Оксана Ткаченко - Облака не тают
Через семь минут такси везло их к месту назначения.
9
После вкусного обеда Бернар повёл Дину гулять по Праге. Вчера она бродила в одиночестве, не осмеливаясь попросить незнакомцев сфотографировать её. Сама делала снимки, чтобы когда-нибудь воссоздать на своём холсте пражскую атмосферу. Сейчас она была счастлива. Счастлива впервые за последние пять лет. Дюке не позволял ей уходить в мысли и заниматься самокопанием. Он вёл себя как мальчишка. Хватал за руку и тащил то к одному памятнику, то к другому, то к третьему… Она улыбалась в объектив. И он сиял от блеска её зелёных глаз. Через час директор парижской галереи отважился сфотографироваться с ней вдвоём. Он остановил двух парней и девушку. Передал одному из юношей фотоаппарат. Дина обрадовалась. Она мечтала запечатлеть любовь. Да, она знала, что этот день больше не повторится, что через сутки они расстанутся и уже не встретятся вновь. Она желала сохранить это чувство. Пусть на фотографии. Неважно. Снимок будет доказательством их мгновения счастья. А Гринчук ценила такие эмоции. Впрочем, для Бернара совместный кадр имел столь же эпохальное значение, что и для художницы.
Секунды отрадного затмения перебегали в минуты, а те, в свою очередь, превращались в часы. Близился вечер. Дюке, словно пробудился ото сна. «Мне же надо найти номер!» – воскликнула душа мужчины. Он не желал смущать Дину ещё и в эту ночь. Когда утром они уходили на открытие выставки, Бернар узнал у администратора, что сегодня ни один из номеров не освободится, поэтому если ему срочно нужна отдельная комната, то лучше поторопиться и решить этот вопрос до полудня. Но директор галереи, очарованный своей спутницей забыл, что ему необходимо подыскать ночлег.
– Нам пора возвращаться в гостиницу, – сказал Дюке.
– Только пять часов. Ещё рано, – проговорила Дина. И тут вдруг до неё дошло. «Не ещё, а уже не рано. Скоро ночь, а насколько я помню, он не решил вопрос с номером. Его чемодан до сих пор стоит рядом с моей дорожной сумкой. Он не может вторую ночь спать со мной в одной постели. И всё-таки я не хочу, чтобы он уходил», – подумала девушка.
– Я должен забрать из вашего номера свой чемодан, – с горечью произнёс Бернар.
– А вы уже где-то сняли себе номер? – спросила художница, прекрасно зная на него ответ. Он же всё время был с ней. Значит, он не мог его снять.
– Думаю, вам известен ответ.
– Да, то есть, нет. «Нет» в смысле, что вы не нашли себе гостиницу.
– Верно. Не нашёл. Однако прямо сейчас отправляюсь искать.
– Не уходите.
– Почему?
– Я… – запнулась Дина. «Не могу же я сказать ему, что люблю его».
– Что вы? – спросил он, взяв её за руки. Он смотрел ей в глаза, надеясь увидеть то, что мечтал увидеть. «Она хочет, чтобы я остался, и она боится, что этого хочет», – осознал Бернар.
– По сути это ваш номер. И исчезнуть должна я, – проговорила Гринчук.
– Нет. Только не исчезайте из моей жизни. Прошу вас.
Возвращение в отель вызвало небывалую грусть. Дюке хотел быть с художницей. Но только не в гостиничном номере, а у себя дома. А ещё он мечтал, чтобы их не связывали деловые вопросы, которые откровенно мешали отношениям, вынуждая каждого участника любовного тандема чувствовать себя своеобразным должником. Выбора не оставалось и приходилось просто ждать, что подскажет течение времени. Также в туманном ожидании томилась душа девушки. Томилась от неизвестности, от любви, от долга, от собственной невероятной правильности поведения. А ведь любовь не обязана быть строгой, подчинённой нелепым правилам. Никаких правил, когда любовь постучалась в сердце! Никаких. В противном случае, любовь уйдёт до того, как ей откроют дверь. Она нетерпелива, поэтому нажатием на звонок утруждать себя не станет. Развернётся, оставив после себя дикую боль и острую потерянность. И уже её не волнует, что тебе плохо без неё, что ты умоляешь вернуться, что не закрываешь двери, наоборот, распахиваешь настежь, чтобы ей не пришлось стучать кулачком или дотрагиваться пальчиком до звонка. Бесполезно. Она не знает о том, что тебе трудно без неё. Она занята другими проблемами. Поздно человек замечает то, что теряет. Раскаивается. Толку от этого нет. Сам себе причиняет страдания. Хотя мог бы никогда не узнать об их существовании.
Они разместились по краям кровати, чтобы случайно не дотронуться друг к другу. Вторая ночь делала Бернара и Дину более близкими духовно. Оба понимали, что их сердца стучат любовью. Однако и он, и она закрывали уши, чтобы не слышать. Притворялись равнодушными. А души изнывали от желания.
