ты, похоже, еще тупее, чем я думал. Слушай, говнюк, если там что-нибудь останется — пришли мне мою долю. Адрес у тебя есть. — И он бросил трубку.
Куойл прикрыл рукой подбородок.
Агнис Хамм, сестра отца, тоже не приехала на церемонию. Она прислала Куойлу записку на голубой бумаге, с ее именем и адресом, выделенными рельефными буквами с помощью специального почтового устройства:
«Не успеваю на службу, но приеду в следующем месяце, числа двенадцатого. Заберу прах твоего отца, как сказано в завещании, и познакомлюсь с тобой и другими членами семьи. Тогда и поговорим. Твоя любящая тетя Агнис Хамм».
К приезду тетушки осиротевший Куойл получил новый удар судьбы, на этот раз из рогоносца превратившись в брошенного мужа и вдовца.
***— Пет, нам надо поговорить, — взмолился он.
Он уже знал о ее последнем увлечении, безработном торговце недвижимостью, который оклеил бампер своей машины мистическими символами и верил газетным гороскопам. Она жила у него, лишь изредка приезжая домой за вещами. Куойл бормотал сентиментальные фразы из открыток. Она отвернулась от него, поймала свое отражение в зеркале спальни.
— Не называй меня Пет. У меня и так достаточно глупое имя. Меня надо было назвать Айрон или Спайк.
— Железная Петал? — он попытался улыбнуться. Непослушный рот.
— Не старайся быть милашкой, Куойл. Не пытайся делать вид, что у нас все весело и замечательно. Оставь меня в покое. — Отвернулась от него, перекинув одежду через руку. Крючки вешалок выглядели как иссохшие головы гусей. — Понимаешь, это была шутка. Я не хотела ни за кого замуж. И я не хочу никому быть матерью. Все это было ошибкой, и я говорю это серьезно.
Однажды она не вышла на работу в Нозерн Секьюрити. Менеджер позвонил Куойлу. Кажется, его звали Рикки.
— Да, знаете, я обеспокоен. Петал не могла просто «не прийти», как вы говорите, не сказав мне ни слова. — По тону его голоса Куойл понял, что Петал с ним переспала. И оставила питать пустые надежды.
Через несколько дней после этого разговора Эд Панч, проходя мимо стола Куойла, кивнул в сторону своего кабинета. Так происходило каждый раз.
— Я должен тебя уволить, — сказал он. Его глаза источали желтый свет, а язык облизывал губы.
Взгляд Куойла приклеился к портрету на стене. На этот раз он сумел рассмотреть подпись под волосатой шеей: Хорас Грили.
— Кризис производства. Не знаю, сколько еще продержится газета. Мы сокращаем штаты. Боюсь, на этот раз у меня не будет возможности взять тебя обратно.
***В шесть тридцать он открыл дверь кухни. Миссис Мусап сидела за столом и писала на обороте конверта. Ее пятнистые руки напоминали стволы деревьев.
— Вот вы где! — закричала она. — Я надеялась, что вы придете, чтобы мне не надо было все это записывать. Рука прямо отваливается! Мне уже пора идти в акупунктурную клинику. Очень помогает. Во-первых, миссис Петал говорит, что вы должны заплатить мне за работу. Вы должны мне за семь недель, и это выходит ровно три тысячи восемьдесят долларов. Буду благодарна, если вы выпишите мне чек прямо сейчас. Мне тоже надо оплачивать счета, как и всем остальным.
— Она звонила? — спросил Куойл. — Она сказала, когда вернется? Ее босс хотел это знать. — Он слышал, как в другой комнате работал телевизор. Нарастающий и убывающий звук маракас, рокот бонго2.
— Не звонила. Влетела сюда часа два назад, собрала все свои вещи, сказала мне то, что я должна вам передать, забрала детей и уехала с тем парнем на красном «гео». Вы знаете, кого я имею в виду. Тем самым. Сказала, что переезжает с ним во Флориду и что пришлет вам бумаги по почте. Уволилась и уехала. Позвонила своему начальнику и говорит: «Рикки, я увольняюсь!» Я стояла прямо рядом с ней, когда она это сказала. Еще она сказала, что вы должны мне сразу же выписать чек.
— Я не понимаю, — сказал Куойл. Во рту у него был холодный хот-дог. — Она забрала детей? Она никогда бы их не взяла.
«Мать, ранее уклонявшаяся от своих обязанностей, похищает детей».
— Ну, верите вы этому или нет, мистер Куойл, она их забрала. Я могу ошибаться, но, по-моему, она обмолвилась, что собирается оставить девочек с кем-то в Коннектикуте. Дети были счастливы прокатиться на этой маленькой красной машине. Вы же знаете, они практически никуда не выезжают. Им необходимы положительные эмоции. Но она очень четко сказала о чеке. О моем чеке. — Колоссальные руки исчезли в рукавах ее пальто, в стиле доломана. Твид с вкраплениями пурпура и золота.
— Миссис Мусап, на моем банковском счете не больше двенадцати долларов. Час назад меня уволили. Зарплату вам должна была платить Петал. Если вы серьезны в своих намерениях получить три тысячи восемьдесят долларов, то мне придется продать наши лазерные диски, чтобы вам заплатить. — Он продолжал жевать сморщившийся хот-дог. Что дальше?
— Вот так она всегда и говорила, — горько отозвалась миссис Мусап. — Вот поэтому мне все это не нравится. Плохо работать, когда тебе за это не платят.
Куойл кивнул. Потом, когда она ушла, он позвонил в полицейский участок.
— Моя жена. Я хочу вернуть моих детей, — говорил Куойл в телефон, отвечая механическому голосу. — Мои дочери, Банни и Саншайн Куойл. Банни шесть, а Саншайн четыре с половиной. — Они были его детьми. Рыжеватые волосы, веснушки, как мелко нарубленная трава на мокрой шерсти собаки. Тонкая красота Саншайн в ее тугих оранжевых кудряшках. Невзрачная, но очень умная Банни. У нее были бесцветные глаза Куойла и рыжие брови. Одну из них пересекал шрам, в память о том, как она выпала из тележки в супермаркете. Ее курчавые волосы были коротко подстрижены. Дети были широки в кости.
— Они обе похожи на корпусную мебель, которую строят из тары, — острила Петал.
Директор детского сада увидел в них не подлежащих приручению нарушителей спокойствия и исключил сначала Банни, а потом и Саншайн. За щипки, толкотню, крики и требовательность. Миссис Мусап считала их плохо воспитанными детьми, которые постоянно ныли, что хотят есть и не давали ей смотреть любимые передачи.
Но когда Петал заявляла, что беременна, метала сумку на пол, как кинжал, и заговаривала об аборте, Куойл уже самозабвенно любил сначала Банни, потом Саншайн. Любил, боясь, что, появившись в этом мире, они проведут с ним лишь краткое, взятое взаймы время, и когда-нибудь настанет страшный день, когда им придется расстаться. Он никогда бы не подумал, что это произойдет из-за Петал. Ему казалось, что она не может причинить ему большей боли, чем уже причинила.