10
Дюке проснулся, когда на часах ещё не было шести. Последние минуты, наполненные счастьем, исчезали. Очень тихо он собрался, стараясь не разбудить художницу. Спустился. Написал записку и заказал цветы. Среди ярко-красных роз выделялся белый бутон. Бернар намеренно попросил, чтобы в центре красовалась снежная розочка. Вернулся в номер и положил букет с запиской на тумбочку у входа. «Может быть, она не обратит внимания на этот пучок, уйдёт гулять по городу в ожидании меня, а я как последняя сволочь в это время буду лететь в Париж», – промелькнуло в сознании мужчины. Он ненавидел себя. Разве это нормально – убегать от любви? Конечно, ненормально. Это подло, это низко с его стороны. Это измена святому чувству. Но он не мог ради своего удовольствия подводить других людей, которые ждали его сегодня на конференцию. Он не имел права отменять столь масштабное мероприятие. Ведь оно было запланировано два месяца назад. И сказать о нём Дине, предупредить её о своём отъезде тоже не мог. Опять-таки страшился, что она не поверит, посчитает его несерьёзным человеком, который сначала влюбляет в себя, а потом бросает, полагая прощальный подарок из цветов романтическим жестом. Бернар посмотрел на девушку. Присел на колени рядом с кроватью. «Дина, если можешь, прости. Знаю, что предаю, но… Ты справишься. Провести один день в Праге не так уж сложно. Хотя вдвоём нам было бы лучше. Когда-нибудь мы обязательно встретимся. Ты талантливый мастер. И у нас ещё будут выставки. Однако уверен, что карьера для тебя не самое главное в жизни. Для меня тоже. Смешно. Ведь я покидаю тебя сейчас именно из-за работы. Я надеюсь, что ты поймёшь, что я лечу на это собрание не для себя, а для других. Это не оправдание мне. Я и сам знаю. Я люблю тебя. Всегда буду любить. Прежней беззаботной жизни у меня уже не будет. В ней есть ты, моя любовь», – прошептал Бернар. Осторожно взяв чемодан, он вышел из номера.
Гринчук встала около десяти. У неё сегодня выходной. И этот последний день в Праге она мечтала провести по-особенному. Она подозревала, что Дюке что-нибудь придумает, поведёт её в какое-то необычное место, где они будут вдвоём находиться под впечатлением от волшебного города, исполняющего любые желания. Дина огляделась вокруг. Бернара не было. «Интересно, куда он ушёл? Готовить сюрприз? Вполне вероятно», – подумала художница. Она приняла ванну. Оделась. И только тут обнаружила, что чемодана нет.
– О, Господи! Он съехал! – воскликнула она. – Ничего не сказал. Не предупредил. Я – самая наивная девушка на всей планете.
Дина расплакалась. Она не ожидала такого поступка от Бернара. Ведь она ясно дала понять, что не против, чтобы он ночевал в этом номере. «Я ему ни капельки не нравлюсь, поэтому он уехал, чтобы не давать напрасных обещаний. Но это невозможно. Я ведь видела в его глазах любовь. Прочитала по губам. Я не могу ошибаться. Я чувствую, что он любит меня так же, как и я его люблю. Да, я люблю его. Где же он?» – терзалась Гринчук. Она ходила по комнате. Выглядывала в окно. Вдруг он ждёт её на улице? Там, за окном торопились по важным делам чехи. Чужой город, чужая страна. И она сама себя чужая. Ей хочется покинуть собственное тело, бежать за ним, искать его, в радостном предвкушении заворачивать за угол, чтобы столкнуться с ним. Чтобы их сердца громко застучали от любви, а души вспыхнули страстным огнём. Нет. Она никогда его больше не увидит. Даже случайно встретить на улице его не доведётся.
Нахождение в номере стало невыносимым. Дина решила пойти погулять. «Надо спросить у администратора. Может быть, ему известно, куда отправился Бернар Дюке. Какой пятизвёздочный отель его принимает как почётного гостя?» – подумала она. Подходя к двери, она сжалась в комок. Цветы. Она не заметила их раньше, хотя и ощущала приятный аромат. Гринчук взяла в руки букет, наклонилась понюхать любимые розы и увидела бумажку.
– Это ещё что? Записка? От Бернара? Разумеется, от него. Кто ещё мне может подарить цветы и оставить послание? Разве что поклонники живописи. Тут сомнительно. Никто так меня не понимает, как Дюке, – говорила сама с собой девушка.
Я надеюсь, вы больше не будете плакать. Но если вы когда-нибудь ещё начнёте лить слёзы, вам стоит лишь произнести моё имя, и я прилечу. Прилечу к вам, моя милая, моя хорошая девочка, моя Дина. Только не считайте мой отъезд предательством. Это не так. Я просто не хотел забивать вашу голову своими рабочими задачами, которые решать должен я самостоятельно. Верю, что вы чудесно проведёте последний день в Праге. Я уже скучаю, но большое мероприятие, связанное с выставочным залом, вынуждает меня повести себя подобным образом. Спасибо за ваше искусство. Ваши картины делают меня счастливым.
